Иов растолкал его полусонного.

— Да у тебя температура, братец. Совсем простыл ты похоже. Ешь давай, голодному то хуже будет, да ложись.

Мальчик ел что-то, не чувствуя вкуса. Что-то горячее, живот наполнялся и спать хотелось все сильнее. Иов давал после еды какие-то таблетки и заставлял запивать водой. Говорил, что даст какие-то травы, что сам в них не разбирается, он городской, но еще тем летом какая-то старуха собрала и дала от всяких хворей.

Мальчика тянуло в сон. Просто неумолимо. В какой то момент он стал терять ощущение рук и ног, а голова при этом в тумане фиксировала нахождение его в доме, отдельные ноты голоса Иова, в нее пытались прорваться какие-то фразы от кота. Но и она просто слабела и слабела, угасала как дешевая пальчиковая батарейка и в итоге наступила тишина.

После сна

Он проснулся. Редко так и в такие годы кому то удается сложно и тяжело просыпаться. Подростки и дети встают легко, высыпаются быстро. Взрослые же чаще просыпаются разбитые — недосыпы, беды предыдущих дней, порой похмелье или какое-нибудь там давление. Дети редко. Только после тяжелой болезни.

Мальчик разлеплял глаза, они никак не хотели открываться, слиплись. В маленькое окно светило солнце, судя по всему был уже день. Заложенный нос не дышал, невыносимо хотелось пить.

Он с трудом оглядывался вокруг. Комната была почти что пустая — серые стены в простых обоях, виден край печки, от которой видать и тепло в еще прохладный апрель. Кровать обычная. железная, на которой он и лежал. Тумбочка. Все вроде. Окошко маленькое. Под ним на полу какие-то коробки и ящики, пакеты. На подоконнике — книги. Все. На тумбочке железная кружка.

Дотянулся, начал пить не глядя. Какой то чуть горьковатый, но не противный травяной или отвар или настой. Выпил все до дна, подавился каким-то листком или веткой.

Пересохшее горло отпустило, пока нос заложен, можно спокойно дышать ртом.

Приподнялся. Все это время пытался только сообразить — где же он. Постепенно начала всплывать в памяти вся та дорога — кот, лес, кладбище, Иов, покинутая деревня.

Он у Иова, точно. Пахнет чуть сыростью, хоть в комнате тепло и сухо и чуть березовой гарью от печки. Нос начал немного продыхаться и резкие запахи с непривычки после сна чуть резали сознание. Видно комната нежилая.

Где сам Иов? Где кот?

Мальчик спрыгнул с кровати, резко, как всегда это и делал. Но его сильно шатнуло. Голова закружилась, пришлось схватиться рукой о железную спинку кровати. Несколько секунд, в голове перестали крутиться противные ершики, а ноги перестали быть ватными.

Присел на кровать. Снова захотелось пить. У двери в комнату с той стороны услышал скребот.

Придыхая (воздуха было мало почему-то), дошел до двери. Открыл ее, чуть повис на дверной ручке. На пороге стоял Полосатый. Глаза кота были радостные и без всяких слов он начал тереться о ногу мальчика. Тот нагнулся, начал гладить по спине. Мальчик был рад коту. Они сильно сжились, приросли душами за несколько дней, да и пережили столько, что не каждым взрослым, а не только коту и ребенку порой удается.

— Кот, ничего не помню, как ложился, что было. Помню, пришли сюда и все

Полосатый подставлял голову под ладонь мальчика, чтобы тот его гладил.

— Ты заболел. Иов сказал, ты горячий весь. Он тебя спать уложил с вечера, что-то давал тебе пить, кормить даже пытался, ты вроде просыпался, а все не тут. Я с тобой в голове говорить пытался, а там шум сплошной. Как при ветре в лесу, знаешь? Шумит все, ничего больше не слышно.

— А где Иов то?

Кот почесал за ухом лапой.

— Ушел. Он по утрам уходит и вечером тут рядом. Я вчера утром за ним пошел, да дошел до этого дома тут рядом, высокий такой, белый

— Церковь наверное, — пробормотал мальчик

— Ну может быть, я не знаю. Дошел, он туда прошел, меня не пустил, сказал кошкам не место в доме божьем. Я там на окне сидел с улицы — что-то ходил, голосил. Потом обратно пошли. А так он тут дома, в книжки смотрит, да с тобой сидел. Сейчас вот посмотрел что ты спишь, ушел куда-то. Он то ничего, кормит хоть чем попало.

