— Ты опять здесь? — спокойно и устало спросил Иов. Интонаций в его голосе был ровно столько же, как если бы это не странный противоречащий, а деревенский Толик, приходивший порой занять на бутылку.

Из-за калитки молчали.

Иов постоял и махнул в сторону двери, мол, пойдем, что-тут стоять, ходят всякие.

— Я тебя провожу и посажу куда-то, — проговорил он, когда зашли в дом. — Мне так спокойнее будет. Хоть как то. А то этот идиот увяжется.

Он спокойно развязывал рюкзак. Достал картошку, банку, потом полез в кухонный комод и стал что-то шарить там. На секунду замер и подошел к полке, пошарил там и достал градусник. Осмотрел, встряхнул, протянул мальчику:

— На-ка, меряй.

Тот присел на диванчик и послушно сунул градусник под мышку.

Иов тем временем полоскал в раковине картошку и кидал в мундирах в облезлую эмалированную кастрюлю.

— Будем обедать. Ты как картошке как?

Мальчик кивнул, мол, хорошо, нормально.

— Ну вот и славно. Картошка, брат, вещь великая. Кто-то из священников знакомых, уже не помню кто, вроде даже в семинарии у нас вел, говорил, что покуда картошка есть, Россия не помрет.

— Как же? За счет картошки? — усомнился или просто не понял мысли мальчик.

— Ну да. Я вот тебе реальную историю расскажу. Дед мне мой рассказывал, а ему его дед, значит, получается, мой прапрадед. Так вот, в Гражданскую войну он поехал из России, они тогда еще орловские были, в Украину куда-то к родным. В Сумы или в Полтаву, не помню. За картошкой. У них картошка была, он то точно знал, на посадку вот поехал и ведро взял. Едет обратно по железке, а тогда как вагоны то? Теплушки, народу битком, все на мешках. А у него оказался полный вагон махновцев. Бандиты получается. Махновцев вагон и он один с ними. И вот едет он, сидит на ведре, махновцы лезут к нему да пытают, что мол везешь, мешочник ты проклятый, куркуль совдеповский. Прапрадед струхнул — думает, все, беда, сейчас картошку мою отберут, на буржуйке изжарят, меня из маузера грохнут, да под колеса скинут. А у меня дома по печкам да по лавкам мал-мала.

Иов поставил кастрюлю на огонь.

— Ну а тут станция, поезд останавливается. махновцы вылезли всей толпой, то ли кипятку на станции взять, раньше то так и делали, в те времена, то ли пограбить, время то лихое было… Ну а станция была красными уже захвачена, махновцы видать не знали. Прапрадед ведро под зад покрепче да в угол, а махновцы из вагона толпой полезли. А там прямо с платформы их красноармейцы из пулемета. Пока всех, кто из вагона лез не положили, так и стреляли. Расстреляли всех, поезд дальше и поехал.

Мальчик не совсем понимал историю Иова, но слушать ее было интересно.

— А дальше что? — спросил он.

— А что дальше? — удивился Иов. — Ничего. Доехал до дома. Картошку ту порезали на половинки или четвертинки, посадили, потом двадцатый год встретили нормально, картошка была, на посадку заготовили, живы остались. Я вот живу, благодаря той картошке может быть.

— Страшно это. — сказал мальчик, — как в кино прямо — толпу людей из пулемета и без разбора.

— Так, давай градусник. Ага, тридцать шесть и восемь, считай здоров. Да что? Страшно? А в нашей стране всегда так было. Народу полную яму положат просто так, потом напишут бандиты и что убили десять человек и троих ранили. Не веришь?

Мальчик качнул головой:

— Не знаю даже

— А вот я тебе и говорю. Я вот в первый класс пошел. девяносто третий был. Тогда тоже в Москве заварушка была. У Белого дома народу постреляли танками уйму, так до сих пор и пишут в сто раз меньшие цифры. А интеллигенция всякая еще и поддакивала, дави, мол, господин президент красно-коричневую гадину. Ну да это я уже за политику полез. В твоем возрасте это точно не то, о чем стоит говорить.

Мальчик никогда особо про политику ни с кем и не говорил. Он ничего в ней не понимал, да еще и долго жил без каких-то новостей. Поговорить он был рад о любом. Скосил голову — кот тоже внимательно слушал Иова и на полосатой морде читалось усилие понять, о чем же им толкует этот странный человек.

