Отворил дверь храма на улицу. Там было пустынно. Тянуло сильным холодом и одновременно свежестью весенней ночи. После стерильной атмосферы храма, из которого пропал незваный гость, ночные запахи целым букетом ударили в нос.

Пахло ночным апрельским морозцем, свежей и влажной землей и еще чем то. Очень бы еще хотелось ароматов свежей травы и листвы. Иов стоял в ночи. Внезапно над головой прозвучали крики пролетающих птиц. Иов задрал голову — прямо над ним пронеслась стая диких гусей, сердито и озабоченно гогоча.

В путь

Дорога летела назад редкими деревьями. Иов все таки оставил их еще на день и вот в среду с утра уже удалось выехать из деревни. Они шли к дороге через деревню, Иов пытался болтать, но видно было, что ему грустно.

— Вы тут пока еще будете? — спросил мальчик

— Да не знаю, а что?

— Написать вам письмо, может приехать потом. Я благодарен вам

— Да брось ты, пустое это. Но ты приезжай.

На выходе у околицы стояло два могучих столетних дуба. Иов, проходя, нежно погладил кору одного из них. Мальчик непонимающе посмотрел.

— А что? Они же живые?

Мальчик кивнул.

— Ну и вот. Они старые. Им лет по двести. Они такую историю помнят.

Шли дальше по полю тропинкой и Иов рассказывал.

— Вот тот дуб, что я погладил, его местные больше помнят. На нем в тридцатые годы местный председатель колхоза повесился. Говорят, был пламенный большевик. Церковь эту закрыл, где я служу. Взорвать хотел, но не получилось что-то у него. Крест снял, иконы сдал. Когда колхоз организовывал, многих раскулачил, кого-то расстрелял. А потом на него написали донос в тридцать каком-то и он как узнал, что надо в районное ОГПУ ехать, заперся, пил несколько дней, а потом на рассвете наутро на этом дубе и вздернулся. Прими, Господи, душу его грешную…

Иов повздыхал.

— А вот второй дуб рядом, там в войну партизан вешали немцы, потом партизаны немцев. А потом еще герой войны местный там спьяну уснул зимой… И его прими, Господи.

Иов почесал бороду и спросил, казалось сам у себя:

— Чем не история страны?

Они стояли у обочины минут сорок и дорога была пустынной. Кот сначала стоял на земле, потом сам же попросился в рюкзак. Мальчик удивился. Кот молчал, но от него передавалось состояние сильнейшей тоски.

— Ты чего, — тихо спросил он кота.

— Да это не тут было, но похоже больно, — отвечал кот и в его словах чувствовалось желание сорваться на вой. — я когда-то также возле обочины стоял у поля. И тогда все, понял что пути назад нет.

— Мы же домой возвращаемся.

Кот поворочался в рюкзаке и замолчал. Иов смущенно и чуть виновато улыбался. Мальчик тоже. Ему нравился этот странный человек. Он заметил, что лицо Иова пошло какими-то пятнами — то ли как при аллергии, то ли как волдырями или прыщами. Иов перехватил взгляд — сам рукой при этом потрогал и аккуратно потер лицо.

— Что-то приболел что ли? Видишь, как аллергия. А на что? Ем то вроде одно и то же. Может пыльца какая? Весна же. Птицы вон прилетели все уже. Неделя-другая — будут соловьи над деревней ночами петь. Люблю их слушать.

— Гуси в марте прилетели, — добавил мальчик. — А тут недавно в лесу целая стая их пролетала…

— Ага, я тоже видел. Над деревней пару дней назад летели, низко так, гоготали еще.

Стояли и дальше молча.

В конце концов остановился старый “Рено”, Иов общался с мужичком, рассказывал ему про то, что племяннику нужно уехать и в конце концов шепнул мальчику:

— Человек то вроде неплохой, а уезжать все равно надо, кто его знает, сколько прождем еще. Он до райцентра, там на автостанции автобус и найдете до Москвы. Ну, счастливо. Ангела-хранителя в дорогу.

И вот они ехали в старенькой и побитой “Рено”, а за окнами пролетала дорога, перелески, раздолбанные временем сооружения — тоже ведь, живая история. Водитель был словоохотлив и с упоением рассказывал обо всем.

