Она сложила несколько мешков с ячменём, один на другой, и, взобравшись на них, целыми днями сидела у маленького оконца, которое выходило на реку и восточную башню замка. Сквозь него был виден кусочек дороги, ведущей на юг. И по тому, как сновали туда-сюда всадники, или приближались обозы, Олинн могла предполагать, что происходит. В какой-то день привезли раненых, и две дружины ускакали на юг, видимо, ярл призвал к оружию всех, кто ещё оставался в замке. А до этого бесконечной вереницей тянулись в замок подводы из соседних деревень, груженные всяким скарбом − крепость готовилась к осаде.

Потом вернулся её брат Харальд. Она видела отряд и слышала, как перекликались его хирдманы. Видимо, ярл решил доверить охрану крепости сыну, а сам остался на Перешейке. Но с приездом брата для Олинн ничего не изменилось. Если Харальд и знал о том, что она сидит под замком, то либо соблюдал распоряжение отца, либо ему до этого не было никакого дела.

Так что у Олинн из всех развлечений были только это оконце, кошка, что охраняла запасы зерна от мышей и крыс, да пара голубей, чьё гнездо было чуть повыше кладовой. Нет-нет, да и перепадали им оброненные зерна, вот они и обжились здесь. Она подбрасывала им зёрнышки, так что птицы совсем перестали её бояться и бродили по краю подоконника, воркуя и выпрашивая угощение.

С той ночи, когда Олинн посадили в кладовую, полная луна стала особенно яркой. Вставала уже за полночь и наливалась золотым светом, будто в насмешку. И Олинн долго вглядывалась в сумрачную даль болот, но страшного воя больше не было слышно. То ли, убив вёльву и Игвара, жуткие твари получили, что хотели, то ли ушли сами по себе, этого она не знала. Но теперь всё успокоилось, и лишь тревожное предчувствие продолжало нарастать с каждым днём. А дым на горизонте, что появился пару дней назад, лишь подтверждал худшее…

Сюда, в кладовую, ветер не доносил запахов, да и ветра уже которую неделю не было. Погода по-прежнему стояла ясной и жаркой, застывшей в одной поре, как будто северные боги отвернули свой взор от Илла-Марейны. И эта жара была гнетущей и тяжёлой, пропитавшей всё вокруг и утопившей в себе Олруд, как в капле мёда.

Но этой ночью тревожное предчувствие разбудило Олинн даже раньше, чем она почувствовала запах дыма и услышала гулкий звон колокола. Она бросилась к оконцу, забралась на мешки, жадно вглядываясь в предрассветный густой сумрак, но так и не могла понять, что происходит. Луна уже добралась почти до горизонта, и была самая глубокая, предутренняя часть ночи, когда сон наиболее крепок.  Олинн всматривалась в серую дымку, но ни на дороге к замку, ни на подступах никого не заметила. И даже воды Эшмола были спокойны, никаких лодок. Но, судя по крикам и звону мечей, внутри замка шёл бой. И, похоже, что этого внезапного нападения никто не ожидал.

Олинн увидела цепочку факелов, движущихся по стене крепости, и, слыша звон клинков, не понимала только одного: кто и с кем дерётся? Днём всё было спокойно, вокруг никого, ворота заперты, и если враги проникли в крепость, то как?!

Но бой шёл недолго. В замке оставался лишь небольшой отряд Харальда, а врагов, по-видимому, было много. И когда на рассвете Олинн увидела, что на восточной башне больше не развевается штандарт Олрудов, а по стене ходят люди в кольчугах и зелёных плащах, то поняла, что замок пал. И почти сразу над башней взвился новый штандарт – зелёное дерево на белом фоне. Герб короля Гидеона.

Весь день Олинн промаялась, металась от двери к окошку, пытаясь понять, что происходит, даже в дверь стучала, но после ночного боя в замке стояла подозрительная тишина. Ближе к вечеру раздался лязг цепей, опустился мост, и по дороге на юг устремился небольшой отряд всё в тех же зелёных плащах.

А вслед за этим к ней пришла Ульре. Старая экономка раскачивалась, как гусыня, и оказалась слегка навеселе, видно, что хлебнула мёда, и немало. На голове у неё был намотан старый шерстяной платок, и такой же повязан на поясницу, и от ходьбы по лестнице раскраснелись щёки. Она отперла дверь, гремя огромной связкой ключей, и кликнула Олинн.

– Выходи уж! Насиделась.

– Что случилось?! – воскликнула Олинн, стремглав выскочив в коридор.

Оглянулась и увидела, что внизу у лестницы стоит мужчина в кольчуге, с гербом Гидеона на наручах.

