Наша процессия остановилась примерно через полчаса. Я остерегся двигать головой — лежал и пялился на переливающийся новогодней гирляндой провод, вслушиваясь в ворчливый фон голосов, кверкских и вурвских.

— Гасс… — в отчаянии воззвал я в пустоту. Ответа не дождался, и опять уставился в потолок, но уже с тоскливым осознанием утраты. Одиночество и потерянность навалились на меня не в меньшей степени, чем гравитация — на бренную плоть.

Голоса, между прочим, повышались. Я, наплевав на самочувствие, перевернулся, и какое-то время пролежал ничком, приходя в себя. Затем, с усилием аккуратно повернул голову, чтоб видеть, что твориться впереди.

Впереди была горка. Нет, не горка — Горка. Гора! Даже кверки, казалось, смотрели на нее озадаченно. Потолок также заметно опускался, повторяя рельеф сбегающего в сумерки уклона. На потолке висела россыпь молниевых шаров — видимо, основатели своей электростанции высунули над скалами целый лес громоотводов, или даже, скорей, грозоприемников. Странно, что орбитальные спутники их не засекли… Рядом с началом покатого спуска я заметил груду каких-то плоских камней. Или даже больших, грубых тарелок. На всем этом, видимо, нам предлагали спускаться, а кверки привередничали.

Я уткнулся головой в руку, давая отдых шее. Так-с… длина склона… ну, скажем, метров двести. Ускорение…

— Крис! — позвала Севи. О, как! Я теперь у нее снова Крис, ей явно что-то от меня понадобилось. Отлеживаться было глупо, и я вяло оттопырил кисть, шевельнув пальцами.

— Вы с капитаном выживете на этом спуске при свободном ускорении?

И с отсутствием тормозов, надо полагать. Я вежливо повернул голову:

— Выжить-то выживем, да только если не навернемся по пути. Горка наверняка щербатая.

— Ты ошибаешься, человек, — возразил Абвир. — Она гладкая.

Я не стал ему объяснять разницу между «щербатой» и «шершавой». Не видел смысла.

— Опустите-ка вниз, — попросил я. Меня давно интересовал один вопрос, я заодно решил прояснить и его.

Малыш опустил. Я уселся на край ската, и потрогал камень пола. Действительно, гладкий, как лед — что это за материал такой? Гассу он был бы интересен… так, не будем сейчас об этом. Я дотянулся до фляги на поясе, отщелкнул хитрый колпачок и стряхнул пару капель на ладонь. Провел мокрой ладонью по камням — камни остались сухие. Я вылил немного на спуск, и водяные шарики, как ртуть — покатилась вниз, дробясь и подпрыгивая. Понятно, несмачиваемый минерал. Хоть с водой разобрались… Достав нож, я ткнул им в пол. Лезвие вошло на сантиметр — как в дерево. Вернее, поверхность склона оказалась чуть тверже — я забыл про дополнительное притяжение, и удар вышел несколько сильнее, чем я рассчитывал. Дерево… может, скала тоже живая? Вот ни капли не удивлюсь.

Севи изваянием застыла рядом, следя за моими действиями. Они, как и следовало ожидать, ее не впечатлили. Я задумчиво и несильно поскреб минерал ногтями.

— Все зависит от скорости, вернее — от коэффициента трения. Если мы помчимся, как пуля — я бы не рискнул.

Севи ничего не сделала, но через пару секунд Малыш обратился к одному из вурвов. Тот бойко подсеменил к груде санок, уселся на одни из них, и ухнул вниз. При этом раздалось тихое, поскрипывающее шуршание. Удалялся он от нас быстро, но на льду было бы еще быстрее. Далеко внизу он постепенно остановился. То ли глаза привыкли к разлитой внизу темени, либо появление там вурва меня сориентировало, и видеть я стал лучше.

— Ну-у не зна-аю… — протянул я. — Давайте попробуем. Хотя, его спуск — не показатель: мы вдвое тяжелее любого вурва. Если я не вырублюсь по дороге от страха, то внизу вам помашу рукой. А если нет, то капитана нужно будет спустить по-другому.