— Поля вот заросли. А раньше, раньше вот все обрабатывались. Не тут, а к городу то поближе, я малым еще был, из окна смотрю… Дом то мой на окраине и этаж верхнгий, так вот поля все видно было. И вот знаешь, как конец лета — красота такая… Они желтые все, рожь там или кукуруза стал быть поспела. И вот по тем желтым полям комбайны ездят. Крошечные оттуда с окна, как муравьишки красные. А я так и стоял. Воооот примерно в твоем… Тебе сколько лет? Вот да, в твоем возрасте еще и стоял. А потом, нет, погоди, в перестройку то еще ездили, а вот когда девяносто второй прошел, так все и бросили. Поля бурьяном зарастали, а сейчас лес уже.

Ехали дальше. Водитель вспоминал все что видел.

— Ты не местный же, да? А, московский… Ну вот, раньше то тут была красота. А сейчас — видишь, разруха сплошная. А раньше еще пацаном, идешь, бывает, по полю, шмели, пчелы жужжат, бабочки порхают. К июлю травы зацветут — дух такой… Медвяный. Упадешь спиной прямо в траву и лежишь. Во! Вот тут родник, я туда все детство за водой бегал. Теперь пить то из него можно поди?

Тут мимо проехала черная машина — на огромной скорости и вихляясь зигзагами. Хорошо, что водитель увидел ее загодя и успел просто прижаться к обочине. Машина полетела дальше — единственная за их путь.

Водитель выматерился, затем виновато взглянул на мальчика. Выезжая на полосу уже более спокойно продолжил:

— Пьяные что ли? Утро же еще. О-хо-хо, дураки, разобьются же…

Впрочем, он был был добродушен и в то же время чуть грустил о чем-то своем.

— Раньше то тут озеро было, сейчас все ряской заросло, болото, речки пересохли. А когда я маленький был — тут лебеди прилетали. Красота какая! Ты лебедей когда живьем видел?

Мальчик покачал головой.

— Постарайся увидеть. Красивые птицы. У меня вот в детстве любимая сказка была — “Гуси-лебеди”. Я вообще любил наши русские народные сказки. А вот и ваше поколение и прошлых несколько, вот, дочка у меня, к примеру, все на Уолте Диснее выросли. Включил дочке “Гуси-лебеди” еще на пластинке, когда маленькая была. Сейчас то она большая уже… Так вот она мне и говорит — папа, что это за фигня? А не объяснишь ей, что сказка хорошая, что добрая, что учит чему-то. Что добро зло побеждает, что Баба-Яга и гуси-лебеди брата с сестрой не смогли съесть, а помогли им и яблонька и речка и печка.

Мальчик молчал. Он в отличие от многих в своем поколении, очень любил старые русские сказки. От них как раз дышало теплотой и светом. Но еще в те ранние годы он заметил, насколько они опасны для человека — русские сказки. Переносясь в них, мальчик, еще совсем детсадовец, становился беззубым и его мир был идеалистичным. В них зло всегда проигрывало добру, дружба была настоящей, за углом и от ближних не ждало ничего коварного, а самой большой напастью в мире были баба-Яга, Лихо-Одноглазое, да Змей-Тугарин, которых в реальной жизни не встретишь. А значит — мир безопасен и чист. Но сталкиваясь с людьми, не читавшими старых русских народных сказок и не смотревших советских старых мультфильмов, в которых все ребята должны жить дружно, мальчик видел — мир другой и в его идеалы они не верят. Поэтому, понимал он своими совсем тогда детскими мозгами, вариантов тут немного. Стать таким же как они и обижать слабых и одиночек, не помня или не зная заповедей из сказок и из кота Леопольда. Можно еще лечь на землю и ждать, когда тебя сожрет и сломает мир из более злых детей или даже взрослых. Увы, и взрослые многие, хоть и должны бы быть мудрее, попадались злые — воспитатели и учителя, чьи-то родители или пенсионерки во дворе. Ну а третий вариант — делать вид, что ты не слышал о законах, написанных в сказках, стараться казаться таким же как все, чтобы тебя не сожрали другие дети-пираньи, но в то же время, помнить, кто он есть и не делать зла никому.

Водитель все вздыхал.

— Знаешь вот, что я думаю? Что люди перестали верить в сказку. Оттого и мир катится непонятно куда. Оттого то и мир загибается. Оттого то и все мы злые такие живем.

Мальчик кbвал — он был полностью согласен. А еще он видел, как глаза этого человека наливались грустью с каждой минутой.