– Новые хозяева у нас, – буркнула Ульре, запирая кладовую и демонстративно потирая рукой поясницу. – И дел по горло. Так что мне помощница нужна, а то я уж с ног сбилась за сегодня, спину ломит так, что того и гляди, упаду. Платок надень, – Ульре подмигнула ей и сунула в руки старый дырявый платок. – Подумаешь, ты лишний кусок взяла с кухни! Тармол уж что-то разлютовался, хромой пень! Посидела, и хватит, думаю, поняла уж всё! А нам велено готовить пир, скоро прибудет сам король, а я тут не набегаюсь одна. Пошли.

Последние слова она произнесла нарочито громко, чтобы воин на лестнице точно услышал.

– Ну, чего застыла? Идём! – Ульре подтолкнула Олинн, и сама заковыляла следом.

Олинн понимала, что Ульре пошла на обман, чтобы её освободить. Но новым хозяевам, наверное, всё равно, как там младшая экономка обкрадывала ярла, пирожок взяла с кухни или забралась в сокровищницу, так что… можно сказать, что ей даже повезло.

– Спасибо! – шепнула Олинн, когда они спустились по лестнице к кухне.

– Ладно тебе благодарить-то. Ещё не знаю, что будет дальше. Платок вон на голову намотай,  да посильнее, а то ходят тут эти – зыркают, – Ульре втолкнула её в кухню и закрыла дверь.

Лицо у Олинн было грязным, всё в муке и пыли, но Ульре советовала ей не умываться, походить замарашкой и дала ещё драный, заляпанный передник длиной почти до пола, который скрывал фигуру. Так она меньше привлечёт внимание чужаков.

В кухне было полно народу, и все шептались, обсуждая то, что произошло. Ульре сунула ей кусок хлеба и миску похлёбки, но когда Олинн услышала подробности захвата замка, то у неё едва ложка не выпала из рук. Главная кухарка, толстая Исгерд, зловещим шёпотом поведала ей, как южане проникли в замок посреди ночи, бесшумно, как нетопыри. Они пробрались по тайному ходу с реки, прямо наверх, к покоям ярла, и напали на стражу. И что в этот момент в замке всё ещё находились эйлин Гутхильда и её дочери. Они должны были уплыть, но риг-ярл Освальд обманул Белого Волка, и лодки ни за кем не прислал. Пока ярл Римонд бился на Красном пороге, коварный Освальд подписал с королём Гидеоном мировую, отдав ему Олруд и Бодвар, и всю южную часть Илла-Марейны в обмен на то, что дальше его войска не пойдут. Может, риг-ярл так хотел избавиться от соперника, а может, и правда, король Гидеон так силён, как он нём говорят.

Так что эйлин Гутхильда и её дочки сидят теперь, запертые в своих покоях, и Харальд тоже под замком. А отряд южан поехал к Перешейку вести переговоры с ярлом Римондом об условиях сдачи. Дальше бойня стала бессмысленной: замок пал, воинов ярла Римонда окружили, и сдаться на милость победителя стало самым разумным выходом. Но если Белый Волк не согласится на мирные условия, то всю его семью повесят на воротах, а Олруд сожгут дотла.

– Ох, Луноликая! – только и пробормотала Олинн, прикрывая рот ладонью.

– Да, да! Приказ зачитывал во дворе их командор Грир, я сама слышала, – добавила Исгерд, – ох, уж он и суров! Всех мужчин запер в подвале, везде своих стражей понатыкал, одни мы тут остались, а сам ускакал на юг, к королю. А тут остался его прихвостень. Да вон он, разгуливает по стене тетеревом, весь из себя такой, красуется, – Исгерд указала деревянной ложкой в распахнутое окно, – Брендан Нье'Риган его звать, и наша дурочка Айслуд уже на него глаз положила. Сказала, что ей всё едино, что Олруды, что Риганы, потому как она всё равно рабыня. Как бы в постель к нему уже не залезла! А он может натешится с ней, да потом кишки ей выпустит, хотя…  командор Грир сказал, что никого не тронут в замке, если ярл присягнёт королю. Что король справедлив и милосерден. Вот мы тут и ждём, как там всё обернётся. Да сказано готовить еды впрок, будет пир, и вроде как сам король сюда пожалует, так что нечего тут топтаться, – рыкнула она на своих помощниц, слушавших этот рассказ по пятому разу. – Рыбу чистите! Боги великие да защитят Олруд от всех напастей, и вразумят нашего ярла! Нам всё одно, на кого работать, лишь бы обошлось без бойни. А этот тетерев притащил святого отца, и тот поведал, что со всех, кто обратится к истинному богу, снимут рабские ошейники. Да вон он всё ещё бормочет что-то на стене.