Погрузившись в булькающую воду с головой, погрузился и во влажные мечты, где у стены стоят американские оружейные элиты, а напротив — я в НКВДшной форме заряжаю Чапаевский «Максим». Эх, хорошо!

— Чего это ты средь бела дня тут валяешься? — вынырнув, услышал я веселый Людин голос.

Вытер глаза и увидел ее саму — идет от ворот ко мне, одета в черный офисный юбочный костюм, пальто и шляпку. Вид — прямо цветущий, так она у нас по советским делам уполномоченной и осталась.

— Привет! — салютнул я ей коктейлем. — Школу прогуливаю с особым цинизмом.

Соседка хихикнула, подошла и уселась на шезлонг:

— А я к тебе по делу.

— Так и понял! — кивнул я. — Мама сказала, что я дома?

— Она, ты пока вылезай, а я пойду поздороваюсь, — кивнула женщина и пошла к нам.

Посмотрев, как они с мамой кивают друг другу, потом целуются в щечки и заходят внутрь, допил вкуснятину, еще раз окунулся в воду и вылез на противный, холодный воздух. Тихонько матерясь, накинул ледяной же халат и побежал к дому. Переодевшись в Гандам, присоединился к дамам в гостиной — мама у нас большую часть времени лежит, тяжело ей двоих носить-то.

— Сын, мы обязательно должны победить! — сразу же заявила она, как только я вошел.

— Победим! — самонадеянно пообещал я. — Где?

Люда хрюкнула и объяснила:

— СССР решил поучаствовать в конкурсе «Евровидение». Туда поедет Гурам.

Ржака!

— Это они хорошо придумали, — одобрил я. — Туда не полечу, надоело, я вообще до Нового года никуда не хочу, но песенка готовая есть.

А зачем мне в СССР? Всех, с кем договаривался, перетянуть успешно удалось. Увы, кроме Кургиняна — он в такой мощный проект решил не лезть. Пофигу, пойдем другим путем и в плане контента, и, так сказать, политически. Набрали гайдзинскую труппу прямо здесь, репетируют и с началом 91 года начнут показывать спектакль людям. Пашу Коноплева и моих друзей — Антона и Аню в Токийский благополучно взяли, равно как и других «выписанных» кадров. Разве могло быть иначе? Все в Токио живут, пару раз к ним в гости ходил — у всех все нормально, а Паше ловко подослали мамину подругу номер три — она помоложе, и учится там на третьем курсе. Его в СССР как раз девушка отвергла, и семена упали на благодатную почву. Свадьба в конце января будет. Еще у нас работает «школа спецэффектов» с «хедлайнером» в виде Клушанцева, а Лев Александрович Похмельных получил под свой проект очищения Токио от смога муниципально-частное финансирование (заставили скинуться все крупные корпорации, чья штаб-квартира расположена в Токио — это же на общее благо!), перевез в Японию всю семью и имеет уважение, потому что лабораторный «пурототайпу» показал отличные результаты, которые теперь будут масштабировать. Скоро дышать начнем!

Пока думал обо всем этом, нашел нужную «болванку» с демкой, нотную запись и текст. У меня заготовок куча, нравится в «Кьюбейсе» всякое настукивать и давать подругам спеть. Интересно, хватит Киркоровской «Дивы» для победы или нет? Гурам после смены имиджа и «стажировки» в Японии у нас теперь харизматичен и брутален, европейские домохозяйки должны быть в восторге. А я и не знал, кстати, что СССР на «Евровидение» ездил. Или он в моей реальности и не ездил? Ай, неважно. Важно вот что: ЕВРОвидение есть, а АЗИЯвидение — нет! Где справедливость? Срочно начинаем проработку — мы что, хуже? СССР не пустим — они свой европейский выбор сделали, неча мне тут. Но, если решат переобуться — милости просим! А конкретно здесь мне полезно, халявное прокси для легкой победы выдали.

— Вот спасибо! — шутливо поблагодарила Люда, убирая добычу в сумочку, и я проводил ее до ворот, за которыми ее ждал лимузин.

Большой человек теперь наша «Рюдмира».

— А это — Аска Сорью Лэнгли… — показал мне следующий набросок персонажа Анно-сенсей.

«Ева» родилась, пока — в виде сюжетной основы и концепт-артов. Вот, сидим в «семейном» кафе, и сенсей мне хвастается.

