– Сколько у меня времени на сборы? – Шишкин вышел на связь.

– Мы должны вернуться через четыре часа. Путь туда займёт около часа, и там часа нам вполне хватит…

– Понял, понял. Через пятнадцать минут на палубе, – перебил Шишкин. – Я получил разрешение на вылет у капитана.

Голос его был очень серьёзен, сейчас он был поглощён сборами, предстояло учесть очень много факторов. Планета Дурук была нестандартной, можно даже сказать, слишком отличалась от остальных. Она была живой, симбиотическим организмом. В систему симбиоза входил планетарный мицелий и различные типы растений, от водорослей до деревьев. Грибница за многие тысячелетия проникла в самые глубины потухающей планеты и полностью взяла на себя роль жизнеобразующего фактора. Влага, тепло, энергия и свет – всё это было порождением мицелия, обладающего таинственным сознанием. Первые гости планеты пали жертвами невероятных животных, порождённых в недрах Дурук, и далеко не сразу пришло осознание опасности этого прекрасного, на первый взгляд, существа-мира. Оно считывало активность мозга и отыскивало потаённые страхи или желания, воплощая их в жизнь, так была построена непревзойдённая защита планеты от вторжения: пришелец погибает или спасается бегством, а его глубинный монстр, воплощённый Дурук, продолжает существовать. Как подготовиться к такому врагу? Шишкин нашёл данные по изучению этой планеты и выяснил, что участники экспедиции учились лелеять в себе Пустоту. Куратор помогала выводить мозговую активность в режим альфа-покоя – активного созерцания без осмысления или попытки анализа.

– Привет, Джон! – крикнула громко девушка-пилот, сегодня была её смена в ангаре Кванфатума.

– Ты… Вы куда? – она заметила КХ-Ц’Ц.

– У нас секретная миссия, – загадочно сказал он, наигранно широко раскрыв глаза и слегка наклоняясь к ней.

– Тогда вам понадобится лучший пилот, – подыграла она ему и через минуту звонко рассмеялась. – Дела так дела, – махнула она изящной ладошкой.

– Мы на три-четыре часа. КХ-Ц’Ц что-то проверить нужно, – сказал он чуть серьёзнее. Капитан дал разрешение на вылет, девушка кивнула в ответ.

– Полетим на игле? – он повернулся к другу.

– Да, он быстрее ваших, – подтвердил септиноид.

Игла всё время была на Кванфатуме и занимала особое место в коллекции пришвартованных космических кораблей. Далеко не все технологии, использованные при его создании, знал и сам КХ-Ц’Ц, но впечатление корабль производил на каждого. Обшивка имела серебристо-медный оттенок, а линии корпуса были столь изящны, что корабль по праву считался настоящим произведением искусства. Внешняя часть была устлана чешуйками. Иллюминаторы прозрачными были только изнутри, снаружи корпус казался совершенно однородным. Войти в него человеку без специального устройства было невозможно, на запястье надевался контейнер с кровью живого септиноида, и это служило правом доступа к системе. Зайти можно было в любом месте, у корабля не было дверей в прямом смысле, чешуйки рассредоточивались перед экипажем в любом месте, и всё.

Септиноид так просто ходил сквозь стены, словно никакой преграды не существовало. Машина и хозяин представляли собой конгломерат из механизмов и живой нейронной сети. Управление кораблём отдалённо напоминало технологию Кванфатума, здесь сам корпус и детали корабля создавались за счёт псиуправления первичной материей. А Игла, хотя правильнее было бы сказать Шип, вся была сконфигурирована и уравнивалась при помощи духовной энергии КХ-Ц’Ц. Из такого же загадочного материала, как серебристо-медные чешуйки, в корабле было выстроено буквально всё, а придавали им форму сознание корабля и воля септиноида. При желании он мог изменить форму корабля, разделить его на части или просто сложить его в подобие шкатулки.

Внутри корабль представлял собой просторное помещение с мебелью и аппаратами для производства пищи и воды, одним словом, кают-компанию. Только здесь Шишкин понял, насколько неудобно должно было быть на Кванфатуме септиноиду: часть мебели была вполне человеческая и по размеру, и по форме, остальная же кардинально отличалась. Тело КХ-Ц’Ц, покрытое хитиновым скелетом, обладало колоссальной прочностью, мышцы не уставали и не требовали отдыха, практически всегда он стоял или лежал. Поэтому среди мебели были горизонтальные платформы, похожие на полусферы, и подпорки с крючками на конце, за которые он цеплялся грудным панцирем. Лежаки были частью системы управления, пилот располагался на ней брюшком и замирал, устанавливая контакт со своим кораблём.

