Сара остался, гордый выпавшим на его долю поручением. Честное слово, он чувствовал себя в эти дни человеком гораздо более важным, чем когда бы то ни было. И как это ни странно, ему казалось, что он больше знает, чем всегда, больше умеет и больше значит. Да вот, например, сейчас ему поручено, и по заслугам, охранять ценное отобранное оружие. Он должен передать секретное письмо начальнику всех смелых людей севера.

Ты не ошибся, товарищ Инари, старый Сара поручение выполнит.

Снова шли парни по дороге на юг, и опять впереди шел Инари. Новое селение, новая остановка всего через двадцать два километра, там привал до раннего утра. Если хорошо идти, то можно, пожалуй, засветло быть в Коски.

Приятно и весело идти вместе такой гурьбой.

Даже холод как-то меньше щиплет. К тому же приятели указывают друг другу на побелевшие от ветра щеки, носы, уши и помогают оттереть их снегом. Да еще натрут так, что после с полчаса горит лицо.

Так идут они скользящим шагом. И бегут навстречу телеграфные столбы, стянутые тонкими металлическими нитями, но тока нет — линия порвана.

Они прошли всего пять километров, когда повстречали сани. Парень изо всех сил гнал лошадь и хлопал все время в ладоши, чтобы хоть немного согреть руки. Когда его сани поравнялись с Айно, она крикнула:

— Остановись!

Сани замедлили свой бег и, попав в густую толпу лыжников, остановились.

— Есть оружие? — спросила Айно.

— Есть!

— А ну покажи!

И парень с гордостью извлек из глубоких своих карманов новенький браунинг.

— А ну отдай!

— Ну, это ты брось шутить, — рассердился парень.

— Ребята, да это сын нашего управляющего, щюцкоровец, — узнал его только что примкнувший к отряду батрак.

— Отдай браунинг, а то потеряешь! — прикрикнул Сунила.

Сани со всех сторон окружили лесорубы. Хлестнуть по лошади и пронестись мимо не было теперь никакой возможности. Да и была ли она раньше? За плечами лесорубов винтовки. Откуда они их получили? Может быть, объявлена мобилизация, о которой было столько разговоров?

— Граждане, у меня ведь есть официальное разрешение на ношение оружия.

— Ну и оставь его при себе.

— Официальное разрешение мы у тебя не отнимаем, — сказал Инари, беря из рук растерявшегося парня браунинг.

— Вперед, товарищи!

И они снова пошли вперед.

— Но где же я теперь достану оружие? — крикнул сын управляющего с саней.

…Первая рота партизанского батальона лесорубов Похьяла продолжала свой путь.

Они подошли к деревне вместе с сумерками.

Снова отряд остановился в километре от жилья.

Снова Инари взял себе в помощники Каллио, и они вместе пошли через деревню.

Деревня эта была гораздо больше, чем первая. Вот они прошли мимо лавочки и харчевни, куда всего несколько дней назад заходили Олави и Лундстрем со своим драгоценным грузом. Вот в окне почтового отделения погасла лампочка. Вот медлительно зажигаются уютные огоньки в обледеневших оконцах высоких бревенчатых северных изб.

К стенам прислонены высокие лыжи. Старожил, возвращаясь к себе домой, топчется на крыльце, стряхивая с кеньг снег, перед тем как взяться за дверное кольцо. Нежно блеют овцы в хлеву.

Вот идут по улице и степенно разговаривают между собой две высокие нейти.

Ну как не поклониться им, таким здоровым и приветливым!

А вот и сугроб, превращенный детворою в горку. Детишки расходятся сейчас по домам, волоча за собою саночки. Вот и мать с крыльца подзывает свою дочку.

— Пора домой!

Уже опустились на землю зимние сумерки.

Вот в такие же сумерки, когда снег смешивался с мглою, а руки в мокрых варежках краснели и деревенели, и только что прокатился с горки так, что захватывало дух, а санки набок, слышался голос матери, звавшей домой. А что было доброго дома?

Вот опять над миром идут сумерки, и дети расходятся по домам.

— Хорошие у нас матери, Инари, — мечтательно говорит Каллио.

— Что? — Инари думал о чем-то другом, своем. — Ах да!

