— Да, Господи. Да, Господи… — продолжал он шептать в черное-черное небо за разбитым окном.

В темноте

и сказал: 

к Господу воззвал я в скорби моей, 

и Он услышал меня; 

из чрева преисподней я возопил, 

и Ты услышал голос мой

Ион. 2:3

Мальчик испугался. Темно. Светила луна и отблески ее отражались на стеклах машины и на широко раскрытых глазах кота. Кот смотрел и не говорил ни слова. В голову мальчика от кота передавалась только вибрация страха. Он понял, что все предыдущее было просто кошмарным сном. Но настолько он был и ужасен и, в то же время, пробирающий, при всей нереальности, он казался самым обыденным, что мальчика потряхивало. Он редко запоминал сны, но этот кошмар запомнил до самых мельчайших подробностей. Казалось, даже жуткие звук, ветер, карканье, ужасные слова — все это еще звенело в его ушах.

В мозг лезли мысли кота. Полосатый, казалось, пытался просто показать ему что-то. Прислушавшись, мальчик начал понимать — они были вдвоем в этом сне и им одновременно обоим снилось одно и то же. Как так можно? Значит и сон не простой кошмар? Значит и этот сон не просто так? А если действительно, все так, как там сказали?

Мальчик вздохнул. Засыпали — темно еще не было. За час с небольшим, может чуть подольше, водитель бы обернулся. А его нет. И ночь вокруг. Что же такое? Почему они одни до сих пор?

— Кот, мы тут одни все время?

— …

Кот, казалось, даже по-человечьи кивнул.

Он помолчал, почесал за ухом.

— Никогда не спал. Крепко так никогда не спал. Мы, коты, спим всегда чутко и вполуха. А тут как пропало все. Провалился в это все. И еще сон этот. Коты редко сны видят.

Кот горестно замолчал. Мальчик почувствовал, что кот запомнил тоже весь сон, до единого мгновения и его грызет мысль о том, что его давно никто не ждет, его забыли и уже даже не обрадуются, если он придет прямо на порог своего бывшего дома.

Мальчик заворочался. Страшно.

Время, сколько же время? Мальчик перелез на переднее сидение. На приборной панели были часы. Мальчик был не уверен, что они идут правильно. Но было уже без двух минут девять. Вполне объяснимая темнота для апрельской ночи. О, магнитола. Включил радио. Незнакомая песня какое то время доигрывала, потом на полуслове завершилась и диктор объявил, что в Москве двадцать один ноль-ноль. Значит, все верно.

Выключил радио.

Водитель ушел не менее часов пяти назад, а может и больше. Даже если идти в одну сторону час, он должен был вернуться уже давно. А если возвращался? Тогда бы разбудил. Что делать? Надо может подождать?

В душу втекал тонкой струйкой страх. Ни от чего. Да, ситуация странная — они не должны быть тут в темноте и ночью вдвоем. Водитель должен бы был прийти. Но за свой путь они оба уже настолько привыкли к странностям и, порой, действительно ужасным вещам. Казалось бы, такая ситуация — тьфу и растереть. Ну пошло что-то там не по плану. Ну это же, примерно тоже самое, как они не попали на автобус сегодня днем. Ерунда какая-то — все решилось. Или как в деревне у Иова, когда выяснилось, что автобусы не ходят из деревни. Решилось же. Также и тут — ну нет водителя. Может случилось что-то, да не будет же он машину бросать? Вернется, куда денется.

Мальчик успокаивал себя этими мыслями. Он складывал из них как из кирпичиков стенку спокойствия. Но страх заползал и заползал внутр его. Сначала это была маленькая-маленькая струйка. Она была похожа на тонкого извивающегося земляного червяка, который прогрыз стенку погреба и пролезает внутрь. Но, вползая все дальше, струйка страха становилась все толще и мощнее и уже извивалась жирной-жирной гадюкой. Беспричинным страхом наполнялось все внутри. Это чувство заставляло гореть щеки, пульсировало на уровне паховых лимфоузлов, от него потела голова под волосами, коленки начинали ходить ходуном и приходилось напрягать ноги, чтобы унять эту дрожь. Щемило от страха низ живота и сдавливало дыхание в груди. Мальчик слышал в голове безмолвную волну чувств кота — Полосатый чувствовал все ровно то же самое. Мальчик удивился — большой-большой кот, разумный кот, которого он порой чувствовал не как кота, а полноценного друга-собеседника-человека, но еще и более опытного и повидавшего жизнь, у которого можно попросить совета и даже прислушаться к нему, так и он, и он тоже беспричинно и сильно боится. Мальчик даже чувствовал биение его сердца, удивляясь — такой большой кот и такое маленькое сердечко и так быстро и встревоженно стучит, перегоняя от желудочка к желудочку страх.