— Асочка-лапочка! — чисто машинально вставил я.

— Что? — недоуменно переспросил культовый персонаж.

— Не обращайте внимания, Анно-сенсей, продолжайте, пожалуйста.

Он у нас, кстати, вегетарианец, но меня за поедаемый стейк осуждать не стал.

— Хорошо.

Далее сенсей поведал об остальном, и мне стало немного не по себе — отличий просто куча! И Ангелов будет двадцать восемь, и у Асочки характер не такой ублюдочный, а Рэй — не кудеребревно, а девочка-нигилистка. Это другое, да! Вспомнив все, что знал об истории сознания — немного, не видел смысла, просто мультик нравится, зачем копаться? — пришел к выводу, что сразу это все лучше не рисовать, а…

— Анно-сенсей, а вы уже советовались с вашими коллегами по студии?

— Зачем? Это же мой проект, — пожал он плечами.

А он же у нас творческий, поэтому ранимый и склонный к депрессиям. И что мне на него, тупо давить, чтобы сделал как я помню? Не, не стану.

— Мне ваш «Евангелион» нравится, но я ведь не профессионал. Все мои проекты в обязательном порядке показываются фокус-группам, но здесь я бы не хотел утечек раньше времени. Секретность дает дополнительные рейтинги, а я рейтинги очень люблю. Поэтому давайте я приведу ребят из школы мангак — они молодое, не зашоренные, и увидят то, что пропустят профессионалы.

— Меня будут оценивать дети? — горько усмехнулся он.

— Анно-сенсей, если смотреть опять же на рейтинги, ребенок здесь именно вы! — влезла Нанако, получив незаметный кивок в ответ на невербальный запрос.

Очень мы с ней хорошо сработались.

Получив такую неприятную оплеуху, мужик совсем сник.

— Анно-сенсей, — мягко начал я его подбадривать. — Я обещал вам творческий контроль, и от своих слов не отказываюсь. Но мы же с вами японцы, а значит — члены одного огромного муравейника. Зачем рисовать то, что не нравится другим муравьям? Вы что, мизантроп?

— Да! — с невесть откуда взявшимся металлом в голосе ответил он. — Эти глупцы, мои «друзья», — изобразил пальцами кавычки. — Счастливы получать подачки от ребенка. Я пришел к тебе, потому что почувствовал надежду. Ты мне соврал, и все твои оправдания выглядят жалко!

Теперь поник уже я — крыть-то нечем. Погладив по руке опасно багровеющую Нанако, ответил:

— Х*й с ним, делайте что хотите, Анно-сенсей. Провалитесь — уволю.

— В этом случае я уйду сам! — фыркнул он, раздраженно собрал бумажки в портфель и ушел.

— Иоши-сама? — заботливо заглянула мне в глаза секретарь.

— Зазнался! — бодро ответил я ей. — Представляешь, хожу такой по Японии, любые двери чуть ли не с ноги открываю, а никто и не против — улыбаются и заранее на все согласны. Нормально, иногда надо немножко лицо терять, чисто как вакцина — будет не так больно огрести по-крупному.

— Мне не нравится этот мужик! — поделилась чувствами Нанако.

— И мне не нравится. Ладно, день уже безнадежно испорчен, поэтому позвони, пожалуйста, в «Гибли», пойду с вредным дедом мириться. Он тоже в своем роде прав — вылез такой классный я, а все остальные должны терпеть. Общественное достояние, опять-же.

— А если Миядзаки-сенсей вас не примет? — решила купировать потенциальную травму Нанако.

— Куда он денется, — отмахнулся я. — Сам поди уже жалеет, что так вышло, но мириться не придет — ему не по рангу. А я молодой, мне простительно.

Так и получилось — секретарь Миядзаки заверил, что сенсей хоть и очень занят, но мне немножко времени из вежливости уделит, хоть и стоило предупреждать хотя бы за неделю. Совершив перелет до городка Мусасино — икона отечественной анимации тоже любит населенные пункты поменьше — добрались до студии Ghibli, еще не превращенную в зеленую потешную «деревню хоббитов» — нету у Миядзаки столько денег.

— С другой стороны, — продолжил я размышлять, когда мы выбрались из машины и пошли к оснащенному автоматическими раздвижными дверями входу. — Я — многократный лауреат многих отечественных и международных наград и призов. Филантроп и меценат! А что для Японии сделал он?