Мальчик прошел обратно в комнату, нашел вещи — почищенные от грязи, посушенные, лежали стопкой. Натянул штаны, рубашку, свитер.

Очень хотелось на воздух.

Прошли с котом в первую комнату. Часы на стене, совсем старенькие, пластиковый советский шик показывали два дня. За окном качалась ветка, еще голая, виден был крохотный дворик, на котором пробивалась травка.

Кот за спиной негромко мяукнул, так, чтобы только привлечь внимание. Мальчик вопросительно посмотрел на него.

— Что делать то будем? — спросил кот. — Мы же домой шли. Задержались тут.

— Да знаю, идти надо, ехать надо

Мальчик сквозь пробку в памяти вспоминал слова Иова, что деревня опустела, машин нет, на трассе опустело. Куда идти, куда ехать.

— Сейчас, — сказал он, снова наклонившись с коту и гладя его, — Иов придет, поговорим с ним. Надо, надо ехать.

Он поискал взглядом свои сапоги. Вот они, ага. Натянул. Дверь на улицу не закрыта. Вышли и мальчик с наслаждением присел на порожке, крыльца то как такового то и не было. Кот присел рядом. Молчали. Свежий весенний воздух чуть опьянял, становилось совсем легко, в то же время кружилась голова и вставать поэтому просто и не хотелось.

Светило солнце, воздух был еще прохладным. Куртка была внакидку и было от этого еще чуть холодно. Но натягивать ее даже как то и не хотелось.

Трава — совсем молодая и зеленая — пробивалась то тут то там. Недалеко от порожка рос куст — его не видно было из окна — кажется, сирень. Из почек почти пробились листья. Весна, весна. Сидели и дышали. Мальчику после кризиса болезни было хорошо — он истосковался по свежему воздуху, а такие весенние деньки всегда его радовали. Коту тоже нравилась весна. Порой на него накатывало — ведь именно весной он котенком пропал и жизнь его кошачья круто поменялась. Но, в целом, весна его тоже радовала. Становилось теплее, прилетали новые птицы, из нор вылезали полевки, лес зеленел и жить становилось легче и спокойнее.

Во двор толкнулась калитка. Оба повернули головы. Вошел Иов.

Путь Иова

И отошел сатана от лица Господня 

и поразил Иова проказою лютою 

от подошвы ноги его по самое темя его

Книга Иова 2:4

Иов шел домой. На дворе стоял понедельник и он служил усердно утреннюю и вечернюю службы. Пасхальная неделя началась. После службы с утра он пришел домой, провожаемый большим и странным котом — ух, глянет глазами на тебя и как будто все понимает. Странная зверина. Посмотрел утром мальчика — спит, жар спал.

За последние сутки не отходил. Температура шкалила под 39, сам в беспамятстве, отключился. Иов верил в судьбу, хотя с верой в Бога, не смотря на род деятельности, у него были странные отношения. Так что вируса и новых болезней он не сильно то боялся. Вся деревня или заболела или вообще умерла, а он остался. Вроде жар спал, отоспится, оклемается. Всю ночь мальчик бредил, звал деда. Что у него произошло? Почему он шляется один по лесу? Почему с котом? Но ответа и не было, а Иова уже ничего не удивляло.

Ему было 35. Его жизнь была странной и, в тоже время, обыденной. Порой он, совершая службу, про себя, читая молитвы, про себя просил Бога о том, чтобы дал ему еще раз проиграть эту жизнь, возможность отмотать и начать с пройденной точки.

А порой, в пустынные вечера в заброшенной деревне, наливался коньяком и говорил Богу что того и нет вовсе, но из-за него, именно из-за него он сейчас тут, бесполезный и ненужный, забытый всеми и в полном отчаянии. Бог не отвечал, Иов злился и ругался на него. Наутро он стыдился, шел в церковь, служил, шел по деревне — кому помочь, кого исповедовать, а кого соборовать. Так и жил. Мат и благодать. Тупик и просветление.

Иов шел себе по проселочной дороге среди деревенских домов. Так, тут хата Агафонихи-старухи, в ней он был не так давно. Что-то еще да осталось? Подошел, зашел в калитку. Вот и погреб. Старуха то преставилась месяца полтора уж как, картошку выгреб почти. Поди и в доме припасы есть, ну да лезть к ней в хату пока рано.