— Почему не стоит, — спросил мальчик. Спросил он просто так, скорее чтобы просто продолжить беседу. Видно было, что Иов словоохотлив, чуть одичал тут один в деревне, мальчику хотелось хоть как то отблагодарить его за кров хотя бы своими ушами.

— Почему не стоит? Ну у меня на этот счет своя есть доморощенная теория. Во-первых о политике у нас в стране говорить перед едой опасно для здоровья. Ничего хорошего от такой беседы и не услышишь, а значит, только настроение испортишь. Любой доктор подтвердит — пищеварение только портится. А во-вторых, чем больше говоришь о всяких гадостях, тем старше и старее становишься. Понимаешь?

Мальчик не понимал, но кивал. За разговорами о странном картошка и сварилась. Ели с квашеной капустой и грибами из банки. Коту дали рыбных консервов.

“Я эту дрянь не люблю, — послал Полосатый мальчику в голову, — потом пойду мышей искать. Я тут сарайчик приметил, там гнездо у них.”

Поев Иов глянул на часы

— Пошел ка я служить. Отдыхайте тут.

Потрепал ласково за ухом кота. Накинул на подрясник куртку и вышел. Двое остались. Кот мылся, мальчик задремал.

— Сейчас вечером придет. Скажу что завтра уезжаем. — сказал мальчик коту.

— Правильно. Тут у него спокойно, но ехать надо. Сам говоришь.

На том и порешили. Кот пошел на улицу и уже через полчаса хрустел мышью. Потом еще одной. Наевшись, вернулся и лег мальчику под бок. Тот спал, а кота упрашивать тоже лечь подремать было не нужно. Он уснул почти сразу. В этом маленьком домике он почему то верил, что можно расслабиться и спать не как обычно, вполуха, а полностью расслабившись, как умеют спать только полностью домашние коты. Он и сам бы мог таким стать, но… Уже спустя несколько минут Полосатый крепко-крепко спал, мурлыча во сне. Снился дом.

Молитва Иова

Иов шел в свою церковь. Наверное, последнее время было самым значимым для него. Именно сейчас он служил со всем прилежанием и по доброй воле. Его путь в священники был тернист и непрост.

Еще когда-то давно, когда первые годы нового тысячелетия только-только начали обрастать жирком чтобы войти в историю под именем “благословенных” или “тучных нулевых”, он, еще под другим именем, решил пойти учиться в семинарию. Это решение было искренним и горячим, но никто его не понял. Родители настояли, чтобы он поступил на истфак местного педуниверситета. Первый студенческий год, первая осень после школы. Золотые клены и сентябрьские туманы перед парами. Провинциальные школы под завывания хитов от “Фабрики звезд” выплюнули целую толпу мало приспособленных к жизни ребят в нелепых свитерах и китайских олимпийках на площадки перед институтами, давая им возможность пить кофе или портвейн прямо утром и курить никого не стесняясь. Учеба шла неплохо. Весь город знал, что с истфака историки не получаются, все выпускники этого факультета шли обычно в госбезопасность и потом работали в администрации области.

Иова органы взяли в оборот уже в октябре, спустя месяц учебы. Напился в компании, которая просто мечтала накачать вином набожного странного сокурсника, набедокурил, сначала взяла в оборот замдекана, а потом долго обрабатывал серый и непримечательный мужчина в дешевом костюме. Отчисление. армия или расписка о сотрудничестве. Вчерашний школьник был напуган и подписал бумагу.

А после первой сессии сданной сессии, Иов был уже готов хоть идти в армию, настолько ему не хотелось учиться в этом месте.

Серый дешевый костюм, узнав о желании поступать изначально в семинарию вполне отнесся к этому спокойно.

— Ну а что, иди, ты там еще и карьеру сделаешь. С переводом поможем.

Увидев недоуменный взгляд юноши, пояснил:

— Ну а что? Бумага подписана тобой. Жаль, могли бы тебя после истфака пристроить в хорошее место, у нас тут кадры куются не хуже чем в ведомственных академиях. Ну да и там еще отучишься. Наших и там хватает, тебе там не скучно будет. А армия? Что тебе армия, мы вот еще мировой терроризм на Кавказе не победили до конца.