— Во что играет этот верзила? Следующие несколько дней будут решающими. Нам бы пригодились его корабли сейчас.

∞

— Быть настороже и защищать корневище с его бесчисленными ответвлениями — когда на тебе лежит такая ответственность, сложно не ударится в паранойю. В основном эти большие корабли придерживаются политики “ без необходимости не рисковать” — откровенно говоря, я удивлен, что он вообще соизволил посетить Гзилт, учитывая последние волнения.

∞

— В этом-то и проблема с кораблями — гигантами: слишком большие, чтобы пускаться в пляс, а, следовательно, чтобы быть эффективными. Впечатляет, безусловно, когда биологические сущности в таком количестве прибывают на планету и начинают шнырять вокруг, заставляя место выглядеть оживленным, но что с того? Если бы он тащил за собой состав орбитальных кораблей и припарковал их в здешнем астероидном поясе, это тоже было бы не лишним. И гораздо более полезным. В любом случае, с чем мы теперь остаёмся? Ошибка Не… вот-вот повторно прибудет в Ксаун, плюс два головореза "Проходящего Мимо…", хранящие пока молчание. Разве один из них не должен был следить за Лисейденом?

∞

— Так предполагалось. Посылаю частный запрос — нам вроде как не помешают лишняя информация, когда прибыло такое большое и заряженное ружье… Так …Проходящий Мимо… по прежнему сдержан в этом вопросе. Что ж, в любом случае, вернемся к наблюдению…

Прием был скромным из-за недавней смерти президента, но всё равно был великолепен. Огромный центральный зал Верхней палаты парламента, отделанный траурно-красным цветом, в огромных зеркальных панелях отражал кажущуюся бесконечность алых коридоров, ведущих во всех горизонтальных направлениях.

— Смотрится неплохо, — сказал Йегрес, кивнув поверх своего бокала на огромный кроваво-красный выступ, с гроздью люстр, зависших над центром помещения. — Нам следовало почаще терять президентов.

— Что-то они припозднились, — отозвался Банстегейн.

— Да… — согласился Йегрес. — …О! — он заметил семь высоких фигур, двигавшихся сквозь толпу на главном этаже. — Ну вот и вновь прибывшие. Я, пожалуй, оставлю тебя в твоем церемониальном одиночестве. — Он отхлебнул из бокала и, подобрав длинную мантию, сошел с помоста.

Септаме смотрел, как стреловидная масса аватаров и их прихлебателей нацелено движется к нему. Одиночество, повторил он, сказав это скорее себе, чем Йегресу, который уже был слишком далеко, ввинтившись в толпу людей позади. Уединение, а не одиночество. Конечно, он старался не шевелить губами, произнося это. На всякий случай.

Банстегейн приветствовал семерых высоких серебристокожих существ со всем достоинством и вежливостью, на которые был в данный момент способен. Создавать впечатление некой торжественности не составляло для него труда — ни теперь, ни прежде, а вот с достоинством и вежливостью были проблемы.

После того, как Орпе снилась ему несколько ночей подряд, он использовал особые импланты, чтобы не видеть снов, и за последние пару ночей хорошо выспался, однако теперь ему стало казаться, что он только усугубил проблему, спровоцировав в себе раздражающее, иррациональное и даже пугающее ощущение, — несмотря на нормальный сон и отдых — что Орпе находится где-то совсем рядом, на периферии его зрения. Это смущало его и вызывало беспокойство.

Он, конечно, не верил в призраков и прочую чепуху, но — в момент, когда это непосредственно происходило и чувство обострялось, застигая его врасплох, ему начинало казаться, что он действительно видит её — мимолётно, ускользающе, как если бы она была рядом с самого начала, а он просто не сразу заметил ее, углядев спустя мгновение, когда ненароком повернул голову или моргнул… — ужас, который он испытывал при этом, по его представлениям, был соотносим с тем, что переживали люди в древние тёмные времена, когда суеверия и слепая покорность силам природы правили бал, безраздельно владея умами. Разумеется, он осознавал, что это его собственный разум, собственный мозг действовал против него, предательски, намеренно беспокоя его, но понимание не помогало ему избавиться от ощущения того, что во всём происходящем с ним в эти последние дни сквозит что-то неподвластное его воле, что-то запредельное, сверхъестественное.