Чтоб найти подходящую сосенку, на этот раз надо сойти с дороги, отступить немного в лес.

А, вот она!

Инари размахнулся, неважно сейчас, что не под корень. Не экспортная древесина, слава богу. Три взмаха, достойных такого лесоруба, как Инари, — и она рушится, эта сосенка, взметая в своем падении тысячи тысяч снежинок.

Раз — отлетает одна ветка, два — нет другой. Инари подымает деревцо и валит его на провода.

И повторяется все, что было вчера. Провода падают вниз, Каллио отправляется дать знать отряду о том, что можно входить в деревню и послать часовых, Инари наносит лыжный след метров на триста вправо и влево от дороги. Потом ему две или три минуты приходится ждать человека. Вот он первый — молодой лесоруб, его так и прозвали — Молодой, вот и второй, неразлучный с медным своим котелком.

— Смотрите за следом, товарищи партизаны!

— Будет исполнено, товарищ командир.

Инари идет обратно по дороге.

Стоянка восемь часов. Выход в середине ночи.

Можно будет часика три, даже четыре поспать.

Он подходит к лавке-харчевне и слышит пронзительный голос хозяйки. Она кричит откуда-то сверху служанке своей:

— Марта, что это такое, к нашим дверям поставили часовых?

— Давно бы пора так, — со злобой шепчет девушка, и шепот ее слышит Инари. Затем уже громко: — Да, сударыня, поставили!

— Кто?

— Не знаю, сударыня.

— Это безобразие!

Девушка не отвечает. У самой двери харчевни Инари опять встречается с Унха. Они входят внутрь. Несколько вооруженных лесорубов их опередили. Унха подходит к столику и берет неприхотливое меню.

Стакан кофе — одна марка.

— Где, черт побери, этот спекулянт, хозяин? Пусть порадует кофейком революционных лесорубов.

А вот и хозяин. Он испуган неожиданным, небывалым нашествием вооруженных лесорубов. Надо обезопаситься, и он хватает трубку телефона и судорожно вертит ручку. Ему нужен соседний пункт. Ему нужен ленсман. Но чем быстрее вертит он ручку, тем веселее лицо Инари.

— Молодец, верти быстрее, сильнее верти, может быть, дозвонишься до рая.

Тогда хозяин понимает: ему ни до чего не дозвониться, он смешон, и сразу изменяется в лице. Даже сама фигура, наклон корпуса уже не те, что секунду назад, уже дышат притворным доброжелательством.

— Пожалуйста, пожалуйста, — хлопочет он. — Вы говорите, лесорубы севера восстали? Прекрасно, прекрасно, я сам когда-то, еще не так давно, был лесорубом. Знаете, я давно уже в душе удивлялся, почему все наши парни не восстают. Такие мизерные заработки невозможно дальше терпеть. Вот вы улыбаетесь моим словам, а подумайте и поймите, что плохой заработок вальщика и возчика в первую очередь отражается на нас, так сказать, придорожных рестораторах. Ведь ваши заработки и нас кормят. А ребята в последнее время больше пустым кофеем — не то что без обедов, а просто и без закусок пробавляются. Это больше всего ударяет по нашему карману. Заработки совсем ничтожны. Вот, может быть, война немного подымет заработки.

Тут Унха уже не мог вытерпеть:

— К черту войну! Мы против войны, к черту войну!

Трактирщик на секунду опешил, но сейчас же опомнился:

— Да присаживайтесь, ребята, за столики! Эй там, живее, живее несите кофе! — захлопотал он.

За перегородкой раздались невнятные шорохи и голоса:

— Сейчас будет готово.

— Вы не смотрите на это меню, что там написано марка стакан. С этой минуты он стоит всего лишь пятьдесят пенни. — И хозяин вопрошающе, с боязнью оглядел переполнивших до отказа комнату лесорубов.

«А вдруг совсем ничего не заплатят? Я на их месте, пожалуй, ни полпенни не заплатил бы. Заработки ведь и на самом деле плевые».

— Полмарки так полмарки, — сказал разомлевший от тепла Каллио, — только гони скорее сюда свою бурду.

— Не бурду, а самый лучший сорт кофе, — предупредительно хлопотал хозяин.

Если они заплатят за съеденное, то он получит еще по десять пенни со стакана.