– Вербова ко мне! – коротко сказал Шабров, и не успела девушка дойти до двери начальника МТО, где сейчас в связи с болезнью Ведерникова находился старший инженер отдела, раздался опять резкий звонок полковника.

– Евгений Николаевич, срочно к начальнику! – бросила Шура и побежала к Шаброву.

Евгений Николаевич Вербов был красив и, самое главное, он знал об этом не хуже других. У него были темные волосы, зачесанные назад, густые брови под длинными, загнутыми кверху ресницами, зеленовато-серые глаза, прямой нос с тонкими, чувственными ноздрями. Он носил усы, подбритые сверху, закрывавшие узкую верхнюю губу, зубы у него были как на подбор, ослепительной белизны, особенно это ощущалось по сравнению со смуглой загорелой кожей лица. Словом, Вербов был излюбленный художниками тип мужчины для рекламы зубной пасты. Ему исполнилось сорок лет, он начал полнеть, и все явственнее намечался у него второй подбородок и брюшко.

Осмотрев себя в зеркало, вставленное в спинку дивана, он остался доволен собой, взял со стола папку с документами и направился к начальнику.

Не успел Вербов переступить порог кабинета, как на него обрушился град упреков:

– Ты что же это, Евгений Николаевич, шутить изволишь?! На площадке «А-17» мостятся ящиками для раствора да ведрами, – леса нет! У сантехников не хватает дюймовки и угольников, на «В-5» кирпича часа на три работы, гравия нет, на «Д-4» нет кровельного железа. Ты мне сказал, что кровельное железо завез вчера?! Завтра батальон выйдет на работу, а ничего не подготовлено! Мне диспетчер ВСУ округа сигнализировал об этом еще вчера, – сказал Шабров, кивнув в сторону Никитина, сидевшего здесь же, – а сегодня я проверил все сам и убедился, что ты не МТО – материально-техническое обеспечение, а МТО – можешь только отдыхать!!

– Брань на вороту не виснет! – вместо оправдания сказал Вербов. Он всегда употреблял в разговоре всякие шутки да прибаутки. – Петр Михайлович, я один, а площадок много, хозяйство большое. Помощники у меня, сам знаешь, не народ, а так себе.

– Закрой к черту твой отдел, разошли командный состав, но чтоб к вечеру весь материал был на площадках! Не будет – посажу тебя на пять суток, – решительно закончил полковник.

– Петр Михайлович, помилуйте, я человек штатский, меня нельзя сажать без санкции прокурора, – улыбаясь, сказал Вербов.

– Посажу, а потом разберемся!

В кабинет вошла Шура и обратилась к Никитину:

. – Степан Федорович, вас вызывает по телефону Москва.

Никитин извинился перед полковником и вышел. Оставшись с Шабровым наедине, Вербов заметил:

– Вот ты меня, Петр Михайлович, ругаешь, крепко ругаешь и каждый день, а помочь мне не хочешь.

– Чем это я должен тебе помочь? – спросил Шабров.

– Вот наряд на завод «Пролетарий»; двадцать пять тысяч кирпича надо вывезти, а когда ни приедешь – кирпича нет. Я директора завода пригласил завтра к себе, хочу его попотчевать. Приехал бы ты, мы бы его вдвоем быстро уговорили, а?

– Нашел компаньона! Я наряд получил, стало быть, помог, а водку пить я тебе не помощник, управляйся сам! Чего у тебя?

Вынимая из папки документ и кладя его перед Шабровым, Вербов сказал:

– Шелевку надо списать, пятнадцать кубов, недомерок, пошел на леса «А-1». Подгнил, пришлось пустить на дрова.

– Ты в своем уме? Пятнадцать кубов?!

– Каюсь, Петр Михайлович, десять кубов вывез заводу металлоконструкций в обмен на швеллера. Но это же не напишешь… – объяснил Вербов, разведя руками.

– Комбинируешь?! Смотри, докомбинируешься! – сказал Шабров, но акт все же подписал.

Когда Никитин вошел в кабинет полковника, Шабров подписывал доверенности, которые ему подавал Вербов. Никитин обратил внимание на пальцы старшего инженера с длинными точеными ногтями.

– Евгений Николаевич, зачем вы носите такие длинные ногти? – спросил Никитин.

Ничуть не смутившись, блеснув рекламной улыбкой, Вербов ответил:

– Древние обладали классической формой рук, у них были длинные, тонкие пальцы; мы же выродились, пальцы наши короче и грубей. Такие ногти удлиняют пальцы, делают их близкими к эллинской, классической красоте.

