— И что?

— Слушал, что он тебе рассказывал?

— Ну примерно. Мало что понял из этого.

— Я кот, я в этом могу не понимать! Но тебе то понятнее должно быть? Что дальше нам?

— Ну примерно идти вперед. Там нас встретит. Дух какой-то. Нужно чтобы он нас выпустил.

— Пошли тогда. Нам уже чего бояться то? Насмотрелись за дорогу на всякое. Хотя и страшно там. Страхом оттуда несет.

И кот с ощетиненной спиной первый шагнул за край поляны. Уже скрылся его хвост и из темноты прозвучало сердитое мяуканье.

— Идешь? — услышал мальчик у себя в голове. Он поколебался секунду и тоже шагнул за край, сразу же поцарапав лицо и руки о густой и колючий кустарник.

Глас

Иов проспал несколько часов. Холодно, накинул старую чью-то шубу. Открыл глаза. Противоречащий сидел у целой печи и заваривал чай.

— Какую-то дрянь ты завариваешь… Нормальной заварки тебе принес.

Иов сел.

— Ну что?

— Нормально все. Кстати, у тебя же тут день, а у них ночь кромешная.

— Не тяни!

— Да не тяну. Что… Довел их до куда надо и дорогу указал. Дальше мне нельзя. По крайней мере, придут не в самое приятное место и не к самому приятному собеседнику. Но если бы заблудились, то пропали бы. Там в той тьме такие твари водятся, что ты бы удивился.

— Твое порождение поди?

— Я бессмысленными вещами не балуюсь. Это чьи-то черные души творят и создают. Мне такое и не надо.

Он помолчал.

— Ладно! К делу. Как я понял, им нужно встретить вашего властителя. Задача у них великая.

— Какая же?

— Нам об этом не сказали. И им тоже. На месте разберутся, я думаю. А тебе… Тебе пока туда же. Когда они дело свое сделают — успокоишь старика, примешь душу.

— А что потом?

— Вот тут и самая заковырка, — Противоречащий снова почесал рог. — Мне бы, конечно, не стоило бы тебе этого говорить. Я вмешиваться права не имею, но… Вы будете во тьме, созданной им. Я у ее границы. Мне просто дальше нельзя. Примешь душу его, она ко мне отлетит. Только тьма эта сразу же схлопнется. Пацан с кошаком, не знаю, успеют ли выскочить. Если успеют, то спасутся и в мир попадут. Ты вряд ли успеешь. Пропадешь для этого мира.

— Куда? Совсем? Как будто и не было?

— Ну не так категорично. Скорее всего, к нам. В смысле, не в ад, а в другую сферу. Сам тебя не оставит. А там и кто знает? Может как то и спасет тебя. если ты для мира нужен. Или оставит эту тьму крошечным пузырьком во вселенной и будешь ты там свои панихиды служить. Кто знает? Он своими планами не делится ни с кем. Лады?

Иов почему то перестал не верить ему.

— Когда выдвигаться то? И куда идти?

— Идти тут долго. Пока пешком дойдешь — мир погибнет.

— Так… — Иов растерялся. — Про гибель мира я вот слышу впервые. Мне другое было сказано.

— Ну весь то не погибнет. Когда Главному все надоест, он, понятное дело, этот снесет и построит новый. Это да. И этого пока в планах нет. И я это точно знаю и тебе он это сказал тут. Но если не дадите отлететь могучей и не самой доброй душе, то непонятно, что она натворит. Вот серьезно говорю.

— Понял.

— По-о-о-ня-я-я-я-л, — передразнил Противоречащий. — Серьезные вещи это все, понимаешь? Я вот сколько за вами людьми присматриваю, а все диву даюсь, как вы еще живы то все и не схлопнулись всем миром.

Иов подумал. Переспросил:

— А что, все властители так умирают?

— Почти все. Понятно, что всякие случайные и однодневки нет. Но кто посерьезнее — да. Тысячелетиями уже. Считается, что власть от Него. Ну вот и дается им к власти последняя привилегия.

— Я к тому, разве всех так упокоить нужно? Каждый раз такие жертвы?

— А, ты об этом? Да нет. Конечно же нет. Такие случаи за ваши века у меня раз-два и обчелся. Обычно каждый да как то находил почудить чем то. С этим все сложно. Ни единую душу за всю свою агонию не встретил. А нужен кто-то, кому он хоть что-то на прощание скажет, поиграет, поплачется. Ждал поди кого-то типа тебя или Элифаза твоего, посолиднее, умеющего беседу поддержать. А ему на пути только пацан с котом… Ну да промысел Его не нам с тобой судить. Ты чего чай то не пьешь?

