– Это генетика, – машинально пояснила Лоркан.

– Ге… что? – хором переспросили некромантка и друид.

– Генетика, – повторила Лори. – Это то, что сделало их такими. Наука такая.

– Об этом запрещается говорить за пределами этого графства. Нарушение этого запрета приравнивается к мятежу против Университета и Совета Магов. Всего несколько человек во всем Мире знают о существовании таких вещей, – сказал метр Лоувейн.

– И всего двое из ныне живущих более-менее понимают их принцип, – добавила Лоркан.

– Боже, как все серьезно, – надула губки Нелли. – А я-то думала, это просто красивые бабочки.

– Разумеется, это просто красивые бабочки, моя прелесть! Бабочки, на которых приятно смотреть, как и на тебя, – в стеклянных дверях оранжереи стоял высокий по-человечески красивый мужчина. На вид ему можно было дать лет сорок максимум, но собранные в простой хвост длинные волосы были совершенно седыми. В его виде было что-то настораживающее: черты лица слишком резкие, скулы слишком острые, мертвенная бледность, да и взгляд немного стеклянный, блестящий. – Красота теряет все свое очарование, когда понимаешь, как и зачем она создавалась.

– Ох! Не могу с тобой согласиться, – улыбнулась Лоркан. – Я люблю этих бабочек тем больше, чем лучше понимаю, кем и для кого они были созданы. Здравствуй, Мишель! – Лори протянула руки ему навстречу.

– Ну у тебя, как всегда, все не как у людей. – Мишель в несколько гигантских шагов пересек комнату, подхватил Лоркан под руки и закружил под стеклянным потолком, искрившимся в косых лучах солнечного света. – Здравствуй, девочка!

– С этим парнем, похоже, не все в порядке, – прошептал Рурлаф, когда она наконец оказалась на полу. – Это то, о чем я думаю?

В подтверждение его слов граф Троу улыбнулся, обнажив тонкие острые клыки.

– Какой проницательный парень, – сказал он. – Неужели кому-то наконец удалось растопить твое ледяное сердечко?

– Это ледяное сердечко даже бог любви не растопит, – проворчал Рурлаф.

– Растопит, уверяю тебя, – рассмеялся Троу. – Если приложит к этому усилия. Рим не в один день строился.

– Рим?

– Неважно, – махнул рукой граф, присел на изящную каменную скамейку, жестом приглашая всех последовать его примеру. – Итак, у вас ко мне важное дело.

– Я хочу, чтобы ты сыграл для меня на скрипке и еще кое-что… – начала Лори. – Думаю, ты уже знаешь что.

– Разумеется, ты понимаешь, милая, что вмешиваться в дела, связанные с некромантией, не в моих интересах, – с ленивой улыбкой сказал Троу, растягивая слова.

– Разумеется, я понимаю, – хмуро отозвалась Лоркан, судорожно думая, чем бы можно было его привлечь. Конечно, втайне она рассчитывала, что граф согласится помочь ей просто от скуки, но ситуация так запуталась, что она не была уверена, что все это ничем не будет ему грозить. Она проводила угрюмым взглядом стайку бабочек. – Но обратиться мне все равно больше не к кому.

– Хочешь сказать, – граф зевнул, деликатно прикрыв рот ладонью в белой атласной перчатке, – что та самая Лесная Леди, с которой даже госпожа Архимаг не рискует в открытую связываться, в отчаянии?

– Еще не совсем, но близко к тому, – Лоркан плюхнулась рядом с ним на скамейку. – Но это мое всегдашнее состояние – возможно, именно поэтому со мной и бояться связываться.

– Как насчет того, – Троу сорвал огромную бело-розовую головку пиона, поднес ее к лицу и облизал бледные губы, – чтобы отдать мне половину своей крови, чтобы мне не было так холодно в тех проклятых местах, куда может нас завести это приключение?

Рурлаф вскочил на ноги:

– Ты!.. – прошипел он, и конец букового посоха ткнулся в грудь графу, но на лице вампира продолжала играть приятная лукавая улыбка.

Лори устало потянула друга за рукав:

– Оставь его, – вздохнула она. – Я согласна.

– Что?! – начал было Рур.

