Булавин оглядел настороженные лица боровских казаков.

— Не бойтесь! — крикнул он, и в холодном чистом осеннем воздухе голос его разнесся над всей площадью. — Не бойтесь! Начал я это дело не просто. Был я в Астрахани, и в Запорожье, и на Терках. Астраханцы, запорожцы, терчане все мне присягу дали, что будут они ко мне на воспоможение в товарищи! И скоро они будут! А теперь пойдем мы по казачьим городкам и будем к себе казаков приворачивать! И как свои городки к себе склоним, пополнимся конями и оружием, пойдем тогда в Азов и Таганрог, освободим ссылочных и каторжных, что там томятся, и будут они нам верные товарищи! А весной, собравшись, пойдем на Воронеж! Гнездо это царское разорим! А там — на Москву!

Но не успел Булавин собрать крупные отряды, а уже атаман войска Донского Лукьян Максимов со «знатными сторонниками и есаулами… и с калмыки, и с татары, и с помощью из Азова», как сказано в донесении царю, напал на булавинцсв и после жестокого многочасового боя разбил их.

Булавин и ближайшие его помощники прорвались и ускакали в Запорожскую Сечь.

А Максимов доносил, что пойманным булавинцам «носы резали больше ста человека, а иных плетьми били и в русские города высылали, а пущих заводчиков десять человек повесили по деревьям за ноги».

Но к Булавину — в Сечь — стекались новые приверженцы. Пламенными речами он убедил запорожцев восстать против царя. Послал гонцов к татарам с просьбой о помощи. Сила Булавина снова росла и множилась.

В феврале 1708 года, когда русская и шведская армии застыли на западной границе друг против друга, готовясь к смертельной борьбе, Булавин со своими товарищами поставил крепостицу на реке Вороне и разослал грамоты по донским городкам и станицам и украинским селам с призывом идти к нему в войско. Он обещал свободу, избавление от притеснений.

Писал он и к турецкому султану, прося о поддержке.

К весне восстание охватило обширные области от Дона до Волги. Под угрозой был Воронеж с его верфями.

К Булавину шли башкиры и калмыки. К Булавину бежали бурлаки, лесорубы, плотовщики.

Петр приказал майору гвардии Василию Долгорукому, брату убитого булавинцами полковника, отправиться из действующей армии в Воронеж и готовить поход против бунтовщиков.

А между тем по совету Меншикова у донских казаков, стоявших вместе с главной армией, стали под разными предлогами отбирать коней — чтоб не ушли к Булавину.

Расположенные в Азове солдатские полки тоже были ненадежны…

А Булавин объявил, собрав казацкий круг:

— Идем на Черкасск, разорим Азов, а там — на Москву! Во всех городах выведем бояр, да прибыльщиков, да немцев! — Выхватил саблю, вскинул ее над головой и крикнул: — Если намерения своего не исполню — отрубите мне этой саблей голову!

Шведы медленно надвигались на русскую армию. Шереметев и Меншиков, отступая, опустошали местность. Постепенно русские полки сосредоточивались на реке Бабич.

Река Бабич протекала по болотистой равнине, покрытой небольшими лесами и пологими холмами.

Русские генералы решили встретить шведов на переправах через Бабич и дать, наконец, встречный бой. Они не собирались вступать в большое сражение, а хотели только утомить шведские полки, заставив их атаковать русские позиции в очень невыгодных для себя условиях.

Многие русские части были еще на марше, когда шведы в числе 10 000 штыков и сабель вышли к реке.

Первым делом Карл произвел подробную разведку. Сделать это ему было легко. Западный берег реки Бабич, который занимали шведы, был выше восточного — русского — берега. С церковной колокольни Головчина и с крыш Нового Села низкий восточный берег прекрасно просматривался.

Карл ясно видел и расположение русских войск, и земляные укрепления, построенные Репниным перед фронтом своей дивизии. Но что самое главное, он сразу разглядел слабое место русских позиций — большой разрыв между отрядом Ренне и дивизией Репнина. Неудачное расположение русских могло помешать им использовать свое численное превосходство. Карл это понял.