Иов отхлебнул из кружки припахивающий дымом серной шашки чай. Впрочем, запах не был назойлив, а скорее был органичным и не раздражал. Допил и молча потер глаза. Противоречащий привстал.

— Пойдем? Все остальные инструкции и вводные по дороге. Уже не от меня. Ты же у нас праведный и недоверчивый. Да не обижайся! Правильно все делаешь. У меня задачи разные и своими делами я себе такую репутацию создал. Спаситель же ваш тоже в пустыне мне не поверил и правильно делал. Меня развести его послали, как подсадной уткой в камеру — так у вас же говорится? Ну и вот. Погнали, ладно.

Иов накинул куртку на рясу. Подумал, что брать то с собой?

— Да ничего не бери. Тебе брать тут нечего. Если все разрешится хорошо — подумаем, как получше то тебе быть, пустым не оставим. Да и не нужно тебе ничего. Понимаю, дом обжил, у вас есть такое — к вещам привязываться. Даже святые этим грешат. Вещи то у тебя хлам, так и не жалей их. Все равно сюда не вернемся.

Они вышли из дома и пошли по дороге среди разрушенных домов. Вот так и стираются с лица земли целые города. Тут деревни то не стало, а уже жалко.

— Да она и не нужна уже была, — проговорил Противоречащий. — Стояла пока миру была нужна, а потом все. Ну понятно, что не за грехи. Каждый был в ней как то грешен, но не то. Не тот случай. Было бы время, я бы тебя перенес туда, где Содом стоял. Вот уж действительно была история. Я тогда смотрел и просто оторваться не мог. Могучее зрелище.

— Без тебя то поди не обошлось?

— Да ну… Люди сами такое творили. Я просто несколько раз был с Лотом не согласен, пытался ему здравую мысль донести. Ну да, ладно. Там история тех лет мутная. Этим патриархам Сам много чего дозволял.

— Ты что, Лота смущал?

— Да ну… Как смущал? Сказал ему, что нечего дочерей своих предлагать всякой швали. Взял бы меч и защищал свой дом. Ангелам бы тем содомляне ничего не сделали бы, я их знаю. А то бы с мечом за своего бы Господа и отстоял бы право. Ты как думаешь?

— Зло рождает зло.

— Ну может ты и прав. Вам так думать положено.

— А вам?

— Нам положено думать так, как Сам думает. Я просто создан был первым и экспериментально. Со способностью противоречить и выражать мнение. Потом вы правда сочинили историю, что меня выгнали и прокляли. Но это не так.

— Врешь поди опять?

— Да ну. Оно мне надо?

Шли дальше. Иов с трудом узнавал деревню среди целого поля разбросанных бревен, домашней деревенской утвари, мусора, заборов. Вот тут, кажется, Васильевна жила — верная регентша его маленького хора. До самой пенсии ездила в город, где на заводе каком-то работала в сбыте. Трудолюбивая была, поздно пришла к Богу. Вроде как по отцу и матери была из коммунистов и те устанавливали советскую власть когда-то в деревне. Каялась, как играла в детстве с огромной кучей вещей, изъятых у кулаков и сваленных в колхозном дворе. Другие дети тоже играли и радостно смеялись, когда торжественно объявили об окончании этапа коллективизации у них в деревне. Больше всего их веселила отчего-то фраза о ликвидации кулака как класса. К пенсии осознала смысл слова “ликвидация” и пришла сразу в церковь. Но это еще задолго до Иова. Ему она по наследству досталась.

А вот тут, чей был домик? А, старуха, имени не помню. У нее отец пил горькую и гонял до самой смерти все семейство топором. Он пришел с финской войны без руки и всех пальцев на ногах и когда был добр и трезв рассказывал, как в сорок градусов мороза прятались в сугробах и пилили буханку хлеба штык-ножом, сидели три дня запертые в каменных утесах Карелии и не могли высунуться по нужде, обложенные с деревьев снайперами-кукушками. Каждый раз он плакал и вопрошал — почему же они то, суки такие, эти снайперы то не обмораживались?

Вот домик старухи, она атеистка была до последнего, к Иову последний год то и стала ходить молиться. Ее увезти в город не успели, так тут и снесли на погост, когда мор начался. Что про нее Иов помнил? Кажется, при Черненко начала доносы писать про походы молодежи в церковь в соседней деревне, а год спустя в перестройку уже топила за открытие этого храма.