— Ты сам прекрасно знаешь, что тут не уголовка, на себя чужое взять никому не прокатит, — хмуро ответил Цофар. — Да и какой суд то будет?

В это время громыхнуло так, что у всех четверых заложило уши. В свете замершей на несколько секунд молнии они увидели через окно, как над улицей деревни летает сорванная с какого-то дома кровля.

— Какой?? Какой будет??? — орал оглохший от грома Элифаз

— Да ни я и ты и никто не знает, — проорал Бильдад. — В книгах одно написано, а как на деле будет? Я думаю, что покарает нас всех без разбора и все. Да он и сейчас всех карает. Иову вон сколько бед надавал. За что? Иов, ты грешил до того раза как тебя тогда на практике в первый раз чпокнули и отпиздили?

Иов покачал головой.

— Вот! — продолжал Бильдад, подходя к столу и наливая всем по стакану. — Мне что ли проблем мало? Родители спились пока в семинарии учился, любимая бросила когда поступил и верить начал, в первом приходе подставили на деньги и повязали намертво — за что? Хотел по благости, служить Богу и людям, а что он мне за это надавал? Чтобы я в тварь превратился, в того попа, над которыми смеются и которыми против церкви агитируют? Жирного вора на мерседесе в рясе? За что, а, скажи-ка, владыка?

Бильдада трясло и он сам уже сходил с ума.

— Цофара то тоже в это болото затянуло. Он то за что? У него своих бед мало? Или у тебя? Да мы в мир входили как агнцы. И что с нами сделали? А точнее, кто с нами все это сделал? Не знаешь? А я знаю! Он и сделал!

Отец Цофар хотел уже всех урезонить — массового психоза и истерики тут только не хватало, Бильдад продолжал что-то кричать, но в одну секунду крик его пропал в новом грохоте грома. Такой бури и такой грозы собравшиеся не видели никогда. Гремело так, как будто сама великая природа приказывала им всем заткнуться. Словно какой то важный человек во главе банкета стучал вилкой по графину, урезонивая пьяных гостей, дабы сказать важный тост и подчеркнуть, кто здесь главный. Молнии слепили за окном непрерывно и в их свете видно было как летают в воздухе высоко-высоко сорванные крыши домов, комья земли, ветки и крупный мусор. Гром тоже гремел непереставая. Как будто, сама природа решила устроить колокольный звон. По крайней мере, так показалось Иову. “Трезвон, — думал он, слыша схожий ритм, — как при приближении к воротам храма архиерея. Возобновляется благовестом и снова трезвон. Как есть.”  Природа гремела и выдавала свою мелодию так, что каждому становилось все больше не по себе.

Элифаз услышал в этом громе заупокойную ектению и упал на колени. Он вспомнил, как молодому диакону из его прихода нужно было срочно собрать денег на операцию младшему брату и тогда он, еще не епископ, но уже могущественный протоиерей просто отказал ему, сославшись на то, что все деньги отданы в епархию, выдать не с чего, начальство не даст, а побираться по прихожанам и позорить приход он не даст. Маленький брат диакона умер. Рыдал весь приход, скандал получил огласку, в епархии нахлобучили и перевели в другой приход. Сейчас под раскаты грома он яственно увидел маленького мальчика в гробике и зарыдал, падая на колени.

Цофару же слышались выстрелы и взрывы из его первого и последнего боя. Крики и грохот, копоть. Снова крики на разных языках — яростные тех, кто сражался и крики боли от тех, кто упал и лишился конечности, был ранен пулей, осколком, порезан штык-ножом. Как он, совсем зеленый и необстрелянный прижался к стене у окна одного из домов, прижимая к груди автомат с пустым рожком. Первый он еще в начале выпустил в воздух, второй пытался выпустить в окна и, кажется, ни в кого не попал, куда делись остальные, он не знал. А тут из окна вылетела граната и, на удивление хлопнула негромко, но желтый свет, который захватил все пространство и время вокруг, начал съедать и его самого, пока не скрыл от мира, превратился в плотное облако и понес высоко-высоко, к высоким куполам Главного города Небесного Царства, а потом разжал свои объятья и Цофар ничего не слышал, но лежал среди мусора и гильз, а рядом была чья-то кисть руки и остальной части человек не было. И казалось уже сейчас, что если бы то облако не разжалось и не отпустило, то Цофар был бы там, где нет всего этого, что окружало все годы и мешало чувствовать свою нужность. И желание снова увидеть начало того прекрасного небесного города перехватило горло, Цофар, распростертый ниц, слушал и смотрел как гремит гром и желтый свет молний захватил все небеса. Неужели началось? Борода промокала от слез, катящихся по щекам, сквозь водную пелену слез он только в общих чертах видел, как рядом стоят на коленях, трясясь в рыданиях Иов и Бильдад, Элифаз рвет волосы на себе и трясется от плача.