Но прежде чем он успел хоть что-то сказать, Троу совершенно переменился в лице: губы неприятно скривились, глаза угрожающе блеснули – и Лори получила звонкую пощечину такой силы, что отлетела в сторону, сломав куст пионов и подняв в воздух тучу бабочек.

Рур хотел подать ей руку, но Троу оказался там раньше. Он навис над побитым кустом, словно сумрачная тень из ночного кошмара.

– Как ты можешь так легко соглашаться?! – рявкнул он. – Ты оскорбляешь и меня, и себя!

Губы Лоркан задрожали:

– Я знаю, знаю, – прошептала она. – Но, черт возьми! – ее глаза наполнились слезами. – Почему я всегда должна поступать правильно?! Почему я?! – друид взвыла и упала обратно в сломанный куст пионов. Ее плечи сотрясались от рыданий.

– Так… – Троу повернулся к опешившим зрителям (точнее, опешили только Рурлаф и Нелли, альв выглядел так, словно присутствовал при самой обычной светской беседе). – Месье секретарь, похоже, вы опять мешаете нашей девочке делать работу, на которую сами ее назначили.

– Похоже, что так, – невозмутимо откликнулся альв.

Стеклянная дверь оранжереи снова раскрылась. На пороге появился управляющий, чинно толкавший перед собой сервировочный столик для чаепитий.

– Месье граф, – сказал он, деликатно покашляв.

– В чем дело?! – спросил Троу – чувствовалось, что прежняя доброжелательность не вполне к нему вернулась.

– Тот шоколад с коньяком 101 года Совета, который вы заказывали для Лесной Леди, уже прибыл. Прикажете подать с чаем?

– Ну, дно у каждого свое, – усмехнулся Эд. – Его так просто не опишешь. К тому же, думаю, нам стоит на всякий случай собрать остальных, если Дикий Гон вдруг появится раньше времени. Эти господа отчего-то вбили себе в головы, что леди Лоркан обязательно должна путешествовать вместе с ними, после чего стали очень назойливыми.

– И все-таки пару примеров бы не помешало, а то я просто не понимаю, к чему вы клоните.

– Пожалуй, несколько историй и в самом деле можно было бы рассказать, – улыбнулся Вил, слезая с дерева, куда лазал, чтобы определить положение ближайшего отряда. – Полчаса ходьбы в запасе у нас есть.

Лесистые склоны Горы были погружены в снежное безветрие. Казалось, что даже звери где-то затаились, опасаясь шнырять. Звуки, которые Герну удавалось услышать, можно было пересчитать по пальцам. Он мог бы поклясться, что слышит, как под невесомыми шагами эльфов ломаются отдельные снежинки.

– Были времена, когда я не считал себя эльфом. То есть как не считал – я просто об этом не думал. У моей семьи была небольшая ферма в Университетских графствах. Конечно, у нас не растут бороды, слишком большие глаза, острые уши и тому подобное, но тогда в той местности кто только ни жил: водяные держали мельницы, болотники торговали рыбой и мелкой дичью, мавки владели покосами и разводили скот, ну и, конечно, были люди, которые занимались всем понемногу. Так что среди сельского населения тех лет мы не выделялись. Во всяком случае, не своим видом, а лишь благодаря тому, что отец был единственным ветеринаром в округе.

Конечно, моя сестра вышла замуж за чистокровного эльфа, что вызвало почти траур среди окрестных парней, но это была чистой воды случайность. Мы были не только единственными ветеринарами, но и вообще единственными эльфами в тех местах. Но как-то раз по дороге на ярмарку мой отец встретил группу беженцев (войны никогда не были редкостью), среди которых было несколько осиротевших детей. Он привез тех с собой на ферму. Младший мальчишка оказался эльфенком. Они выросли вместе с сестрой. Так как до ближайшей фермы было почти десять часов ходу, понятно, что большую часть времени они играли только вдвоем. Такие обстоятельства часто приводят к браку. И неважно – эльфы это, люди или еще кто.

В первый раз я услышал слово «эльф» в тот день, когда Элти объявила нам, что ждет первенца, той самой весной, когда…

Когда Джек и Боб ввалились на кухню, там собралась вся семья фермера Голдвилла, а сам глава семейства открывал бутылку Золотого вина Троу, приготовленную им для особенного случая. Вид поденных работников произвел на присутствующих такое впечатление, что они в едином порыве вскочили из-за стола.