– Съел? – сказал Шабров и добавил: – Классическая красота в руках и классическая глупость в башке.

Словесный поединок готов был разгореться, но в это время в кабинет вошел длинный, как жердь, начфо – майор Козлов. Вид его свидетельствовал о чрезвычайном происшествии.

Довольный, похлопывая папкой по колену, Вербов вышел из кабинета.

– Что у тебя, товарищ майор? – спросил у начфо полковник.

– Сегодня счетовод-инкассатор Гуляев получал в банке деньги для выплаты зарплаты, и, представьте себе, приходит он в управление, пересчитывает деньги и обнаруживает, что кассир банка передал ему лишнюю пачку денег в тысячу рублей!

Полковник вызвал к себе Гуляева и, обращаясь к майору Козлову, спросил:

– Как, полагаешь, надо поступить?

– Надо Гуляева отметить, даже премировать, а? – нерешительно заметил Козлов.

Вошел в кабинет человек, на вид лет пятидесяти пяти, – длинные волосы его, сильно тронутые сединой, по-артистически зачесаны назад, голубые, еще не утратившие силы глаза смотрели прямо и уверенно, усы щеточкой, которые он, очевидно, красил восстановителем, были значительно темнее волос, но предательски зеленоватого цвета. Был он в синем костюме, сильно лоснящемся на коленях и локтях, но опрятном и чистом, галстука не носил: на нем была украинская вышитая рубаха.

– Вызывали, Петр Михайлович? – спросил Гуляев.

– Вызывал, Сергей Иванович! – в тон ему ответил Шабров. – Молодец! Хороший, честный поступок! – и, обращаясь к начфо, распорядился: – Объявите Сергею Ивановичу благодарность приказом с занесением в личное дело и напишите бумажку в ВСУ округа с просьбой разрешить нам премировать Гуляева месячным окладом.

– Очень хорошо! – сказал майор Козлов и вышел из кабинета.

– Вам ничего не нужно в Стройуправлении округа, товарищ полковник? – спросил Никитин. – Я еду через полчаса к проектировщикам.

– Очень прошу, Степан Федорович, получи расчет перекрытий на «В-5».

Никитин простился и вышел из кабинета, а Гуляев, достав из бокового кармана несколько фотографий, передал их Шаброву.

– Что это?

– Ваш Мишка. Я его в прошлое воскресенье сфотографировал на реке. Хорош?

– Хорош! Вот парень – так парень! Как я, быдластый, даже родинка, как у меня, на плече!

– Портрет!

– Ну молодец! Мастер на все руки! Налей-ка мне, Сергей Иванович, водички, изжога проклятая мучит, – сказал Шабров, придя в хорошее расположение духа.

– А вы бы, Петр Михайлович, чайного грибка попили бы. Хотите, я вам от своего отделю? Изжогу как рукой снимет, – любезно предложил Гуляев.

– Ну что ж, принеси, – охотно согласился Шабров.

В это время Шура заглянула в кабинет.

– Ты чего, Шура? – спросил ее Шабров.

– Вербова ищу, думала, не у вас ли, его к телефону.

– Переключи на меня, – распорядился Шабров и взял трубку. – Алло! Слушаю! Кто опрашивает Вербова? А, Людмила Денисовна! Приветствую вас, это Шабров! Евгения Николаевича нет, выехал на центральный склад. Что передать? Позвоните? Хорошо, передам, – и, положив трубку на рычаг, добавил: – Вскружил бабе голову, она с ним наплачется.

– Ничего, в этом возрасте не опасно. Да я и не думаю, инженер-конструктор номерного завода, дела у нее, небось, вот, – Гуляев провел ребром ладони по горлу, – амурами заниматься некогда.

– В Индии, я где-то читал, есть такие специалисты: по два месяца без пищи живут, а вот без любви человек жить не может. Будь ты хоть сто раз конструктор, а глупеешь и влюбляешься.

В это время пронзительно зазвонил прямой телефон из Москвы. Шабров снял трубку, Гуляев осторожно, стараясь не шуметь, вышел из кабинета.

Есть много людей, охваченных невинной страстью к коллекционированию: филателисты собирают почтовые марки, нумизматы – старинные монеты. Есть упорные собиратели живописи, хрусталя, копенгагенских безделушек, есть коллекционеры и попроще: собирающие коробки от спичек, обертки от конфет.