— Приказываю вам следить, чтобы никто из селения без моего разрешения не вышел. Пройдите потом рядом с проложенным мною следом и проследите, не пересечен ли он в каком-нибудь месте. Если пересечен, немедленно дать знать мне.

И он, отдав распоряжение, повернулся и пошел в деревню.

— Где снег, там и след, — сказал Сунила и вместе с другим лесорубом-партизаном вступил в первый караул. — Не забудь прислать нам поскорее смену! — крикнул он уже вдогонку Инари.

У домика, откуда начинался еще полчаса тому назад телеграф, его встретил Унха и жестом пригласил внутрь.

Портрет Свинхувуда, изодранный японским штыком, валялся на полу.

Когда Инари вошел в жарко натопленную комнату, где беспомощно стоял на столе телеграфный аппарат, духота окружила все тело, сжала сердце. Он быстро, как будто боясь забыть, говорил Унха:

— Первое — не забудь послать смену часовым, второе — обыщи деревню и конфискуй оружие. Объяви крестьянам, торпарям, всем, у кого есть лошади, что лошади мобилизованы на перевозку грузов и фуража до следующей деревни за плату, справедливую, конечно, ну и объясни, разумеется, всем, кто мы такие и чего хотим.

Это только самому Инари так казалось, что он отдает быстрые и точные распоряжения.

Унха же с трудом разбирал медленную, заплетающуюся речь.

Часы глухо, откуда-то издалека, пробили шесть часов.

Дослушав до конца все распоряжения и не чувствуя ног от усталости, Унха спросил, сколько времени дается на привал, и, услышав в ответ: «Шесть!», отрапортовал по-военному.

Рапорта Инари уже не слышал, он спал.

Унха вышел из дому и, разбив партизан на смены, пошел выполнять нелегкие поручения Инари.

Когда Инари очнулся, часы явственно и хрипло пробили десять.

«Однако долго я спал, надо дать отдохнуть и Унха».

На столе перед ним лежали кольт, винтовка русского образца, старая берданка, один охотничий винчестер и кучка патронов.

— Неужели так мало? — изумился он и посмотрел под ноги на пол.

На полу вповалку спали партизаны.

— Устали, — сказал Инари и вышел. На крыльце он едва не столкнулся с Унха.

— Это все оружие?

— В деревне, да. — И заметив недоверчивый взгляд товарища: — Видишь ли, многих мужчин с оружием просто нет сейчас в деревне, они в лесу, на охоте и на разработках. Потом в километре отсюда, в стороне, усадьба Пертула. Там, наверно, есть оружие. Но пока ты спал, я не решался идти туда. Остальное все в порядке.

— Тогда иди сейчас же спать, через два часа мы выходим.

Инари разбудил Каллио и еще двух ребят. Они сразу вскочили. Айно тоже увязалась за ними.

— Ты бы отдохнула еще, ты ведь женщина.

— Женщине меньше спать надо.

И она пошла с ними.

Морозное солнце ослепляло, и снег блестел как зеркало.

— Хорошо бы нам с тобою, Каллио, синие очки на нос.

Под солнцем снег твердел, и было легко идти. Не успели они оглянуться, как огромные хозяйские собаки окружили их с густым лаем. Они спокойно прошли через двор и, миновав пристройки, подошли к усадьбе.

Навстречу им метнулась какая-то старуха.

— Что вам надо?

— А мы сами скажем хозяину, — ответил Инари и распахнул дверь.

За ним протискались и остальные.

Пройдя две пустые, богато убранные комнаты, они вошли в большую светлую комнату.

На качалке сидел, слегка покачиваясь, худой, остролицый, гладко выбритый и совершенно лысый старик. В мягком кресле против него сидела полная седеющая женщина, по всей видимости жена, и читала вслух какое-то письмо.

Чтение прервалось.

Хозяин и хозяйка вопросительно глядели на вошедших.

Инари резко отрубил:

— По приказанию начальника первого красного батальона партизан-лесорубов Похьяла мы произведем сейчас у вас конфискацию всего наличного оружия.

Недоумение не сходило с лиц хозяев.

— А где ленсман? Где ордер на это незаконное изъятие? Или, может быть, мы уже объявили войну руссятам и оружие нужно активистам? Тогда я сам с удовольствием подарю его без конфискаций.

