– Я полагаю, что вы с готовностью разделите взгляды Лоры, – начал он, – поскольку они непосредственно направлены на благо вашего пола. Быть спутницей своего мужа на самом деле, так же как и на словах, должно способствовать истинному женскому счастью, и в то же время это требует умственной культуры и постоянного развития. Она должна быть достойна отведенного ей положения, и поэтому мы начинаем с того, что обучаем ее устремлению через обладание, а не устремлению без возможности достижения, как это принято.

– Ох! Теперь я все понимаю, – сказала я. – Вы научили своего мужа очень достойно защищать часто обсуждаемый вопрос о "правах женщин". Значит, вы одобряете избирательное право женщин и все остальное? – добавила я, обращаясь к мистеру Дженкинсу.

– Поистине, вы удивляете меня, друг мой, – сказал он искренне, – ибо я всего лишь изрек истину, настолько простую, что она рискует превратиться в банальность даже из более красноречивых уст, чем мои; и все же вы относитесь к ней так, как будто она, по крайней мере для вас, в новинку. Но я не буду обсуждать с вами эту тему сегодня вечером, поскольку надеюсь, что за время вашего пребывания у нас вы узнаете столько же из фактов, сколько и из теорий, к тому же, как я вижу, вы утомились.

– Но одна вещь, которую ты сказала, определенно удивила меня, – сказала теперь Лора, вставая по моей просьбе, чтобы проводить меня в мою комнату. – Ты говоришь о женском избирательном праве так, как будто его не существует в вашей стране. Возможно ли, чтобы женщины нигде не могла голосовать, кроме как в Утопии?

– Так и есть, – ответила я, пожелала мистеру Дженкинсу спокойной ночи и отправилась спать с живым любопытством узнать побольше об этой удивительной стране и смутным желанием, чтобы я тоже жила в Утопии. И мне очень хотелось заснуть.

На следующее утро, когда мы сидели и болтали за завтраком, Лора сказала:

– Какое удачное совпадение! Сегодня вечером мы приглашены на свадьбу, и ты можешь пойти с нами, это даст тебе представление о наших обычаях и образе мыслей, которые, я уверена, тебе понравятся, помимо постоянно испытываемого восторга от того, что двое людей связаны друг с другом "и в беде, и в радости".

Мне очень хотелось увидеть, как работает эта новая для меня система, как я ее назвала, чтобы возражать, поэтому после обсуждения того, что мне следует надеть, вопрос, кстати, который никогда не игнорируется в Утопии, где от людей всегда ожидают, что они будут выглядеть наилучшим образом, дело было улажено. Еще одна приятная долгая беседа с Лорой и поездка заполнили день, и вскоре после ужина мы привели себя в порядок и сели ждать прибытия экипажа. Вскоре к нам присоединился мистер Дженкинс, тоже в праздничном костюме, но Лора, критически осмотрев его наряд, воскликнула:

– О, Уильям! У тебя слишком высокий воротник, и он тебе совсем не идет.

– Думаешь, нет? – спросил муж, самодовольно разглядывая себя в зеркале. – Но, Лора, это же новейший фасон воротничка, и сейчас он в моде.

– Я ничего не могу с этим поделать, он тебе не идет, – сказала Лора. – А теперь, пожалуйста, иди и переоденься, пока не приехала карета, чтобы доставить мне удовольствие.

Мистер Джей поднялся по лестнице, а я сидела, потеряв дар речи от удивления. Наконец Лора нарушила молчание.

– Я вижу, – сказала она, – вы поражены, потому что Уильям меняет свой воротничок, чтобы доставить мне удовольствие, не так ли?

– Это так, и я поражена больше, чем могу выразить. Я никогда раньше не видела, чтобы мужчина делал что-то подобное.

– Ну, конечно, я не знаю, как у вас, но у нас мужчина так же обязан угождать своей жене, как жена – своему мужу. Я ношу это платье, потому что Уильям восхищается им, тогда почему бы ему не прислушаться к моему вкусу? Это обязательство, безусловно, взаимное.

