В маминых глазах мелькнула нерешительность и легкая обида.

— Нет, я не убегаю! — с широкой улыбкой заверил я. — Просто после Нового года опять начнется суета, и я не хочу погружаться в нее как следует не вытряхнув из головы суету старую.

Нерешительность и обида испарились, сменившись пониманием и сочувствием:

— Я была бы совершенно никчемной матерью, если бы лишила такого трудолюбивого сына заслуженного отдыха. Ты — огромный молодец, Иоши-кун, и я тобой очень горжусь. Езжай, отдыхай, и возвращайся домой с новыми силами! — с улыбкой пожелала она.

— Спасибо! — улыбнулся я в ответ и начал выходить из комнаты.

— Не так быстро! — одернула мама. — Тебе ведь не нужно улетать прямо сейчас?

— Не нужно, — подтвердил я.

— Тогда садись, расскажи мне о своих кошмарах. Я когда-то очень неплохо умела толковать сны! — похвасталась она.

Мракобесие, но такие попытки проявить заботу обо мне я ценю и всячески поддерживаю. Усевшись на стул, неожиданно для самого себя, в течение получаса — мама успела докормить малышей, дать им срыгнуть и уложить обратно в колыбельку — пересказывал отсмотренные за время после рождения сны. Те, которые можно, само собой — параноидальная мысль об установленной в доме прослушке никуда не делась. А еще — ну не надо ей о некоторых вещах знать.

— Вот как, — задумчиво протянула сидящая на диване, положив ногу на ногу (а вот и не смотрю на мамины ножки!) Хомура, и посмотрела на меня почему-то повлажневшими глазами. — Непросто тебе приходится, Иоши-кун.

— Просто картинки в голове, — с улыбкой покачал я головой. — К тому же, когда рядом Хэруки, никаких кошмаров мне не снится.

— Это хорошо, — улыбнулась мама.

— Спасибо, что выслушала, мне стало лучше, — честно поблагодарил ее я.

— Я всегда тебя выслушаю, сын! — мама поднялась с дивана, подошла и мягко прижала к себе. — Отдохни как следует, хорошо?

— Обязательно! — пообещал я, обнимая ее в ответ.

Покинув детскую, столкнулся в коридоре с Чико, сонный вид которой терялся прямо на глазах по мере приближения к детской. Надо бы предупредить и пообещать взять ее с собой в следующую поездку:

— Мы с Хэруки, Кейташи и Кохэку…

— Делайте что хотите, а я пошла заботиться о детях! — отмахнулась она от меня и зашла в детскую.

Ясно, Чико мы временно потеряли.

Так, теперь вниз, встречать пришедшую на зарядку лучшую девочку.

— Через четыре с небольшим часа мы летим на Йонагуни с Кохэку и Кейташи! — открыв дверь, сразу же выкатил я ей план.

— А? — ожидаемо опешила она.

— Очень устал, — обнял я Хэруки. — В Индию ты успеешь, а пока давай немного отдохнем, забив на все?

Лучшая девочка отстранилась и с улыбкой погладила меня ладонью по щеке:

— Ты — самый большой лжец из всех, кого я знаю!

И, не дав мне возразить, она той же ладошкой закрыла мне рот:

— Говоришь, что ты ленивый, но работаешь больше, чем твой отец.

Ну, если брать во внимание привычку японцев спать на работе…

— Говоришь, что у тебя нет друзей, зачем-то записывая всех подруг в «гарем», — хихикнула Хэруки. — Все, кто рядом с тобой, Иоши — твои настоящие друзья, и не нужно придумывать себе оправдания называть из по-другому. Говоришь, что у тебя «эпоха безделья», а сам продолжаешь днями и ночами пропадать в Токио и Киото.

Стало совестно.

— А больше всего на свете ты ненавидишь кого-то о чем-то просить так, чтобы потом не возместить все в трехкратном размере. Говоришь, что ничего не сделал, но тридцать тысяч детей из грустных стран с тобой не согласятся, не говоря уже обо всех тех, кому ты помог здесь и в России. А еще ты всегда улыбаешься, но в последнее время я вижу в твоих глазах страх и вину. Почему? Разве ты сделал хоть что-то плохое?

Даже так, да? А я-то уже было подумал, что с маской я сроднился полностью. Взяв Хэруки за руку, повел к бонсаю, стандартному месту для секретных переговоров.