Порыв ветра выбил все стекла в окнах и хлестал в комнату. Стало холодно, а лица всех потоки бури в момент высушили от слез. Небеса раскололись новой молнией и свет из небесного раскола стал нестерпимо ярким и жгучим. Гром оттуда переродился в голос. Он рокотал и у любого из четверых не было ни единого сомнения в том, что этому голосу противоречить запрещено.

— Так кто же такой тот, что сотворил сию грозу? — пророкотали небеса. — Кто сотворил эту бурю и заставляет дожди в апреле проливать землю во цвет, а в ноябре в гниение? Кто тот, что смотрит на вас и только ждет от вас хоть каплю мудрости?

— Ты, ты Господи! — завопил тонким бабьим голосом Элифаз.

— Кто тот, по чьему велению рождается новая война на земле, где мрут и гибнут тысяча и тьма, но в руинах рождается один чтобы стать святым и снова спасти мир, как делали герои и до него и будут спасать мир мною сотворенный?

— Ты, Господи, — в унисон прошептали все четверо.

— Способны ли вы, люди, познать и признать мудрость деяний моих? Каждый ли раз вы не ропщете от мора, от тиранов, от несправедливых деяний, прозорливо полагая, что за замысел в них и что родится в горниле очередной погибели?

— Нет, нет, Господи!

— Новые меры и новые деяния пошлю я в ваш мир. Но лишь глупец будет ждать конца этого мира. Ради этого ли я создавал вас? Нет же, глупцы. Чтобы жили вы так, как вам завещано сейчас и здесь, приходя и уходя в землю. Или не я, ваш Господь, настолько по-вашему глуп, что одним мигом уничтожу свое любимое и лучшее творение — этот мир и вас в нем?

— Нет же, Господи, нет! — кричали друзья.

— Вот ты, Элифаз. Иди и покайся за грехи свои. Неси слово пастыря и не греши и с лихвой тебе отплачено будет!

— Благодарю! Благодарю, Господи!

— Тебе, Бильдад, тоже самое положено знать. Что тебе, что ему все отпущено по силам вашим. И тебе, Цофар, дано было то, что вело бы других людей до меня. Но ты как и они, глупец, не понявший замысла моего. И горит гнев мой на вас за то, что вы говорили обо мне неверно! Принесите рабу моему Иову помощи и помолится он за вас!

— Да, да, Господи!

— Ты же Иов, близок к познанию замыслов моих. Близок, хотя и не разумеешь их до конца! Но ближе чем трое друзей твоих! Разгадай мою мудрость и будет тебе награда в этой жизни и после нее!  Иов молчал, глядя ошарашенными глазами в разбитое окно и глядя на свет в небесах и рокочущее небо.

— Ты не так с виду важен для мира, — пророкотал Господь, — тебе не спасать мир от войн и не спасать от беззакония весь земной шар. Пастырем спасал живые души, принимая покаяния и давая последнее слово умирающим. Послужи же еще — спаси еще.

И словно на полуфразе небеса запахнулись. Небо снова стало черным. Потеплел воздух. Дождь моросил уже еле-еле. Только сильный запах озона после грозы резал ноздри каждому.

— Да, Господи, — прошептал Иов в пустоту. — Знаю, что Ты все можешь, и что намерение Твое не может быть остановлено.

Он стоял на коленях. Лежавший рядом Элифаз начал вставать. Еле распрямил ноги и спину, поправил панагию, которая горела у него на груди огнем, отшатнулся, увидев себя в зеркале полностью седым. Встали и потрясенные и обновленные Цофар с Бильдадом. Втроем начали поднимать с колен Иова, который только улыбался блуждающей улыбкой на лице, с которого пропали вмиг все язвы.