Глава 1

После обеда, уже ближе к вечеру, Гоша, плотно поевший и отдохнувший, вышел из дому, рассчитывая встретить во дворе своих приятелей, с которыми он планировал приятно и весело провести остаток дня.

Остановившись у подъезда, он медленно, чуть прищурив глаза, огляделся по сторонам. Не заметив вокруг ничего интересного – всё было как всегда, – вздохнул и устремил прямо перед собой томный, скучающий взгляд. Там, в глубине двора, через редкие просветы в густой зелени палисадника виднелись чьи-то стремительно двигавшиеся, мелькавшие то тут, то там фигуры и почти беспрерывно слышались резкие, отрывистые возгласы, пронзительные крики и громкий, заливистый смех. Эти разнообразные звуки, то и дело сливавшиеся в один общий оглушительный гам, сопровождались частыми гулкими ударами мяча о стены сараев и заборы, огораживавшие палисадники, из чего нетрудно было заключить, что там, на обширной площадке между сараями и зелёными насаждениями, был в самом разгаре «большой» футбол.

Послушав несколько мгновений сумбурные, не утихавшие ни на миг звуки невидимой для него игры, Гоша качнул головой и слегка нахмурился. Он сразу же определил, что там, за плотной завесой пышной листвы, гоняют мяч не его друзья, а малышня. Его же приятели, по-видимому, обретались в настоящий момент где-то в другом месте, возможно даже, за пределами двора, и их нужно было ещё поискать.

Чуть пожав плечами и бросив косой взгляд на небольшую группу старушек-соседок, сидевших неподалёку на лавочке и, едва он появился, устремивших на него хмурые, не слишком приязненные взоры, Гоша неспешным шагом, немного вразвалку, двинулся в сторону соседнего дома, продолжая озираться кругом в поисках тех, кто мог бы составить ему компанию и рассеять скуку, начинавшую одолевать его всякий раз, когда он чересчур долго оставался один.

Поиски его не увенчались успехом – возле соседнего дома тоже никого не было, кроме ещё одной группки пожилых обитательниц близлежащих подъездов, также посмотревших на Гошу не очень дружелюбно, если не сказать враждебно. А вот тех, кого он желал бы увидеть и кто наверняка встретил бы его куда более радушно, не было и в помине.

Между тем именно здесь он более всего ожидал повстречать своих товарищей. Тут, в укромном уголке, образованном окаймлявшей палисадник приземистой изгородью, в сумрачной, особенно приятной в летнюю жару тени высоких развесистых деревьев, не пропускавших сквозь свои мохнатые раскидистые кроны солнечных лучей, было обычное место их встреч и времяпрепровождения. Здесь стояли две скамейки и столик, а рядом – беседка, небольшое, довольно ветхое деревянное строение, похожее на избушку, окрашенное бледно-синей, уже изрядно поблёкшей и кое-где облупившейся краской, с чёрной покатой кровлей и занавешенными, грязно-серыми от толстого слоя пыли окошками.

Тёплыми, погожими вечерами Гоша и его приятели (если не было других, более важных дел) обыкновенно коротали время в этом уютном, живописном уголке – болтали о том о сём, обменивались новостями, обсуждали текущие события, а когда иссякали темы для разговоров, предавались азартным играм или просто дурачились и бесились. В непогоду делали почти всё то же самое, но уже в беседке.

Всё ещё надеясь встретить кого-нибудь из своих друзей на этом традиционном месте их вечерних сходок, Гоша постоял минуту-другую возле беседки, дёрнул для верности ручку запертой двери и заглянул внутрь через запылённое, треснувшее поперёк оконное стекло, в узкую щель между неопрятными мятыми занавесками. Лицо его при этом хмурилось и мрачнело всё сильнее, постепенно утрачивая выражение ясности, довольства и ожидания чего-то хорошего и приятного, с которым он вышел из дому. В отсутствие обычных партнёров по играм и развлечениям ничего подобного, вероятнее всего, этим вечером не предвиделось.

Однако окончательно терять надежду ему не хотелось, и он, насупив брови и глухо бормоча что-то себе под нос, продолжал поиски.

