— Идти надо, — повторил мальчик.

— Ага, надо. Только знаешь вот что? Вот там вот у того болота мне прям не по себе было. Сбежать хотелось побыстрее. Потом шли оттуда сюда — все нормально. А вот сейчас я на то поле воздух нюхаю — чуешь же, ветер на нас? Вот там вот тоже что-то нехорошее. Пойдем уже, ладно.

— Что же там не так то? — мальчик насторожился.

— Не знаю я. Не знаю. Просто чую усами нехорошее. Чую что там что-то такое, что ни вам людям, ни нам котам никак не понятно.

Кот фыркнул на встречный ветер в морду.

— Пошли что ли?

Он мягко зашагал лапами вперед.

Сделал несколько шагов, остановился и обернулся.

— Ты же побыстрее хочешь чтобы выйти отсюда?

Мальчик кивнул.

— Деревня то вон где, надо думать, как идти то. Не люблю я прям по полю. Только бегом если — нас там видят все, кому не лень.

— А кого ж нам бояться то?

— Вот уж не знаю, — проворчал кот — мне то, коту, всегда есть кого. Думать давай, как нам выходить.

По полю 

День тот да будет тьмою; да не взыщет его Бог свыше, и да не воссияет над ним свет

Да омрачит его тьма и тень смертная, да обложит его туча, да страшатся его, как палящего зноя!

Ночь та,- да обладает ею мрак, да не сочтется она в днях года, да не войдет в число месяцев!

Идти по полю наперерез по диагонали было бы долго. Оба смотрели на темнеющий простор. Да и мокро там. Кот побрел вдоль опушки.

— Как идти то будем? — спросил его мальчик.

— Вот так вот и идем. Леском по границе у деревьев, так то покороче и лапы там замочим — воды то много, — услышал он кота у себя в голове. — Только не нравится мне это все.

Кот шел впереди, причем довольно резво. Он подергивал хвостом, а шерсть по спине была дыбом.

Мальчик шел за ним. Натертые сапогами ноги сильно уже болели, устал, К ночи совсем сильно похолодало. Весна, а до майского цветения все вечера до ночи еще будут студеные. Солнце село — все.

Шли. Минут пятнадцать шагали молча.

— Кот, а сейчас то точно в деревню идем?

— Поле знаю это, — отозвался Полосатый, — опушку эту тоже. Вроде как правильно. Ты дорогу то видишь за мной?

— Да темно уже. Глаза устали. Тебе то хорошо, ты в темноте видишь. Я твой кончик хвоста белый смотрю и вроде ориентируюсь.

— Да, на поле то тебе бы посветлей. Но так и покороче. Хотя и идти дальше не хочется. Не по себе мне.

Шли дальше. Кот зашипел и встал как вкопанный.

— Ты чего?

Полосатый прижал уши. Шерсть вдоль хребта ощетинилась. Хвост раздулся и распушился. Он практически уже стоял в своей кошачьей боевой стойке.

— Ты слышишь?

— Нет. Что такое?

Было и впрямь тихо. Трещала изредка какая-то птица и все. Казалось, что тишина просто мертвая. Ни звуков ближайшей деревни, ни ночных птиц. Ничего.

— Кот, ты что слышишь то?

Полосатый молчал. Ни одной мысли кота мальчик не мог услышать. Но видно было, что коту не по себе и он напуган. А это еще сильнее пугало — мальчик воспринимал этого кота явно не как пугливого домашнего питомца, а как почти дикого лесного зверя, пусть и небольшого, но беспощадного хищника. Слыша рассуждения кота, видя его уверенность и повадки в лесу, мальчик давно понимал — кот осторожный, он очень аккуратный, но просто так чего-то незначительного он бояться не может. Любую опасность его кошачьи мозги сразу же фильтруют на ту, с которой можно справиться и ту, с которой нельзя. И этот необычный кот мог сразу принимать решение — принять бой или убежать. Но бояться, тем более, просто так — это явно было не свойственно Полосатому.

— Страшно мне что-то, — нарушил тишину голос кота в голове у мальчика. — Там дальше по лесу я звуки слышу как будто людские, но вот что-то там не то. не пойду туда. Не пойду вдоль леса. Вот по полю и пошли. Лапы в грязи и в воде, На виду у всех, да плевать.

