— В нашем поле зрения флот Ронте в расширенном диапазоне сканирования — тринадцать целей.
— Тринадцать… Значит, корабль Культуры всё ещё с ними.
— Похоже на то.
— Они знают о нас?
— Сомнительно.
— Я бы предпочел, чтобы это сомнение выражалось в процентах, офицер.
— Девяносто процентов уверенности, что они нас не обнаружили, командующий.
— Так лучше.
— Также на связи сигнал с корабля Культуры ГСВ "Эмпирик". Мне…?
— Да, да. Что он говорит?
— Довольно много сообщений. Я… просмотрел. Всё сводится к тому, что он призывает нас не нападать на Ронте.
— Не приходилось сомневаться. Я посмотрю их в ближайшее время. Вы выполнили мой предыдущий приказ?
— Да.
— Хорошо. Как скоро флот Ронте будет в пределах досягаемости?
— Чуть больше двух часов при текущей скорости и курсе.
— Два часа? Я думал, мы ожидаем, что они будут в зоне действия через сорок минут после обнаружения.
— Сигнатуры их приводов более беспорядочны, чем ожидалось, плюс корабль Культуры с ними и, похоже, торопит их — трудно сказать с такого расстояния — не более пятнадцати процентов уверенности — но похоже, что он заключил их в свою собственную полевую оболочку, сильно расширенную, действуя также как своего рода высокоскоростной буксир.
— Понятно. Инженерная служба?
— Да?
— Вы можете добавить нам немного энергии?
— Ответ отрицательный. Ещё одно повышение мощности будет означать семидесятипроцентную вероятность серьезной неисправности двигателей, вероятно, одного или обоих из двух кораблей класса "Джубунде".
— Хм. Понятно. Продолжайте сближение на текущей скорости. Боевое подразделение?
— Да?
— Перейти к полной готовности через час, по всему кораблю. К тому времени я сам поднимусь на мостик.
— Принято.
— Всем приступить к выполнению поставленных задач, — сказал руководитель, прерывая хор благодарностей и со свойственным лисейденам водянистым вздохом вернулся к своей литературной задаче.
* * *
Насекомоподобный дрон Джонскер Ап-Кандреченат, представитель корабля Культуры "Рабочие Ритмы", парил перед принцем Роя Осебри 17 Халдесибом в командном пространстве ронтского межпространственного / исследовательского корабля "Меланхолия Хранит Триумфы”.
— Это не обязательно должно быть твоей битвой, машина, — говорил Халдесиб дрону.
— Я знаю, Принц Роя. Но я навлёк на вас опасность и подумал, что смогу помочь вам избежать её, однако, похоже, нас обнаружили, и теперь меньшее, что я могу сделать, это попытаться загладить свою вину, встав между вами и врагами, в руки которых я так глупо вас отдал.
Халдесиб пренебрежительно махнул ногой.
— Для себя мы не ищем лёгкой судьбы. Но улей, рой, раса должны продолжаться, независимо от того, что здесь произойдёт. Ты ничем нам не обязан и не должен разделять нашу судьбу из-за неуместной вины.
— Я чувствую, что у меня нет иного почетного выбора, Принц Роя.
— Ты намерен атаковать корабли Лисейдена?
— Я намерен вступить с ними в бой.
— Они вряд ли увидят разницу. Раньше мы уже имели дело с лисейденами. В их привычках интерпретировать любое "взаимодействие" как нападение. По крайней мере, они заявят об этом впоследствии — предупреждаю.
— Благодарю. Я учту это.
— Принятое тобою решение — это решение вашего человеческого экипажа?
— Нет. Только моё. Я собираюсь доставить свой человеческий экипаж в безопасное место пока ситуация не переросла в критическую.
— Они согласны с этим?
— Они смирились. Двое хотели быть героями и остаться на борту. Я отговорил их от самопожертвования.
Принц Роя согнул пластины крыльев. У человека это означало покачивание головой.
— Мы все можем погибнуть здесь, машина, — сказал он, — но из всех нас только у тебя есть выбор. Должен ли ты быть героем? Неужели ты не можешь просто уйти?
— Вероятно, я мог бы так поступить, Принц Роя, но впоследствии я бы жалел об этом. Я считаю, что то, что я делаю сейчас, правильный поступок, и именно поэтому я совершаю его.