Они закончились безрезультатно. Тех, кого он искал, нигде не было, они как в воду канули. Гоша обошёл весь двор, заглянул во все его, даже самые дальние и укромные углы и закоулки, но товарищей своих нигде не обнаружил. То ли они все отсиживались дома, что было маловероятно; то ли спонтанно, не договорившись заранее, отправились куда-нибудь всей компанией, попросту позабыв о Гоше; то ли, наконец, – как стало нашёптывать ему его раздражённое, подозрительное воображение, – приятели отнюдь не случайно, а намеренно, вполне обдуманно оставили его одного, решив таким не слишком остроумным способом подшутить над ним, заставить его рыскать по окрестностям в бесплодных поисках и теряться в догадках.

Но Гоша был не из тех, кто готов терпеть подобные дурацкие розыгрыши и на потеху кому бы то ни было участвовать в них. Убедившись в тщетности своих поисков, он сделал резкое, досадливое движение, пробормотал сквозь зубы короткое ругательство и, бросив последний угрюмый взгляд на широкие просторы двора, где ему сегодня больше нечего было делать, решительным шагом двинулся на улицу.

Выйдя за пределы двора, он на несколько секунд остановился на краю тротуара и мельком огляделся вокруг, словно, несмотря ни на что, всё ещё питал смутную надежду увидеть своих неизвестно куда подевавшихся друзей, различить знакомые фигуры и лица среди двигавшихся по улице прохожих. Но, не заметив никого даже отдалённо напоминавшего его пропавших товарищей, тряхнул головой и, по-прежнему чуть слышно ворча что-то невразумительное, медленно побрёл вперёд, сам не зная куда и зачем, в полном смысле слова куда глаза глядят.

Ушёл, впрочем, недалеко. Пересёкши тротуар и проезжую часть – невзирая на отсутствие здесь пешеходного перехода, – он задержался возле находившегося на другой стороне улицы, рядом с автобусной остановкой, продуктового ларька, пестревшего бесчисленными яркими упаковками выставленных за стеклом товаров. Некоторое время неспешно водил по красочным, забитым сверху донизу всякой всячиной витринам безразличным, рассеянным взглядом, очевидно совершенно не интересуясь тем, на что были устремлены его глаза, и даже не думая ничего покупать. Затем, широко открыв рот, звучно зевнул, передёрнул плечами и тронулся дальше.

Однако почти сразу же вновь приостановился, обратив внимание на единственного сидевшего на остановке человека – грязного, растрёпанного пожилого бомжа, одетого так, словно на дворе была не середина лета, а поздняя осень, – в длинную полурасстёгнутую куртку, свитер с высоким горлом и массивные стоптанные ботинки огромного размера. Излишне говорить, что всё это подобранное явно не по сезону облачение было поношенным, измятым, засаленным и источало к тому же не слишком приятный запах, который Гоша почувствовал, едва приблизился к бродяге.

Тем не менее, хотя и брезгливо морщась и скорчив презрительную гримасу, он остановился в нескольких шагах от ссутулившего спину и уронившего седую косматую голову на грудь – по-видимому, задремавшего – бомжа и некоторое время смотрел на него со смешанным выражением любопытства и гадливости, как смотрят на редкое, отвратительное на вид насекомое, перед тем как раздавить его. И в голову ему внезапно пришла мысль – не сыграть ли со старым бродягой одну из тех жестоких шуток, которые он и его друзья не раз проделывали с подобными субъектами, доставляя себе тем самым немалую потеху, чего совсем нельзя было сказать о тех, над кем они подшучивали. С этим намерением и с ехидной ухмылкой, появившейся при этом на его губах, Гоша, недолго думая, шагнул к спящему, ничего не подозревавшему бомжу…

И тут же пожалел об этом. В нос ему ударила такая ужасная, невыносимая вонь, что он не отважился приблизиться к зловонному старику больше ни на шаг, не говоря уж о том, чтобы прикоснуться к нему. Неожиданно подвергшись такой мощной химической атаке и мгновенно позабыв о задуманной им шутке, Гоша, как ошпаренный, отшатнулся от бомжа, окутанного, точно земля озоновым слоем, густым тяжёлым смрадом, не подпускавшим к нему никакого врага и надёжно защищавшим его от любой опасности.