— Погоди, от меня не уйдешь!

Пошел он нарядным парнем к той вдовице и, словно совсем другой, начал к ней подлизываться; говорит, будто пришел какую-нибудь из ее дочерей в жены просить; только где, мол, они?

— Ах, — отвечает вдова. — Так и так, мои дочки за золотыми яблоками побежали.

А они в чулане спрятались, потому что хорошо знали, что будет.

Черт отвечает:

— Правда? Ну, они ведь могут еще прийти. Так я у вас побуду.

— Что ж, побудьте, — промолвила вдова.

Сварила она ему галушек, усадила за стол, принялась угощать. Только он в аппетит вошел, взяла ту травинку, что младшая дочь с собой принесла, и потерла у него над головой — черт сразу весь дегтем растекся.

Так мать и дочери от него освободились и стали жить припеваючи.

Как яйцо странствовать пустилось? Да сделало так, как все делают: покатилось кувырком, куда было легче катиться и где ему не попадался никто сильней его. Дело-то было давным-давно, так что уж не спрашивайте, как могло оно быть. Довольно того, что осталась об этом сказка.

Так вот, давным-давно пустилось яйцо странствовать и встретило рака.

— Ты куда идешь? — спросило оно его.

— А ты куда? — спросил он.

— Я странствую.

— Я тоже. Пойдем вместе.

Стало их двое, и они почувствовали себя смелее.

Шли они, шли, встретили утку.

— Ты куда идешь? — спрашивает яйцо.

— А вы куда? — спросила она.

— Мы странствуем. Идем с нами, нас будет трое.

Утка пошла. И стало их трое. Втроем еще лучше. Шли они, шли, встретили индюка.

— Ты куда? — спрашивает яйцо.

— А вы куда? — спросил он.

— Мы странствуем. Иди к нам в товарищи.

Индюк пошел. Стало их четверо.

Шли-шли, встретили коня.

— Ты куда? — спрашивает яйцо.

— А вы куда? — спросил конь.

— Мы странствуем. Пойдем с нами, будешь пятый.

Конь пошел. Стало их столько, сколько пальцев на руке.

Шли-шли, встретили вола.

— Ты куда идешь? — спрашивает яйцо.

— А вы куда? — спросил вол.

— Мы странствуем. Пойдем с нами: артелью оно верней.

Вол пошел. Стало их теперь уже шестеро.

Шли они, шли дружной артелью, встретили петуха.

— Ты куда идешь? — спрашивает яйцо.

— А вы куда? — спросил петух.

— Мы странствуем. Пойдем с нами, нас будет семеро.

Ладно. Пошли дальше семеро дружных товарищей.

Странствовали они, странствовали и зашли раз в темный бор. Застала их там ночь, и не знали они, куда идти; а голод так и сосет! Где найти приют? Куда податься? Было над чем умом пораскинуть! Но у яйца ума на всех хватало. Посылает оно петуха на высокую сосну. Петух сразу увидал оттуда далеко-далеко в темном лесу огонек. Увидал и радостно закукарекал.

— Ну, лети скорей в ту сторону, на огонь, — сказало яйцо. — Показывай нам дорогу, а мы пойдем за тобой. И пусть там хоть все черти собрались, а придется им нас накормить и приютить на ночь!

Петух полетел в ту сторону, и все пошли за ним, будто для них там было приготовлено угощение.

И пришли они к избушке, в которой огонек горел. Яйцо велело коню постучать в дверь. Тот постучал, — вышла оттуда старуха.

— Что вам надо? Чего вы здесь не видали? Уходите скорей подобру-поздорову, а то мои молодцы придут — в кашу вас всех перемелют.

— Ну, перемелют ли, нет ли, об этом ты не беспокойся, а лучше нам, семерым товарищам, поесть дай, — возразило яйцо.

— Чтоб вас всех нелегкая унесла! Стану я всяких бродяг да проходимцев кормить. Нет у меня для вас ничего! — закричала старуха.

Тогда яйцо велело волу поднять ее на рога и в лес отнести. Вол исполнил приказание, скинул ее там в яму и вернулся обратно.

