Лидия Юкнавич
Потрясение
Книга эта для Майлза Минго, солнца жизни моей.
________
И для всех детей, которым следующим предстоит перейти порог;
для всех тел и душ, сирот и отщепенцев, иммигрантов и беженцев, людей всех гендеров, всех потерянных и обретенных прекрасных существ, ищущих берег, дом, сердце.
Промежуток между детством и недетством: пусть он станет для вас всем.
Как можно дольше оставайтесь в этом промежутке. Вы правы. Вы и есть новый мир.
«Я говорю, что пишу о времени и воде, а люди открывают глаза и уши и спрашивают: „О, а что вы имеете в виду?“ А я отвечаю: „В следующие сто лет изменится состав воды на планете; он уже меняется“. Тают ледники. Повышается уровень моря. Уровень кислотности океана, pH, достиг отметки, какой не было за пятьдесят миллионов лет. И все это за срок, равный одной человеческой жизни».
Андри Снайр Магнасон
«Она почувствовала… как жизнь, прежде состоявшая из маленьких разрозненных событий, которые человек проживал одно за другим, закручивается спиралью и сливается в одно целое, в волну, что увлекает за собой человека и выбрасывает его на берег одним сокрушительным ударом».
Вирджиния Вулф
«Исторический рассказ о прошлом не означает, что автор знает, как все „было на самом деле“. Он лишь пытается запечатлеть воспоминание, ярко полыхнувшее в момент угрозы».
Уолтер Бенджамин
«Должно быть, нам, бегущим от нынешнего порядка, надлежит укрыться в подземелье, чтобы нас раскопали не бесчеловечные экскаваторные машины взрослой логики и благородные мудрецы, которые утверждают, будто им известен путь, а мягкие любопытные пальчики наших детей, ласково роющие почву, щекочущие землю, пока та не рассмеется во весь голос».
Байо Акомолафе
Lidia Yuknavitch
Thrust
* * *
This edition published by arrangement with Massie & McQuilkin Literary Agents and Synopsis Literary Agency
© Lidia Yuknavitch, 2022
© Юлия Змеева, перевод на русский язык, 2023
© Livebook Publishing, оформление, 2023
Пояснение к изданию романа на русском языке
В июле 2022 года издательство «Лайвбук» подписало договор с Лидией Юкнавич на перевод ее романа «Потрясение». С момента приобретения прав на публикацию книги российское законодательство изменилось. Федеральный закон № 479-ФЗ о запрете ЛГБТ-пропаганды среди взрослых, вступивший в силу 05.12.2022, существенно ограничивает упоминание любых нетрадиционных отношений в книгах. Мы обеспокоены тем влиянием, которое он оказывает на нашу работу, однако не можем не принимать его во внимание.
Поэтому мы договорились с автором о публикации варианта книги, где скрыты строки, которые могут быть истолкованы как нарушение законодательства. Лидия Юкнавич согласилась с таким решением; в данном издании часть текста закрыта. При этом мы имеем возможность издать книгу. Мы благодарим автора и надеемся на понимание читателей.
Команда издательства «Лайвбук»
Монетка
Первый перекресток
В своих мечтах мы представляли ее нашей матерью.
Раз мы ее построили, думали мы, значит, ей и принадлежим. Мы собрали ее из кусков наших тел, из кусков наших собственных историй и историй, которые были до нас и будут после нас. Она приплыла на корабле по кускам.
Когда «Изера» наконец прибыла в порт, мы плакали. Матросы тоже плакали. Они думали, что бури, которые им пришлось вытерпеть на борту, потопят их в океане и груз потонет вместе с ними. Палуба корабля была размером с поле. Трюм на время пути накрыли громадными полотнищами черного брезента. Когда матросы их убрали, нашим глазам открылась зловещая темнота.
Меня попросили прыгнуть в этот мрак.
Я словно нырнул в океанские глубины.