Несколько раз в таких случаях ему хотелось просто закричать, казалось, без причины. Особенно на официальных церемониях, когда это было бы самым ужасным, шокирующим и неуважительным поступком. Прибыло столько пришельцев, столько разных форм и видов существ, в экзокостюмах, на космических кораблях, что это было похоже на нашествие содержимого игрушечного шкафа, воплотившее себя в мире гигантов. Как можно было сохранить а таком паноптикуме бесстрастное лицо? Именно теперь ему больше всего хотелось истерически рассмеяться или закричать, ругаться, биться об пол, рвать на себе волосы…

Но ещё только несколько дней. Несколько дней, и все закончится. Они все отправятся в счастливую страну добра и изобилия и никогда больше не будут беспокоиться об ужасной, грязной, полной боли и неурядиц жизни.

Он никогда не умел ждать. И чувство неотвратимо приближающегося триумфа было единственным, удерживающим его сейчас на плаву.

— Пожалуйста, — произнёс он, улыбаясь по собственным ощущениям излишне широко, повернувшись, чтобы указать прибывшим путь через ухмыляющихся, с напряженными лицами высокопоставленных гостей позади него к большой и роскошной комнате, где президент Инт'йом ждал — вознесенный, всецело поглощенный заботами, ошеломленный. — Проходите сюда. Президент с нетерпением ждет встречи с вами.

— Спасибо, — сказал возглавлявший группу аватар. Все семеро выглядели подчёркнуто одинаково: высокие, прямые, одетые просто, но элегантно — их лица излучали некое суровое спокойствие. Дальше всех стоял Зиборлун, аватар Культуры, к которому двор уже успел привыкнуть. В сравнении с этими статуями Зиборлун выглядел маленьким, простым и даже тщедушным.

Как раз в момент, когда Банстегейн повернулся, намереваясь возглавить шествие аватаров Культуры, он мельком увидел её — хотя нет, конечно, это была вовсе не она.

Она ведь всегда являлась гражданским лицом, не имела поддержки — одна из тех, кто верил, что жизнь надо прожить по возможности ни в чём себе не отказывая, поскольку второго шанса не будет, но при этом интуитивно понимая, что в таком утонченном и зрелом обществе, как гзилтское, внезапная случайная смерть почти неслыханна. Конечно, это была не она, и… никогда не будет ею.

Впереди всего три дня, снова напомнил он себе, так что это уже не имело значения. Занятый своими мыслями, он слегка споткнулся, когда шёл впереди серебристых существ к открывающимся дверям президентского зала, подумав, мог ли кто-то это заметить.

Еще три дня… Он вошел в вихрь из сотен причудливо одетых существ и людей в красных одеждах, заполонивших президентский зал.

— Септаме, на пару слов? — маршал Чекври, тронула его за локоть, чтобы отвлечь от толпы, окружавшей помост, где исполняющий обязанности президента приветствовал аватаров.

— Конечно, Чекври, но… я несколько занят.

— Как и всегда. Однако. Две вещи. Первое: корабли, патрулирующие пространство вблизи флота Ронте, считают, что флот направляется в Ватреллес. Я подумала, что будет не лишним дать об этом знать нашим новым союзникам лисейденам.

— Что? Зачем?

— Отвлекающий маневр. То, что наполнит новости, и, если они поссорятся, то, возможно, предоставит нам ещё одну причину убедить общественность в их воинственности, нет? Своего рода подкрепление ранее сказанного.

— Да, да, хорошо. Это всё?

— Нет. Я ведь сказала две вещи. Есть кое-какие приятные новости.

— Это обнадёживает. И о чём речь?

Помощники маршала и его собственные во главе с Солбли и Джеван создали вокруг них пространство, позволив им поговорить наедине.

Чекври приблизила свой рот к его уху.

— У нас есть важный актив, который может пригодиться.

— Правда? И что же это? И где?