Я с тоской уставился на кучу санок — ползти к ним мне показалось унизительным. Малыш опять поворчал, и вурв поднес мне примитивный снаряд для спуска. Я повертел его в руках — этот кусок непонятно чего был легким, и напоминал камень только снаружи. Пемза, что ли? Откуда ей тут взяться?.. Лежа я на этом подпопнике не помещался, поэтому как-то угнездился сидя — и тут меня всерьез начал накрывать страх. Ох, не смалодушничать бы в последний момент…

Абвир, видимо, по доброте душевной меня несильно токанул — и я с кратким воплем полетел в пропасть. Именно, что полетел… Через двадцать метров я начал поскуливать, через пятьдесят — орать. Ускорение все нарастало — какой там лед! Я уже несся вдвое быстрее, чем на привычных ледяных горках Приамурья — а ведь еще и половины не проехал! Ужас впился в меня ледяными когтями и низверг в дикую панику — слезы брызнули из глаз, челюсти свело судорогой. Вцепившись в края этого… подобия крышки от люка — мелькали такие в древних сетевых фильмах, — я молил всех святых: лишь бы не упасть! Мгновенная смерть, и к дядьке не ходи! Первый же подскок на невысокой кочке — ее я даже не увидел, хотя таращился в чертов полумрак во все глаза — вытряхнул из меня последний разум. Ветер свистел в ушах, скорость все увеличивалась, плоское корытце еще пару раз подпрыгнуло на мини-трамплинчиках, заставляя обмирать от грубых приземлений. Воздух весомо лупил в лицо, и мне пришлось приложить все усилия, чтоб не отклониться от вертикального положения. Когда в легких кончился воздух, я вдруг понял, что мне не вдохнуть. В полуобморочном состоянии я захлопнул рот, и ноздрями втянул воздух, плотный, как резина. Дальнейший путь вычеркнуло у меня из памяти — лишь промелькнувший, как приведение, вурв как-то привел меня во вменяемое состояние. Я уехал вчетверо дальше него, и, дрожа как в припадке, лишь сидел и размазывал по щекам слезы — махать я этим сволочным экстремалам не собирался и под дулом бластера. И только потом меня скрутила такая головная боль, что я мешком плюхнулся в лежачее положение, обхватив руками свою раскалывающуюся головушку.

Издалека раздался громкий сигнал. Я глянул сквозь мутную пелену вверх, и обомлел — на сей раз по склону летел Малыш с капитаном. Фарч лежал на трех плоских кругах, а киборг навис над ним защитным пологом, поддерживая и направляя. И эти придурки под Малыша тоже подсунули эти куцые плошки! Под каждую ногу! Он ведь так доедет лишь до первого трамплина, устойчивость у тонкой ноги — псу под хвост! Хотя, Малыш казался гораздо ниже, видимо он сплел из ног что-то более устойчивое.

Я как в воду глядел! Нет, первую треть они проскользили как лебеди, любо-дорого — но потом у Малыша выскользнула первая опора. Я не понял, как он умудрился удержать равновесие, но этот дессмийский эквилибрист лишь качнулся из стороны в сторону. Капитан при этом инциденте вообще не шелохнулся.

А потом началось… вторая выскользнувшая опора заставила ноги киборга поехать вправо, а корпус — влево. Через секунду Малыш представлял собой тускло бликующий вентилятор, к тому же празднично искрящий: летел он сперва кубарем, нелепо взмахивая плетьми ног, затем — сгруппировавшись — юзом, сильно забирая вправо. Затем он с размаха вонзил две свои ноги в камень, рывок получился сильным — их из камня вырвало, он опять завертелся, высекая струйки искр…

Переведя ошарашенный взгляд на далеко обогнавшего киборга капитана, я увидел, как его разворачивает — вот этого я и опасался больше всего. Фарч уже практически спустился, когда тело его подпрыгнуло на очередной кочке, изломилось, и перевернулось. В результате этого кувырка ноги лаугха оказались под диском, и, видимо, приклеенный к одежде, камень дребезжал и волохал их во все стороны. Вскоре диск оторвался, и, как огромная монета, кренясь, покатился куда-то вбок. Метров через десять Фарч опять закувыркался — и я на миг закрыл глаза. Подземелье Краптиса воистину оказалось тропой смерти, адом старины Данте. Будь проклят день, когда я услышал этот чертов маяк.

К Фарчу уже неслись: со скоростью пули, настигали капитана опомнившиеся кверки — вдвоем, безмолвно — как тени. Ну да, страха ведь они тоже лишены — надо было им ехать вместо Малыша, толку было бы больше.

Маленький вурв, перетаптывающийся внизу спуска, бдительно отслеживал каждый звук. Я испугался, что он будет на лету подправлять падение капитана, а может даже и вскочит на него — но тот лишь вовремя отпрыгнул с дороги. Малыш, тем временем, свернулся в шар, а потом снова начал семенить и вздрыгивать ногами, все так же напоминая искрящий пропеллер — у меня мелькнула мысль, что это ополоумевшая Севи заставляет его барахтаться и тормозить на полпути, вместо того, чтоб спокойно катиться шариком. Малышу здесь сильно не везло с приземлениями, и ошибки крылись не в его дессмийских мозгах, а в глупых инструкциях экипажа. Ну и Краптис подсовывал ему одну свинью за другой.