Белый мраморный бюст Н. И. Панина на его надгробии - одно из ранних произведений Мартоса (1780-е годы). Он был выполнен скульптором еще при жизни этого известного дипломата екатерининского времени, а после смерти Панина повторен для его надгробия. Высоко поднята голова с коротко остриженными волосами, надменно сжат рот, глаза лишены зрачков, но зритель угадывает проницательный, холодный взгляд вельможи. И черты лица, и его выражение, и одежда - все в этом образе напоминает скорее древнеримского патриция, нежели «склонного к гуляниям старика», как характеризовал Панина один из современников. Стоящие возле бюста фигуры старца и юноши слабее по исполнению, возможно они сделаны другим мастером.

Надгробие Панина находится справа у входа в зал. Небольшое сводчатое помещение типа капеллы, в котором оно установлено, отделано цветным мрамором и украшено пилястрами.

И. П. Мартос. Надгробие А. А. Нарышкина.

Следующее по времени исполнения - надгробие А. А. Нарышкина (в «палатке»); оно выполнено Мар-тосом в 1789 году. Это облицованный пестрым олонецким мрамором куб с белым профильным портретом, (В 1953 году почти полностью утраченный олонецкий мрамор был заменен искусственным.) На цоколе помещена черная доска с надписью: «От племяни их Петр Великий произошел…», напоминающей о происхождении матери Петра I - Натальи Кирилловны Нарышкиной. Гравюра К. Я. Афанасьева, хранящаяся в фондах Государственного Русского музея, дает представление о первоначальном замысле скульптора - группе с фигурами Гения смерти и плакальщицы. По-видимому, авторский проект не был полностью осуществлен. Позднее надгробие заслонили большой иконой, и долгое время оно было недоступно для обозрения.

История памятника А. А. Нарышкину, так же как и памятника А. М. Голицыну, иллюстрирует бесцеремонное и невежественное обращение монахов с выдающимися произведениями искусства.

Вершиной творчества Мартоса в XVIII веке является памятник Е. С. Куракиной (1792 год). Он высечен из белого мрамора. Скульптор изобразил полулежащую женщину, опустившую голову на скрещенные руки, под которыми помещен медальон с портретом.

Фигура плакальщицы в скорбной позе, выражающей искреннюю печаль, привлекает внимание зрителей и вызывает невольное сочувствие глубине ее переживаний. Образ полон лиризма, человечности, большой внутренней силы. Строгий профиль в медальоне идеализирован и мало напоминает достоверные живописные портреты Куракиной.

Теме глубокой человеческой скорби посвящен и рельеф на пьедестале: плачущие юноши в античных одеждах склонились друг к другу в общем горе.

Памятник перемещен в музейный зал из Некрополя XVIII века в 1954 году и установлен в нише двухколонного портика.

И. П. Мартос. Надгробие Е. С. Куракиной.

К работам Мартоса принадлежит и перевезенное со Смоленского кладбища надгробие Елизаветы Чичаговой - пристенная гранитная стела с портретным медальоном молодой женщины и сентиментальной эмблемой в виде двух связанных между собою сердец. На высоком двухъярусном пьедестале помещена бронзовая скульптура скорбного юноши. Английские стихи и британский лев у подножия памятника напоминают о происхождении жены адмирала П. В. Чичагова.

Одним из высших достижений русской мемориальной скульптуры начала XIX века по праву считается надгробие княгини Е. И. Гагариной, выполненное Мартосом в 1803 году. (Перенесено в музей из Некрополя XVIII века одновременно с памятником Куракиной.) Скульптор не прибегает здесь к аллегории для выражения печали, он предельно лаконичен. Бронзовая женская фигура помещена на цилиндрическом гранитном постаменте. Это портретная статуя; несмотря на небольшие размеры, она величава и вместе с тем проникнута живым человеческим чувством. Памятник мало напоминает надгробие - лишь жест руки, обращенной к земле, говорит о его назначении.

В глубине зала расположен пристенный многофигурный памятник белого мрамора, один из немногих в музее подписных произведений мемориальной скульптуры. На его пьедестале высечено: «Памятник сей изваян в 1802 году Действительным Стат. Советником академиком Мартосом». Это - надгробие Лазаревых, старший из которых известен своей деятельностью в области культурных связей Армении с Россией. Им был основан Институт восточных языков в Москве.

И. П. Мартос. Надгробие Е. И. Гагариной.

Центр композиции занимает медальон с портретом молодого офицера. Слева от зрителя - фигура покорного своей судьбе отца, справа - матери. Руки ее сжаты, лицо искажено страданием, волосы беспорядочными прядями спускаются на плечи. В этом монументе Мартос реалистически раскрыл всю глубину человеческой скорби.

В музейный зал перенесены также скульптурные фрагменты некоторых надгробий, находящихся в Не-крополе XVIII века. Среди них выполненный Марто-сом мраморный бюст и бронзовые рельефы с памят-ника А. Ф. Турчанинову, а также рельефный мраморный медальон с портретом скульптора Ф. И. Шубина. Есть основание предполагать, что последний был изваян самим скульптором, а после его смерти установлен на надгробие.

Из других памятников примечательна небольшая бронзовая доска, относящаяся к первой четверти XVIII века. Она имеет причудливую форму типа картуша с надписью церковно-славянской вязью (занимает одну из сторон пилона справа у выхода из зала). Доска рассказывает о капитане А. П. Апраксине. скончавшемся в 1725 году.

На фасаде того же пилона - другая бронзовая доска с горельефным портретом, посвященная сподвижнику Суворова генералу Г. С. Волконскому, отцу известного декабриста. Рама портрета украшена чеканными золочеными изображениями высших русских орденов. Внизу подпись мастера и дата: «Федор Ков-шенков. 1827 год». Автор - скульптор, литейщик и чеканщик - был выходцем из крепостных.

В простенке между окон небольшая мраморная доска - фрагмент памятника путешественнику и ученому, актеру и музыканту Г. С. Лебедеву. Он одним из первых европейцев изучил языки бенгали и хинди, долго жил в Калькутте, а после возвращения на родину издал в 1805 году первую русскую книгу об индийской философии.

Здесь заканчивается осмотр музейных залов. Обозрение художественных надгробий продолжается в некрополях.

Некрополь XVIII века создан на старейшем в городе Лазаревском кладбище Александро-Невского монастыря, которое предназначалось для погребения придворной знати и высшего чиновничества. Первоначально для похорон на этом кладбище требовалось разрешение Петра I. Во второй половине XVIII столетия здесь хоронили «знатнейших обоего пола персон» уже без «высочайшего соизволения». Самыми почетными, еще с петровского времени, считались места близ Лазаревской усыпальницы.

К концу столетия за огромные взносы в монастырскую казну здесь разрешили погребения и крупного петербургского купечества. Кладбищенская земля превратилась в статью дохода монастыря. Места на Лазаревском кладбище продавались за все более крупные суммы. Монахи, ради экономии площади, скупо отмеряли участки. Вот почему памятники в некрополе стоят так тесно. Год от года дороговизна земли на кладбищах Александро-Невской лавры росла, о чем в конце XIX века даже писали в газетах.

Могилы деятелей культуры и искусства встречались здесь в ту пору редко. В 1765 году па старом Лазаревском кладбище был погребен величайший русский ученый М. В. Ломоносов, в 1783 году - писатель Д. И. Фонвизин, в 1808 и 1814 годах - архитекторы И. Е. Старов и А. Н. Воронихин.