“Что он там может слышать? — подумал мальчик. — У котов слух острее. Люди, но что-то такое “не то”, с его точки зрения”

— Кот, может пьяные? Или плохие люди?

Полосатый просто мяукнул.

— Пошли пока. По полю дольше. Тут же лес, темно, заляжем, спрячемся. Да и кому мы нужны?

Он подтянул рюкзак, от которого уже отваливалась спина и поднял кота на руки.

— Забирайся на плечо.

Мальчик пошел, придерживая кота.

Тот уже не мяукал и не шипел. Только мысленно посылал мальчику все больше и больше фраз:

— Тихо, тихо, не шуми. Ветками не хрусти. В тени держись.

— Спокойно, кот. — отвечал мальчик

— Да уже уходить по полю нельзя. Тихо только

— Почему нельзя?

— Заметят нас уже, надо было сразу идти.

Мальчик и сам начал что-то слышать. Сначала как какой-то радиошум. Потом и тихие голоса. Где-то недалеко сидели люди и неспешно разговаривали.

Единственное, что тоже начало сбивать с толку — страшный холод, который только усиливался. Знобило по всей спине. Сквозь куртку мальчик почувствовал кошачьи когти на плече.

— Обходим их лесом. Я тебе буду в голове подсказывать как обходить. Только тихо. Не топай, ветками не хрусти

— Кот, страшно, темень, холод, что людям то в лесу сидеть?

— Не знаю я. Постой-ка. Посиди.

Мальчик присел. Кот вскарабкался чуть повыше и поудобнее

— Я вот когда в городе жил, я с людьми как то наловчился. Стал разбираться. Есть злые, есть добрые, есть в горе, есть глупые. От злых меня сразу воротить почти начало. Так вот, таких вот как там, я не встречал. Что-то там не то. Встаем. Тут видишь, к деревне поближе, тропинки есть. Темно уже, ты пригнись. Иди медленно. Я тебе тропинку разглядывать буду.

Кот и вправду идеально направлял.

— Шшшшшшш, — слышал мальчик в голове, — ногу не опускай сейчас. Чуть подальше, а то на палку наступишь.

— Тихо, пригинайся.

— Перебегаем тут, мелколесье.

Они обходили участок с разговаривающему в темном лесу людьми просто идеально. На некоторое время мальчик и впрямь перестал был человеком и шел тихо и аккуратно как лесной хищник на охоте.

На какой то момент они попали на одном уровне с людьми, которых они не видели, а те не замечали их. Но слышал голоса их мальчик уже очень хорошо.

Говорило сразу несколько людей — он слышал старческие голоса, как мужские, так и женские.

— А вот в тридцать первом то годе, помнишь, Ивановна, — выводил надтреснутый старушечий голос, — свинтили у отца то моего лошадок, когда колхозы учиняли?

— Да что не помнить то? — ответил второй голос другой старухи, судя по звуку, очень древней. — Каликтивизаца была тогда же. У вас лошадки были, а у нас молотилка, все вот тогда же и поотдавали.

— Да вы вспомнили, бабки, тоже мне, нашли чего, — а этот голос был помоложе, мужской, прокуренный, чуть знакомый.

— Ты, Толик, молчай! — крякнул снова старушечий голос, — мы с Ивановной довспомним еще и до горбачевского времени. Вот дойдем до того, ты и лезь в беседу, а тогда тебя то и в проекте не было. Матерь твоя с отцом народились то уже позже, при колхозе. А и ты к нам приблудился только-только. Дай нам ночку то поговорить спокойно.

“Да это же Толик”, — подумал мальчик. — О, вот сейчас то он нас и выведет!

— Какой еще Толик? — в тот же миг в голове прошипел кот, — плохие люди! Плохие! Идем дальше.

— Тише иди! — шипел кот

Тем временем старушечий спор с Толиком прервался криком в сторону одной из них:

— Сереняяя, с гармошкой то чо сидишь, давай-ка нашенскую

Мальчику было жутко. Эти люди в лесу, которым тут делать нечего, кто они? Что тут творится? Но ему самому было жутко и хотелось быстрее сбежать.

В это время с той стороны уже доносилась сбивчивая мелодия на гармошке, а скрипучие старушеские голоса выводили разухабистые частушки:

— Я вчера была твоею,