“Бойтесь! Бойтесь! Бойтесь!” — все еще звучал в ушах страшный лесной хор из сна. Страх уже совсем переполнял и, казалось, макушке головы срочно требовалась специальная дырочка, чтобы этот липкий и ядовитый поток начал выливаться наружу.

— Кот…

В ответ тишина. Мальчик прислушался к коту и к тому, что творится в его тишине. Душу Полосатого переполняло тоже самое что и мальчика — было только желание уйти и убежать из этой машины и из этого места. Откуда-то была ничем необъяснимая вера в то, что если они убегут отсюда, то страх пройдет. Станет спокойно и они выйдут на нужный путь. Куда, как и зачем — неважно. Важно только убежать отсюда. Убежать от страха.

— Не приходил он наверное, — услышал мальчик голос кота.

— Откуда ты знаешь?

— Не могу сказать. Просто чувствую, что не было его.

— Ночь почти. Добираться надо. Мы еще и застряли тут.

— Да.

Оба молчали.

— Можно подождать, вдруг случилось что.

— Можно, — согласился кот.

— А если не вернется?

Мальчик заметил, что за все время не проехало ни одной машины.

— Понять бы, где мы. Где-то на шоссе, которое выходит на федеральную трассу и там уже прямой до Москвы, водитель так говорил.

Мальчик снова погрузился в молчание.

— Вот что, — решил он, — мы с тобой можем и поспать в машине, но вдруг что? Мне тут, если честно, страшно.

— Страшно, — подтвердил кот. — лес вокруг нехороший.

— Можем пойти. Если, как он говорил, тут выезд есть и рядом большая трасса, то мы можем выйти на нее. Хоть пройдем сколько то. А если с нашим водителем и все в порядке, то как раз встретим его по пути.

Кот зевнул:

— Правильно говоришь, все верно, верно все выходит.

— А если нет, то время не потеряем.

Кот помолчал и мысленно кивнул.

— Полезай тогда в рюкзак.

— Лапами пойду.

— А сейчас идти будем, машина поедет, будем ее тормозить, времени не будет.

Кот фыркнул и нехотя полез.

— Неси только аккуратнее.

Они пошли. Мальчик нес рюкзак на руке, придерживая его второй,чтобы кот не бултыхался. Апрельская ночь была холодной — леденели руки, ветер из леса бил по лицу. Шли минут десять, когда в лесу за обочиной справа затрещали ветки, как будто кто-то огромный ломился через бурьян и деревья. Что это было? Зверь какой-то? Может лось? Может человек? Стало страшно. Да еще и кот зашипел в рюкзаке.

Мальчик встал и прислушался — снова тишина. Кот заворочался, но молчал. Постоял еще и послушал — тишина просто оглушающая. Как будто вычистили все звуки мира.

Шли дальше. Холодно. Мальчик примерно пытался считать шаги, складывать их в метры, вычислять пройденный путь и билось все так, что уже должны бы встретить своего водителя, дойти до его автозаправки, где он должен был купить нужную деталь. Темнота и темнота. На дороге не было даже фонарей и светила луна отражаясь на придорожных столбах, оклеенных светоотражающей полосатой пленкой.

— Кот… — осторожно позвал мальчик

Полосатый в рюкзаке заворочался. Никаких сигналов не стал посылать, только сдавленно мяукнул, мол, чего, говори.

— У тебя же слух кошачий острый? Ты же говорил слышишь все, мышей издалека, птиц, как человек по лесу идет?

— Ну… — согласился кот.

— Ты что-то слышишь?

— Ничего. Не бывает так. В это время птицы в лесу уже кричат по ночам. Весна же. Они все прилетают, гнезда ставят. Зверь какой может бегать — ничего. Глухота какая то.