Костик, довольный одержанной победой, радостно загоготал и с сияющей глуповатой улыбкой на бездумном лице взглянул на своих товарищей, сгрудившихся у крыльца, словно ожидая от них восхищения зоркостью его глаза и верностью руки. Но ждал напрасно: никто не оценил по достоинству его меткий бросок, лица у всех были озабоченными и напряжёнными, ни один не обронил ни слова похвалы. Только Стас усмехнулся и с явной издёвкой произнёс:
– Молодец! Никогда не сомневался, что из тебя выйдет отличный охотник на ворон. Продолжай тренироваться.
Костик, очевидно не совсем понимая, похвала это или насмешка, немного озадаченно уставился на Стаса, а затем, вероятно, склонившись всё-таки к первому – поскольку всё и всегда привык трактовать в свою пользу, – самодовольно ухмыльнулся и гордо выпятил грудь.
Стас меж тем, мгновение подумав, снова обратился к Костику, на этот раз вполне серьёзно и даже строго:
– Вот что, Костян, ты, пожалуй, останься здесь. На шухере. Пока мы будем в доме, похаживай тут и посматривай. В случае чего подай знак. Всё-таки чужой дом… мало ли что.
Костик, по-видимому, не очень-то и стремившийся оказаться внутри подозрительного дома, с лёгкостью согласился и поспешил отделиться от приятелей.
Стас же, стоявший на верхней ступеньке крыльца, повернулся к двери и окинул её оценивающим взглядом.
– Надеюсь, она не очень крепкая. Возиться долго не хочется.
Он взялся за потемневшую, кое-где тронутую ржавчиной дверную ручку и, полагая, что дверь заперта, резко рванул на себя. Однако она совершенно неожиданно распахнулась. Стас, немало удивлённый этим, заглянул в открывшуюся его взору темную глубину сеней, в углах которых валялось разное барахло – веники, лопаты, сломанные грабли, топор без топорища, помятое жестяное ведро и прочее, – а затем оглянулся на своих спутников, изумлённых ничуть не менее, чем он.
– Вот те раз! А домишко-то, оказывается, открыт! Заходи, как грится, и бери, что хошь.
– Да что здесь брать-то? – презрительно скривился Влад. – В этом бомжатнике!
– А вот не скажи! – внезапно вмешался в разговор обычно безразличный ко всему Жека, и его одутловатое, лишённое всякого выражения лицо ненадолго оживилось. – Часто именно в таких бомжацких на вид домах хранятся охеренные бабки. Какой-нибудь старпёр или старуха живут всю жизнь как нищие, жрут одну картошку, ходят в обносках, а лавандос складывают по копеечке в кубышку. Непонятно для чего! А когда загнутся, наследники находят где-нибудь под матрацем кругленькую сумму. И живут себе припеваючи! Оттягиваются на всю катушку… Вот был тут недавно один случай. На Форштадте, кажется… – И он принялся путано и сбивчиво, то и дело прерывая сам себя и заливаясь без всякого повода тонким пронзительным смехом, рассказывать какую-то длинную несуразную историю.
Стас, послушавший минуту-другую пустую Жекину болтовню, наконец не выдержал и, взяв его за руку, ласково спросил:
– Слышь, братан, ты зачем всё это нам рассказываешь?
Жека, почуяв в этой непривычной ласковости что-то недоброе, недоумённо уставил на Стаса свои крошечные свиные глазки.
– Да так… к слову пришлось, – пролепетал он, тут же утратив свой повествовательный пыл, вообще-то совершенно не свойственный ему и возникавший у него крайне редко и обычно, как и в настоящем случае, не совсем к месту.
– А-а, к слову пришлось, – повторил Стас с нехорошей улыбкой и, вдруг резко стиснув Жекино запястье, так что тот пронзительно взвыл и судорожно дёрнул руку, зашипел в его исказившееся и побелевшее от боли лицо: – Ты что же, недоумок, думаешь, что мы пришли сюда слушать твои идиотские байки? Ты считаешь, что нам нечего больше делать, кроме как выслушивать эту ахинею? Мы собираемся забраться в чужой дом, что вообще-то, если мне память не изменяет, уголовно наказуемо. Но это ладно, это ерунда. Главное – что мы войдём сейчас в дом, где вчерашней ночью едва не замочили нашего друга, где нас самих ещё неизвестно что ожидает… И ты считаешь нужным в этот самый момент молоть своим поганым языком всякую чушь! То, что тебе к слову пришлось, мать твою разэтак…
Гримасничавший и едва не визжавший Жека, несколько раз безуспешно пытавшийся вырвать свою руку из железных пальцев Стаса, сжавших её точно клещами, в конце концов обессилел и с жалобным стоном осел на пол. И только тогда Стас выпустил его руку и спокойно, как ни в чём не бывало обратился к товарищам, абсолютно равнодушно, без всякого сочувствия к пострадавшему, наблюдавшим за этой сценой:
– Очевидно, хозяева так спешили удрать, что даже забыли запереть дверь. Ну что ж, тем лучше: нам не придётся ломать её. Нас словно приглашают в гости! Грех не воспользоваться таким случаем.