— Ты можешь украсть часть нашей славы. — При этих словах ноги Принца Роя подкосились, и он слегка наклонил свое тело, чтобы показать, что это было сказано не с вызовом, а с иронией.
— Я вступлю с ними в бой первым, независимо от вас, Принц Роя, прежде чем начнутся какие-либо действия между ними и вами. Если позволите, я передам вам все, что смогу узнать о способностях, сильных и слабых сторонах их кораблей. Это может помочь вам, если я не смогу остановить их.
— Мы рады принять это любезное предложение. Но что, если ты одержишь верх? Мы лишимся всякого шанса доказать свою правоту!
— В этом случае вам будут принесены мои самые искренние извинения, я приму любое количество предполагаемой инопланетной ценности (отрицательной), почетной, которую вы захотите дать, и буду благодарен впоследствии даже за самую унизительную или незначительную роль в любом корабельном танце, в который вы захотите меня вовлечь.
Щелчки ног показали, что Принц Роя смеется. Несколько других Ронте в командном отсеке беззвучно присоединились к нему.
— Нам было приятно наблюдать, как ты проявил знание и уважение к нашим традициям, корабль, — сказал Принц Роя. — Мы можем только пожелать тебе удачи в твоей миссии. Сражайся достойно. Живи, если можешь, и умри, если должен.
— Спасибо, Принц Роя. Это было очень приятно.
* * *
— Вы выглядите усталым, септаме. — сказала Чекври, входя в кабинет Банстегейна в здании парламента.
— Я и чувствую себя усталым, маршал.
— Не берите в голову — осталось совсем ничего. Вы выбрали свой последний наряд?
— Что?
— Одежду, которую наденете на Инициацию. Вы уже решили, в чём встретите свой славный переход в Свёрнутое?
— Я… я думал, что всё уже решено за меня. Церемония… Солбли. Да, Солбли — она позаботится обо всём. А вы?
— О, я буду блистать во всем своем убранстве, септаме, сверкать медалями, — Чекври, устроилась на сиденье напротив него. Банстегейн заметил, что в эти дни маршал не спрашивала, может ли она его потревожить, и не ждала приглашения сесть. Раньше он мог сделать какой-нибудь ледяной комментарий на этот счёт и настоять на соблюдении протокола, но не теперь. В последние несколько дней люди тихо сходили с ума — более того, некоторые сходили с ума шумно. Тем временем, по всему домену Гзилта, сохранённые — кто меньше года, кто пару десятилетий или больше, — просыпались для последних встреч, свиданий, прощальных вечеринок и разговоров о том, что будет дальше…
— Я начистила и отполировала свои медали. Десятилетия неусыпного, преданного бдения… — продолжала маршал мечтательно, отведя руки за голову, откинувшись назад и расслабившись. — Считала и пересчитывала их. За выдающуюся работу на симуляторах и в учениях, героическую храбрость под виртуальным огнём и даже нашла место для тех, что получены за образцовую выдержку перед лицом сослуживцев, жаждущих занять моё место. — Она улыбнулась. — Жаль, что у нас не было времени отлить медали в память о наших последних подвигах: прыжках на безоружные корабли, уничтожении соотечественников и натравливании друг на друга наивных пришельцев. Тем не менее, хорошего много не бывает, а, септаме? А ещё говорят, что Возвышенное невинно.
— Вы, кажется, очень воодушевлены процессом, Чекври. — Он обвёл взглядом комнату. — И безоговорочно уверены, что мой офис не прослушивается.
— Некоторое время назад мои люди убедились в этом, септаме, — поведала Чекври, улыбаясь.
— И установили свои жучки взамен найденных?
Улыбка маршала расширилась.
— Вы всегда были таким подозрительным, Банстегейн?
Он посмотрел на неё холодно.
— Нет, я совершенно случайно оказался в положении, дающем огромную власть.
Чекври усмехнулась, затем пожала плечами.
— Наши проблемы скоро закончатся, септаме, — сказала она и нахмурилась. — Что вы?.. — удивилась маршал, заметив как Банстегейн дёрнулся, глядя в сторону, словно краем глаза уловил там что-то тревожное.