— Ты бутылек то чего зажал? — пихнул локтем в бок Цофара Элифаз. — Давай ка сюда уже.

Он побултыхал на дне последние грамм пятьдесят и допил глотком. Цофар и Бильдад приехали еще вчера к Элифазу и всю ночь совещались. Друзья явно волновались и успели выпить немало. К утру было решено ехать на дальнейший совет к четвертому мушкетеру, который обитал тут же в районе, но, прости Господи, откровенно у черта на рогах. Отец Бильдад склеился в машине первым и сейчас ему было нехорошо. Да и может просто растрясло на ухабах?

— Засыпаешь что ли?  — снова забеспокоился владыка, толкая Цофара. — тут ехать то херня осталось. Давай я за руль?

— Не, долетим сейчас. Там и поспим.

— Ну смотри, не угробь нас раньше времени. Музыка тут у тебя? Духовное есть что?

Элифаз бесцеремонно разобрался с магнитолой и флешкой и на всю машину грянула протяжно Джоан Осборн:

What if God was one of us?

Just a slob like one of us

Just a stranger on the bus

Trying to make his way home

— Глянь ка! — загоготал владыка. — И впрямь духовное. Ты в аглицком не силен? Вроде по нашей теме.

Цофар же вцепился в руль и не разговаривал. Бессонная ночь, выпитое и проблемы на службе (из-за которых они и ехали) вымотали его. Элифаз усмехнулся и полез рукой на заднее сидение. Там, откуда то между спящим отцом Бильдадом и разбросанными вещами он достал еще одну початую бутылку.

— О, “Абсолютик” еще есть. Еще и чуть початая. Ну и хорошо. — и надолго присосался к горлышку.

А Джоан в динамиках все продолжала вытягивать:

… Just trying to make his way home

Like a holy rolling stone

Back up to heaven all alone

Just trying to make his way home

Nobody is calling on the phone

'cept for the Pope maybe in Rome.

И дальше в путь

На автостанции их ждало разочарование. Московский автобус ушел в восемь утра и больше их не ходило.

— А куда их больше, — удивлялась пожилой кассир, — раньше больше было, но у нас тут поселок то, один утром если наберется в будний день, то и хорошо. Вот автобусы что есть, только внутренние — по деревням, по району. А тебе в Москву то надо? Один едешь?

Мальчик терпеливо рассказывал что родители с дачи уехали пораньше, надо бы доехать до Москвы, будут волноваться. Так получилось, что он один.

Пожилая повздыхала  и попросила посидеть в зале. Звонила кому-то, видно было за стеклом, по мобильному. Раз другой. Подходили люди, она телефон откладывала, обилечивала их и снова писала, звонила. Мальчик сидел, гладил кота через расстегнутый рюкзак. Тот мурлыкал.

— Что там? Никак не уедем?

— Да вот похоже. Кот, мы должны уехать, будем машину ловить значит снова.

Кассир вернулась минут через десять. Сказала, что нашла родственника, он по работе ездит до Москвы и вот сегодня должен, как раз вовремя перехватила.

— Он то ничего, нормально. Сказала ему, что парень, малой еще до Москвы добраться не может. Он довезет. Ты не бойся, он нормальный. Пил раньше было, да. Сейчас кодированный, срок кодировки выйдет, три дня погуляет и снова подшивается. Хоть довезет тебя. Я уж сказала чтобы не гнал.

Минут через пять в здание автостанции вошел мужчина лет пятидесяти, седой почти уже, в морщинах, глаза больше молодые, смотрели неестественно немного.

— Тебе ехать? — весело гаркнул на все здание.

— Да.

— Пошли.

Вышли на автостанцию.

— Ох, погоди, сигареты то забыл. Ща, иди пока к моей машине.

Мальчик недоуменно покрутил головой:

— А какая ваша и где она?

— Вон через дорогу стоянка, видишь. Там стоит. Узнаешь ее — самая красивая. Мальчик пытался понять, стоя среди машин, какая из них самая красивая, обходя несколько новых иномарок, удивительных для этого заброшенного богом поселка. Их новый попутчик появился и сразу снова с удивлением гаркнул:

— Ты что еще не в тачке?