И он твёрдой, уверенной поступью вошёл в широко раскрытую дверь и скрылся в тёмных сенях. Остальные гуськом последовали за ним – кто так же отважно и безоглядно, как Стас, кто – и прежде всего Гоша – не очень смело, не без колебаний, опасливо и даже пугливо посматривая по сторонам и насторожённо прислушиваясь к стоявшей вокруг мёртвой, будто таившей в себе что-то тишине. Завершил процессию незадачливый Жека, который, тяжко отдуваясь, кряхтя и потирая пострадавшую руку, с трудом поднялся на ноги и потрусил за уже углубившимися в дом спутниками. Через несколько секунд он, видимо, посланный Стасом, вернулся и прикрыл за собой дверь.
В опустевшем дворе остался один Костик. Сначала он стоял на одном месте, неотрывно глядя на закрывшуюся дверь, за которой скрылись его приятели, потом огляделся вокруг и, наконец, принялся неторопливо прохаживаться туда-сюда, то глядя себе под ноги, то озираясь кругом в поисках чего-нибудь, на чём можно было бы хоть ненадолго задержать взгляд. Но ничего заслуживающего внимания не было в этом запущенном, одичалом дворе, почти сплошь заросшем густым сорняком, пышными кустами и приземистыми кривыми яблонями, усеянными никому не нужными гниющими плодами. Подойдя к одной из них, он сорвал с изогнутой, склонившейся до земли ветви приглянувшееся ему сочное ярко-жёлтое яблоко без единого пятнышка и червоточины и, наспех вытерев его о майку, откусил большой кусок. Но тут же скривился, выплюнул так и не разжёванный кусок и, громко матюгнувшись, отшвырнул яблоко подальше от себя.
Затем вновь бросил взгляд по сторонам. Окружавшая его картина дикости, заброшенности, мёртвого уединения начинала его угнетать. Некстати пришли на память Гошины рассказы о происходивших здесь ужасах, о четырёх человеках, якобы замученных тут за последние несколько месяцев. Это придавало ещё более угрюмый и зловещий колорит и без того не слишком мажорному окрестному пейзажу. Костик, несмотря на то что обладал на редкость жизнерадостным и легкомысленным характером, заметно приуныл, напрягся и стал насторожённо, с опаской оглядываться вокруг при малейшем шорохе. Медленно и осторожно ступая, он обошёл дом кругом и, вновь оказавшись у входа, уставился на дверь, за которой незадолго до этого пропали его друзья. И чем дольше он смотрел на неё, тем более нехорошие мысли начинали роиться в его голове и тем более скверные предчувствия начинали терзать его.
А затем, точно этого было мало, он вдруг услышал знакомое хлопанье крыльев и, вскинув глаза кверху, увидел того самого крупного «бородатого» ворона, который надоедал им недавно своим карканьем, за что едва не был подбит камнем, брошенным меткой Костиковой рукой. Тот уселся на своё прежнее место на коньке крыши и внимательно и как будто чуть насмешливо и едва ли не дружелюбно, словно не помня зла, воззрился на Костика. А потом открыл клюв и протяжно, звучно каркнул.
Костику неизвестно отчего стало не по себе. Ему почудилось, что птица смеётся над ним и пророчит своим упрямым карканьем какую-то беду. Он вообразил, что это не обычный ворон, а, может быть, оборотень в птичьем образе или чья-то чёрная душа, не нашедшая себе после смерти упокоения и обречённая блуждать в обличье ворона в мире живых, предвещая всевозможные несчастья. Ведь не зря же он с таким упорством, даже невзирая на грозившую ему здесь опасность, на брошенный и едва не попавший в него камень, летит именно сюда и садится на крышу этого дома, где уже случились страшные вещи и, возможно, ещё случатся, причём в самое ближайшее время. Не зря же он смотрит на Костика так пристально, как будто осмысленно, почти по-человечески, словно хочет что-то сказать.