– Ах, да! В Утопии все очень хорошо, – вздохнула я, когда объявили о прибытии экипажа и наш разговор закончился.

Мы прибыли несколько позже, чем намеревались, поэтому, когда нас провели в комнаты, молодожены уже были на своих местах, и выглядели они очень естественно – мало чем отличаясь от женящихся пар, которые я видела раньше. Сначала это было несколько удивительно, но позже я подумала, что любовь более или менее утопична по своему происхождению и свойству, и я начала задаваться вопросом, не стремятся ли большинство молодоженов к утопии в своих свадебных путешествиях.

– И как вам понравилась наша свадебная церемония? – спросила Лора, увлекая меня к дивану в дальнем конце комнаты.

– По правде говоря, я не услышала так много того, что привыкла слышать, что, мне это было не особенно понятно. Во-первых, регистратор полностью опустил обещание "любить, почитать и повиноваться" со стороны жены, а во-вторых, он вообще ничего не сказал о долге мужа как защитника и опекунши своей жены или о "ее долге в отношении надлежащего уважения к его воле", абсолютно исключив из своей речи все самое необходимое и трогательное в таких случаях. Да что там, я была поражена.

Лора выглядела удивленной, когда ответила:

– Ах, моя подруга! Твои предрассудки пока не позволят тебе понять или оценить эти вещи по достоинству. Разве ты не знаешь, что в Утопии люди всегда женятся по любви? И, следовательно, мы не берем с самого алтаря обещание любить друг друга, поскольку знаем, что к этому чувству нельзя принудить никакими словами. Что касается почитания и повиновения, то, несомненно, истинная любовь всегда чтит и (лучше, чем повиновение) всегда стремится угодить своему объекту, поэтому мы исключаем устаревшее и бесполезное предложение из нашего списка. Разве ты не заметила, что регистратор (считая само собой разумеющимся, что эти два человека действительно любили друг друга так, как им и положено) много говорил о взаимных усилиях и терпении, много о взаимной нежности и вежливости, обращаясь к мужу и жене одинаково? Разве ты не слышала, как он также говорил, что люди, вступая в брак, должны стремиться сделать друг друга мудрее и счастливее, а значит, и лучше? И можно ли было добавить что-нибудь еще? Но пойдем, я хочу представить тебя кое-кому из наших здешних друзей, так что сейчас некстати развивать эту тему.

– Сначала скажи мне, – сказала я, удерживая ее, когда она поднялась со своего места, – кто эти молодые люди, которые так отчаянно флиртуют прямо передо мной?

– Флирт! – воскликнула Лора, как обычно начиная смеяться над моими словами, но тут же посерьезнела и продолжила. – Это еще одна из твоих ошибок в воспитании, моя дорогая, и, позволь мне сказать, очень прискорбная. Не может быть откровенного и полезного общения между молодыми мужчинами и молодыми женщинами, если оно предполагает такую конструкцию, о которой ты только что упомянула, и поэтому, поскольку мы рассматриваем одно и то же общение не только как удовольствие, но и как средство воспитания культуры для обеих сторон, мы поощряем его всеми возможными способами, и особенно тем, что никогда не комментируем это. Вы никогда не услышите, чтобы кто-нибудь из наших молодых людей сказал, что "мистер такой-то был очень предан", или что "мисс такая-то подарила ему перчатку", и само название "флирт" им неизвестно. У молодого человека может быть и должно быть много подруг, которыми он восхищается и уважает, без необходимости быть влюбленным в одну из них; и, конечно, молодая девушка обладает такой же привилегией. Что может быть естественнее, чем то, что они могут наслаждаться обществом друг друга? И что может быть более прискорбным, чем то, что они выросли во взаимном недоверии друг к другу?

– Я вынуждена ограничиться своим обычным ответом, – воскликнула я. – Все это очень хорошо для Утопии, но это не ответило бы…

– Что ж, тогда позвольте мне ответить за вас обоих, что ужин готов, и я бы не отказался отведать его, – сказал мистер Дженкинс, предлагая каждой руку и заканчивая наш разговор, который не возобновлялся до конца вечера.