Он приказал поставить против этого разрыва — недалеко от моста у Нового Села — сильную батарею из 20 тяжелых орудий…

Вечером 2 июля в штабе командующего кавалерией Гольца собрался цвет русского генералитета — Меншиков, Шереметев, Репнин, Алларт, Ренне, Яков Брюс, Михаил Голицын. Генералы, войска которых не успели подойти к армии, прискакали вперед.

Не успели генералы начать совет, как вошел драгунский офицер и доложил Гольцу, что передовой разъезд привел шведского перебежчика. Гольц велел немедленно доставить его в штаб.

Драгуны ввели высокого смуглого человека без шляпы — длинные черные волосы висели до плеч. Генералы сразу поняли, что это волох — кавалерист-наемник из Бессарабии. Волохов в армии Карла было несколько тысяч. Они составляли легкую кавалерию и использовались для разведки и преследования неприятеля.

Перебежчик был офицером, ротмистром.

Он сказал, что раньше служил королю Августу, потом попал в плен к шведам и вынужден был поступить к ним на службу. А теперь решил оставить шведскую армию.

Он рассказал, что Карл собирается обойти правый фланг русской позиции и что севернее русского фланга уже готовятся понтоны для переправы и концентрируются полки фельдмаршала Реншильда.

Русские генералы встревожились. Дивизия Алларта, которая должна была прикрывать местность севернее правого крыла, находилась еще далеко, в Климовичах, и не была готова к отражению шведского натиска.

Генералы срочно поскакали на берег реки, где, по словам ротмистра, должна была происходить переправа, и увидели, что переправиться там возможно.

Место предполагаемой переправы находилось далеко, и генералы вернулись в штаб поздней ночью. И немедленно приняли несколько важных решений.

Чтобы не дать шведам обойти беспрепятственно правый фланг, к месту переправы направили князя Голицына с Семеновским гвардейским полком, Владимирским драгунским полком и 4 батальонами пехоты.

Генерал Алларт был срочно направлен в свою дивизию в Климовичи с приказанием держать ее на месте — тоже на случай наступления шведов севернее правого фланга.

О том, что Карл может ударить в центр русской позиции, генералы, конечно, думали, но не очень всерьез.

Должных мер охранения принято не было. Дальние дозоры высланы не были. Переправы охранялись малочисленными отрядами.

Трудно сказать, был ли ротмистр-волох сам обманут разговорами в шведском лагере или намеренно ввел русских в заблуждение, — не это важно. Важно то, что, поверив ему, генералы раздробили свои силы.

А Петра, который умел в таких случаях все предусмотреть, при армии не было…

К полуночи подошла дивизия Шереметева и встала, наскоро соорудив длинный окоп, правее конницы Ренне — напротив Головчина.

Ночь была дождливая, туманная, темная. Солдаты мерзли, сидя в свежевырытых укреплениях на мокрой земле в мокрых камзолах и плащах…

А на западном берегу реки в полной тишине полки Карла XII готовились к утренней атаке.

Кроме двадцатипушечной батареи на опушке у Нового Села шведы незаметно подтащили к самому мосту шесть легких орудий и подвезли понтоны для форсирования реки.

Неслышно сосредоточивались на берегу лучшие полки шведской армии — гвардейский, Делакарлийский, Упландский, Вестманландский, Остготский.

Все это происходило за много верст от того места, на которое указал перебежчик. Все это происходило правее правого фланга дивизии Репнина, в разрыве между его полками и конницей Ренне…

Часа за два до рассвета драгунский капитан Маврин объезжал посты, проклиная бесконечные болота, скверную погоду, свой мокрый плащ. Вдруг он услышал в тумане приближающийся конский топот. К нему подскакал солдат из караула капрала Зекзюлина, стоявшего недалеко от новосельского моста.