— Я боюсь 91 года, — признался я. — Мир очень сильно изменится, и у меня появится очень много возможностей сделать его лучше. Но это — огромный риск, и, если на себя мне плевать, то на вас — нет!

— Глупый! — сочувственно улыбнулась лучшая девочка. — Зачем мне жалкий тюфяк, который плывет по течению? Я бы ни за что не выбрала тебя, если бы не знала, что у тебя есть цель. А еще… — она набрала воздуха в грудь и жалобно попросила. — Никогда больше не говори, что тебе на себя плевать! В тебя стреляли, похищали, пытались резать, избивали, ненавидили… — из глаз Хэруки потекли слезы. — И каждый раз первым, что ты говорил, когда все заканчивалось, было: «хорошо, что никто не пострадал». И говорил это, будучи не в силах подняться с больничной койки! — почти криком закончила она и прижалась ко мне. — Бака! А как же ты?!

— Сам виноват, — уже не очень уверенно ответил я.

— Кошка бросира котят — всё Иоши виноват! — ответила она на русском переделанной поговоркой. — Знаешь, если собираешься вести себя вот так — лучше и в самом деле откажись от своей мечты, потому что ты рискуешь захлебнуться слезами жалости ко всем подряд еще в начале пути!

Накипело у тебя, да?

— Но, если ты тот Иоши, которого я полюбила всем сердцем — иди к своей мечте и смирись с потерями! Если нужно — я с радостью отдам свою жизнь, чтобы у тебя все получилось!

— Зачем мечты, если в них нет тебя? — аккуратно вытер я слезинку с любимого личика. — Но ты права — так дальше продолжаться не может. Пошли!

Взяв Хэруки за руку, зашел домой, отобрал у нее ученическую сумку, поставил на стол в прихожей, накинул куртку, и мы пошли в гараж — заводить мопед. Нужно отправить кое-кому открытку с видом на гору Фудзи.

Вывалившись из самолета в «деревенском» аэропорту Йонагуни, немного устало — перелет-то долгий — дали друг другу пять.

— Плюс двадцать! — указал одетый в синюю футболку и джинсовые шорты Кейташи на электронное табло с температурой воздуха и атмосферным давлением.

— Недостаточно, чтобы купаться, но мы не зря оделись по-летнему! — почти пропела одетая в янтарный, в цвет волос, сарафан и соломенную шляпку Кохэку. — Глядя на это яркое солнце, даже не верится, что на Токио сейчас обрушивается ледяной ливень!

— Может уже и перестал обрушиваться, — на свою беду вклинился Кейташи, и, получив за неуместное замечание ребром ладони по лбу, виновато улыбнулся Кохэку.

Воспитывает она его и немножко сворачивает кровь. Имеет полное моральное право, я считаю — очень тяжело ей тогда пришлось, пускай развлекается, с Белой Молнии не убудет.

— Мы не были здесь целых полтора года, — втянув носом теплый морской воздух, счастливо зажмурилась одетая в зеленое легкое платье с подолом чуть выше колена и такую же как у подруги шляпку Хэруки.

— В русском лагере тоже было неплохо, — заметила Кохэку и насмешливо покосилась на поникшего Кейташи, который в «Артеке» оставил «лучшую часть себя» — волосы.

Отросли, да, но травма-то осталась!

Вынув из кармана мобильник, посмотрел на экран — сети нет — не без удовольствия выключил и убрал обратно.

— Пойдем отзвонимся родным, — указал на телефон-автомат. — И дальше никаких звонков!

Ребята устали меньше меня, но это только я так думаю — японская школа кого угодно доведет до ручки — поэтому план поддержали радостным «йей!».

На правах инициатора поездки отзвонился бате, и, дожидаясь остальных, присмотрелся к аэропорту. Да, его отремонтировали. А еще самолет, на котором мы прилетели, был непривычно-полным и больше своего собрата полуторагодовой давности. И это не в сезон! Почему так, догадаться не трудно — во-первых мировой (ничуть не преувеличиваю!) успех «Звездных врат», которые сильно прибавили интереса к подводным руинам, во-вторых — рыбацкий рекорд Ринтаро-сенсея. Словом, Йонагуни из настоящего захолустья успел превратиться в востребованную туристическую точку. Надо будет поговорить с местными на эту тему, вдруг из-за меня их тихая жизнь пошла под откос, а под окнами ночами орут пьяные бака-гайдзины?