Там, в трюме, глаза стали привыкать. В гигантских ящиках размером с дом лежали куски колосса: женщина, разрезанная на ломти, расфасованная по ящикам и отправленная кораблем за океан. Одну за другой мы отыскали части ее тела.
Волосы.
Нос.
Венец.
Глаза.
Рот.
Пальцы. Ладонь.
Стопа.
Факел.
Вот что я имею в виду, когда говорю, что она приплыла на корабле по кускам.
Позже, обсуждая сборку, инженер сказал, что реконструировать статую поможет «эмбриональный маяк» – так они называли ее остов. И все же назначение многих элементов конструкции оставалось для нас загадкой; мы не могли понять, что с ними делать. Приходилось пускать в ход воображение, приспосабливать их на ходу.
В эти месяцы мы жили в городе и работали на острове. Мы были плотниками, кузнецами, кровельщиками, штукатурщиками и каменщиками. Мы были сварщиками, столярами, монтажниками труб. Мы мешали бетон, долбили землю, орудовали пилами и бурами. Среди нас были специалисты по листовому металлу и меди. Статуя попала нам в руки грудой меди весом тридцать одну тонну и грудой стали весом двадцать пять тонн. Ее кожа – внешний слой – состоял из трехсот медных листов.
Были среди нас и повара, уборщики, монахини и ночные сторожа. Санитарки, художники, дворники, бегуны, курьеры и воры. Были матери, отцы, бабушки и дедушки, сестры, братья и дети.
Днем не замолкал настойчивый стук молотков, визг напильников, лязг цепей, звон меди, принимающей нужную форму на деревянном каркасе. Так звучал нестройный оркестр нашего труда. Повсюду видны были взмывающие руки, напряженные плечи и бицепсы, сжатые челюсти и зубы. Так звучал оркестр наших тел. Ее тела, оживающего под нашими руками. Наше тело гордилось своим трудом – мы словно надеялись, что кто-нибудь когда-нибудь узнает наши имена и сохранит наши истории.
Когда в гавани разбушевались ветра, от деревянных лесов пришлось отказаться. Их заменили шкивами и веревками. Мы были аккуратны, старались не повредить мягкий металл. Мы висели вокруг ее тела, кружились вокруг его частей – как воздушные гимнасты, птицы или мойщики окон; мы были привязаны к ней.
Иногда, всего на миг, история становится такой реальной, что и человек внутри нее ощущает себя реальным. И начинает казаться, будто все мы существовали на самом деле.
По ночам, когда работа прекращалась, некоторые из нас вставали вокруг ее головы и смотрели в ее огромные круглые глаза. В них читалась печаль. Или печаль с примесью ярости. Глаза ее были намного больше человеческой головы. Ее лицо не напоминало ни мужское, ни женское, а может, наоборот, сочетало в себе и мужские, и женские черты. Ее взгляд заключал в себе весь наш труд, но также нашу потерю, нашу любовь, наши жизни. Порой, находясь рядом с ней, мы думали или чувствовали мама, но вкладывали в это слово иной, новый смысл, дотоле неведомый.
Мы были невозможно возможным голосом тел.
Некоторые из нас родились здесь, другие были сыновьями и дочерьми матерей и отцов из далеких мест. Наши матери и отцы бежали от голода, нищеты, оккупации, войны и зверств. Они бежали оттуда, где оставаться было нельзя, и потому пересекли океаны и пустыни. Они рассказывали о преследованиях и бедности, а еще – о бескрайних холмах, закатах над песками и об экзотических цветах с названиями, хранившимися в наших сердцах. Покидая свой край, они испытывали грусть и облегчение, но прибыв сюда, чувствовали то же самое. Мы говорили о жестокости и красоте и вспоминали красоту родных мест, но крошечные ручки родившихся на новой земле младенцев тоже были красивы. Чтобы приехать сюда, мы разомкнули объятия со своей прежней родиной.