— Плюю я на твоих активистов, — не мог сдержать своего гнева Инари.

Хозяйка засуетилась и, бестолково тараторя, стала снимать со стены старинное и охотничье оружие. Выше висели ветвистые рога оленей и лосей.

Тут она взглянула на своего мужа и сразу замолчала. Тридцать лет прожила она с ним бок о бок, душа в душу, много пришлось ей увидеть от него и хорошего и плохого, но никогда до этой секунды она не могла бы себе даже в дурном сне представить, что у ее мужа может быть такое злое лицо, такое искривленное непереносимым презрением и ненавистью лицо. Она замялась и остановилась.

— Давай настоящее, боевое оружие! — крикнул Каллио.

И хозяйка, виновато взглянув на мужа, затрусила в соседнюю комнату, в кабинет мужа, и, открыв широкий ящик письменного стола, вытащила из глубин его новенький, полированный браунинг и три обоймы. Она положила принесенное осторожно на край стола.

Инари дал знак партизанам, и они сгребли отобранное оружие в охапку. И чем больше волновалась и суетилась хозяйка, тем, казалось, спокойнее и злее становился хозяин. Длинные костистые пальцы его как будто были впаяны в ручки качалки.

В это время в комнату вошел человек. По одежде и по манере держать себя сразу можно было в нем узнать батрака. Правда, для батрака он держался немного независимо, чтобы не сказать — диковато.

— Куда херра прикажет погнать оленей теперь? — вежливо кланяясь, с чувством собственного достоинства обратился он к хозяину.

Но хозяин, казалось, стал глух и нем. Поэтому человек все так же вежливо, но уже с нотками недоумения в голосе повторил свой и так ясный вопрос. Однако хозяин продолжал молчать.

— Сейчас здесь нет херра, руова, нет хозяина, нет хозяйки, а есть революционные лесорубы, красные партизаны Похьяла. Вот он тебе и не отвечает, — объяснил странное поведение хозяина Каллио.

— Больше нет оружия? Честное слово? Мы сожжем усадьбу, если вы соврали нам, — громко говорил Инари.

— Да, ей-богу, нет, клянусь вам! — торопливо божилась хозяйка.

Инари повернулся к хозяину:

— Так нет?

Скорее можно было назвать змеиным шипением, чем человеческим голосом, голос хозяина:

— Номер браунинга у меня записан!..

— Не убивайте его! — истошно взвизгнула хозяйка и повисла на Инари. — Честное слово, ей-богу, больше оружия нет, топоры только.

Инари оттолкнул женщину.

— Топоры у нас есть! Идемте, ребята!

— Как же с оленями! — продолжал недоумевать пастух.

— Гони их куда хочешь, хоть ко всем чертям, — разрешил Каллио, нагружаясь оружием.

— С каким удовольствием, ребята, я бы вам олений окорок запекла, — мечтательно сказала Айно. — С такой поджаренной, хрустящей корочкой — просто объедение.

У Каллио и Инари чуть было не потекли слюнки.

Все вышли на улицу.

Солнце отражалось в каждой снежинке.

Восходящие к небу дымки казались желтыми. Из хлева усадьбы вышел пожилой человек и спросил у Инари:

— Можно мне идти с вами?

— А ты кто?

— Батрак в усадьбе.

— Возьми расчет и иди.

Ему дали ружье помещика, и он встал в строй первой роты.

В деревне ребята пошли отогреваться по избам. На дворах крестьяне ладили сани и поили лошадей.

Инари пробежал вдоль своих следов у границы деревни. Пересечений не было. Никто не ушел на юг.

Нигде еще не знали о событии, захватившем Похьяла.

Из деревни ушли все-таки только в три часа дня.

Сара устал больше других, и поэтому Инари оставил его в домике телеграфиста, поручив ему стеречь захваченное оружие и передать главным силам — начальнику снабжения Олави.

Сара должен был также передать Коскинену записку с торопливым докладом, неразборчиво нацарапанным Инари, обо всем, что случилось в первой роте. Он писал, что дела идут отлично и перед деревней Куолаярви он остановит роту и будет ждать распоряжений командира.

В Куолаярви ведь большой гарнизон.