Казалось, он не говорит никогда, а только кричит. При этом, опасности не вызывал, все

это получалось как то по-доброму.

— Так я не нашел, какая же ваша.

— Говорю тебе, самая красивая.

И подвел к старой иномарке неопределенного цвета и марки. Колымага, казалось, была собрана из разных частей машин всех моделей, эпох и стран. Но выглядела бойко. Будто какой-то автомеханический доктор Франкенштейн забавлялся в гараже. Дверь оказалась незапертой.

— А она у меня не закрывается. Я ж тебе сразу и сказал — садись.

Завелась машина без проблем и никакого скрежета, как ожидалось от такого старья. У владельца, как оказалось, были золотые руки и он понимал в машинах вообще все.

Гена, как звали водителя, прожил веселую и бурную жизнь. В молодые годы держал ларьки в родном городе, потом сидел в тюрьмах, а потом занимался только машинами — держал свои автомастерские, скупал битые машины, восстанавливал их и продавал, перегонял по стране. Сейчас уже отошел от этого.

— Машины делают одноразовые, понимаешь? Что сломалось — по мелочи если человек и сам поменяет, а что посерьезнее, так люди их в автолом сдают. Да и мастерских развелось, как грибов после дождя. Не, не выжить. Да и что? Машину купил кто-то, кредит выплатил еще за три года ушатал, новую пошел брать, эту сдал на вес. А она же живая, я вот всю жизнь езжу на них — они как живые. Меня вот отец в детстве в деревне на лошади учил ездить верхом. Я вот навсегда запомнил, едешь и чувствуешь ты того коня, как ты его чувствуешь так он тебя и повезет. Вот и машина так же.

Гена действительно относился к машинам как к лошадям. Было в этой любви к железным коням что-то трогательное. Порой он чувствовал себя современным цыганом, которому нужна только степь, верный конь да вольна-волюшка. Он и рассказывал попутчику обо всем этом:

— А в девяносто четвертом… Да в девяносто четвертом я как раз за машины и присел. Ларьки эти палатки то кормили, а мы еще тачки угоняли. Ну спец у нас был по движкам и номерам, по перекраске. Было кому перегонять, был кто заказы находил. Мне же угонять нравилось. И вот пришел заказ на “Волгу” тридцать первую. Иномарки то тогда были в ходу, но все больше в Москве, Питере, бандитских таких городах, как Ростов там или Тверь. А Сибирь, все что за Уралом, они еще голосой в союзе жили, им “Волга” — верх роскоши. Ну и нашли новенькую. В родном же городе. Угнали, а тут нас и взяли за неделю. Никто не знал, а это начальник милиции себе лично прикупил. А угонять потом все равно тянуло…

Он покрикивал свои истории через кресло сидящему на заднем сидении мальчику, открывал окно и курил крепкие сигареты. Спать не хотелось. Летели быстро.

— Я чуть в обход еду — объяснял он, — надо в Подмосковье в одно место быстро заскочить. Ну это быстро. Сейчас вот по федералке едем, потом чуть свернем, а потом снова на федералку, только другую. Мимо резиденции самого главного поедем. Ее правда с дороги не видать, на картах ее нет, но так то все знают, что там. Просто так не заехать.

Гена снова покурил, кинувшись в окно окурком. И снова начал кричать через кресло очередную историю. У него, казалось, их был припасен целый миллион.

— А вот еще в девяносто третьем, я вот так и заехал в похожее место. Не, там где проезжать мы будем, этот живет постоянно. А в те годы другой был. Ну ты его не застал. Вот. И значит, на трассе там заезд был на то охотхозяйство, указатель населенного пункта. А он, значит, с моей фамилией созвучный. А я до этого пил несколько дней, только просох, одурел вконец уже и дай думаю, доеду, посмотрю что там, может, раз населенный пункт как моя фамилия, то там меня и счастье ждет. Времена простые были. Вижу, одинокая будка, одинокий гаишник. Тормозит меня, мол стой, а я и еду. Он — в погоню. Начал по колесам стрелять, я и остановился. Потом говорит, что ты туда, дурак такой едешь, я говорю, ты фамилию мою в правах видишь? Объяснил мне, что еще метров триста и меня бы с вышек и расстреляли. Но отпустил. Тогда то что, тогда проще жить было.