Джон прошёлся по кораблю и нашёл отсек с человеческой каютой, медицинской капсулой и складом для оружия. Бросив сумку со снаряжением в угол склада, он присел на кровать.

– Твоя каюта эта, – сказал КХ-Ц’Ц. – Если что-то нужно, говори сейчас, в полёте я буду занят.

– Как мою каюту открыть и закрыть? Как пользоваться всем здесь?

– Представь себе, как нужное тебе происходит и какой получается результат. Закрой проём двери, – внезапно неизвестно откуда появились чешуйки и плотно закрыли проём. – Отлично. Выйти можешь в любом направлении, помни это.

– Здесь бы в космос не выйти, – от души рассмеялся Шишкин.

– Я на всякий случай поставлю ограничение, – серьёзно сказал септиноид.

Джон понял, что друг волнуется, и решил больше его не отвлекать: шутки для его народа – предмет сложный и требующий усилий для восприятия. Поэтому он просто кивнул и остался в каюте. Септиноид вышел, а Шишкин вскоре почувствовал толчок и понял, что корабль тронулся в путь. До контакта с планетой Дурук оставался только час.

Мужчина растянулся на кровати, заложив руки за голову, и постарался расслабиться и отпустить свои мысли. Ещё при посадке на Иглу он перевёл режим Солнца в боевой, в этом случае работа энерго-волнового аппарата становилась максимально интенсивной. На Кванфатуме были особенные члены экипажа, поражающие ментальными и физическими способностями. Себя Джон считал совершенно обычным, и поэтому был зависим от аппарата, как любой представитель галактического человечества. Он даже не стремился в команду, но пошёл, решив, что это будет интересный опыт. Так и вышло – сейчас бывший фермер лежал в инопланетном корабле невообразимой конструкции, который летел, пробуравливая пространство.

Родился Джон, как все дети, на Оазисе, и детство его было радостным и светлым. Анализируя его способности, Дана выбрала для него удел агрария-колонизатора, и после успешного похождения обучения его решили направить на тихую планету фермером. Первое путешествие на корабле запоминал каждый человек без исключения, в те времена люди летали долгие годы в состоянии анабиоза. Шишкин тогда уже подумал, что совет мог ошибиться, но отбросил эту мысль. Он встретил её, милую девушку, которая летела с ним рядом и готовилась стать ветеринаром. С тех пор в его сердце не было больше никого.

Долгие годы они жили рука об руку на тихой планете и уже ждали разрешения зачать первых детей, когда случилось непоправимое: на колонию совершила нападение раса змеев. Огромные и беспощадные, они взялись из ниоткуда и атаковали людей. Нинэль стала одной из первых жертв жестоких убийств, монстры растерзали её рядом со стадом лукризонов – выведенных ею существ, выполняющих для поселенцев роль коров. Шишкин в поле и нашёл её, она лежала полубоком с широко раскинутыми руками, растрёпанными пепельными волосами и смотрящими в чистое небо глазами цвета фиалки. Он даже не мог взять её тело на руки, настолько оно было изуродовано. Что было потом, он не помнил. В нём открылось глубинное, наводящее ужас нутро, и, когда он встретил монстров, мести не смог избежать никто. Позже выяснилось, что они были жителями планеты, но обитали под поверхностью. Путём долгих переговоров было найдено решение, и наступило перемирие, вот только жизнь Шишкина больше не могла пойти тем же путём. И вот уже пятьсот лет он хранил срезанный пепельный локон у сердца.

После трагедии он сел на ближайший корабль, который шёл к отдалённой колонии по добыче ценных металлов. Что теперь делать, он не знал, опустошение и глаза цвета фиалки преследовали его днём и ночью, а впереди была почти вечная жизнь. Солнце не излечивало душевные раны. Тяжёлые условия колонии, труд на износ и каждодневная битва между местной флорой и фауной постепенно растворяли его горе, изнашивали воспоминания о прошлой, бесконечно далёкой и безмятежной жизни фермера. Шишкин стал авторитетен среди работяг, научился управлять гигантский комбайном по сбору кристаллических структур. Казалось, новая жизнь начинала ему нравиться, излечивая раны прошлого. Но, весёлый и находчивый на людях, оставаясь в одиночестве, он снова становился угрюмым, сам того не подозревая.