Вошли приятели в горницу и видят: стоит стол на семь приборов, весь кушаньями уставлен. Потому что жили там семеро разбойников, и старуха им как раз хороший ужин приготовила. А разбойники уж приближались с шумом и гамом, так что весь лес гудел.

Как быть? Хорошая голова из любой беды выручит. Яйцо сразу сообразило, что надо сделать. Оно приказало петуху взлететь на насест, волу встать в сенях, коню — в горнице за дверью, индюку сесть на печь, утке — под лавку, раку забраться в ведро, а само спряталось в горячие угли. Огонь они погасили.

Подходят разбойники к дому, а света не видно.

— Что такое? Заспалась старуха, что ли? — стали они толковать.

— Сейчас посмотрю, в чем дело, — сказал атаман. — Вы пока здесь подождите, чтобы награбленное добро в кучу не сваливать.

И вошел в дом. Только вступил в сени, вол поднял его на рога и кинул через открытую дверь в горницу. Там конь из-за двери ударил его копытом.

— Что за черт! Ну погоди, дай только огонь зажгу! — воскликнул атаман и кинулся к углям, чтобы огня добыть. Раскопал золу и стал огонь раздувать, а тлеющие угли к яйцу припеклись. Фук! Яйцо лопнуло, обдав все лицо и глаза атаману горячим пеплом. Он, как ужаленный, кинулся к ведру, чтобы в нем лицо и глаза себе обмыть, но только руку туда опустил воды зачерпнуть, рак ему клешнями пальцы защемил. Атаман дернул рукой, опрокинул ведро и поднял страшный шум. Утка захлопала крыльями и закрякала:

— Так-так-так!

Индюк загремел на печи лопатами, закивал головой и забормотал:

— Бл-бл-бл-бл!

Конь только тут ударил атамана по-настоящему — задними копытами в спину — и вышиб его в сени.

Там вол опять поднял его на рога и выкинул из дома на двор. А петух на насесте во все горло орал:

— Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку!

Избитый до полусмерти, атаман сам не свой прибежал к товарищам.

— Ну, какая там чертовщина стряслась? — спрашивают они его.

Отдышался он и говорит:

— Дело скверное, ей-богу! Хотел я подкрасться к ним на цыпочках, а они сами втолкнули меня к себе в горницу. Я хотел огонь засветить, чтобы хоть увидеть, кто там такой. Вдруг — фук! Прямо в лицо мне стрелок из печи выстрелил, так что я чуть глаз не лишился. Опустил руку в ведро глаза промыть, а там портной с ножницами: чуть все пальцы мне не откромсал! А между лавками ткач кросна расставил, да как треснет меня челноком по голове и говорит:

— Так, так, так его!

А на печи пекарь схватил лопату и грозится:

— Больно будет, больно будет!

А из-за двери выскочил сапожник, ударил меня еще раз колодкой и вышиб в сени. Тут негодяй мужик поднял меня на железные вилы и выкинул на двор. Счастье мое, что я не дал ему вскинуть меня наверх, а то совсем пропал бы. Там, словно у готовой виселицы, ждал меня палач и кричал:

— Жду его тут, наверху! Жду его тут, наверху!

Разбойники не стали дожидаться, когда все эти мастера выскочат на них из избы, а давай бог ноги! И все награбленное добро кинули.

Наши приятели — семеро мастеров — уселись за накрытый стол и принялись уписывать угощенье. Поели, попили, погуляли всласть. Потом каждый пошел своей дорогой, и я не знаю, соберутся ли они когда-нибудь снова такой дружной компанией, какой пировали тогда.

У одной матери было двое сыновей. Когда старшему исполнилось двенадцать лет, матушка сказала ему:

— Сын мой милый, родной! Пора тебе в мир идти, какой ни на есть работы искать. Ваша матушка кормить вас двоих уже больше не может.

Простился старший сын с матерью и братом и пошел счастья искать.

Когда младший подрос, матушка и ему сказала:

— Ну, сын мой милый, ступай и ты себе счастья искать. Я больше кормить тебя не могу.

Испекла она ему на дорогу три лепешки, а он горько заплакал, простился с матерью и пошел далеко-далеко — через горы, через леса — счастья искать.