Когда она, наконец, ушла собирать Алешку ко сну, я тут же взял бутылку, бокалы и предложил Вадику перебраться в его кабинет. Усевшись на все тот же диван, на боковину которого так удобно было ставить стакан, я сразу вспомнил нашу унылую вчерашнюю игру.

– Слушай, дружище, – тихонько спросил я, глядя ему прямо в глаза, – вчера… как я понял, карты тебя больше совсем не вставляют. Или показалось?

– Да, есть такое, – без энтузиазма ответил он.

– А чего? Проигрался, поди, по-крупному? – попробовал угадать я, предвкушая соответствующую историю.

– Знаешь… – задумчиво начал Вадик, – рефлексия помогает избежать душевных страданий, но и для счастья поводов практически не оставляет.

– Чего? – поморщился я. Последние четыре часа я активно вливал в себя алкоголь, а потому сходу не смог понять его пассаж. – Скажи-ка попроще!

– Да это я так… оригинальничаю! – рассмеялся Вадик. – Не обращай внимания! Просто надоели карты, не получаю от них удовольствия, вот и все.

– Ну ладно, – согласился я.

Еще с полчаса мы вспоминали прошлое, слушали какую-то нагоняющую тоску музыку, мусолили в руках едва наполненные бокалы. Никто не мешал, но разговор все равно не шел.

Еще и хмель стремительно заполнял все мое сознание, из-за чего мне приходилось сильно концентрироваться, чтобы сохранять нить неспешного разговора. Я понимал, что надо было переходить к главному, потому как потом уже будет совсем поздно. Вот только слов подходящих у меня сразу не нашлось.

– Скажи, вы часто с Лесей цапаетесь? Ну так, чтобы по-серьезному.

– По-серьезному? – переспросил слегка осоловевший от выпитого вискаря Вадик. – Вообще никогда. Почему спрашиваешь?

– Да перед отъездом самым, – зачем-то соврал я, – пересрались мы с Ленкой крепко. – Вот и думаю, одни мы такие идиоты или другие тоже ругаются?

– Думаю, ссориться – это необязательно плохо, – на лице моего старого друга вновь появилась его дежурная полуулыбка. – Зачастую это просто способ честно сказать другому то, что в обычной обстановке не можешь.

Вот и все! Как после всего этого было ему сказать, что мы не просто поругались, а теперь даже не живем вместе?! Наверное, и можно было сделать новый заход, но для этого уже не осталось ни сил, ни желания. Я уже был на сто процентов уверен, что если я и совершу этот заход, Вадик все равно меня не услышит. А если и услышит, то уж точно не поймет…

Утро. Похмелье. Похмелье, которого у меня уже очень давно не было. Неприятный осадок от никчемного вчерашнего разговора. Сожаление. Сожаление о том, что приехал сюда, что поддался временной слабости и начал искать внешней помощи. Недовольство. Собой, своим приездом сюда и своим другом.

Тот с утра встал вялым, болезным и, по новой традиции, скучным. В этот день его унылый вид даже раздражал меня.

«Сегодня день вежливости, завтра скажу, что срочные переговоры, и свинчу отсюда, – говорил я себе. – Но этот день ведь надо чем-то себя занять!»

– Эй, Вадя, да проснись ты уже, старик! – тормошил я за завтраком хозяина. – Скажи, чего в вашей глуши есть интересного? Кроме унылых лесов и мегатонн снега? Ну, может, лешие или ведьмы какие?

– Ведьма тут есть одна! – вмешалась Олеся, жизнерадостность которой была единственным, что делало это утро добрым.

Ее нахождение во всей этой беспросветной скуке казалось мне удивительно инородным, неестественным.

«Чего она вообще тут делает? – не раз в тот день спрашивал я себя. – Наверное, попала под пагубное влияние моего помрачневшего товарища…»

– Серьезно? – оживился я. – Сто пудов мне надо ее видеть! Вадя, дружище, ты просто обязан! Пока я совсем вам не наскучил, ты должен отвезти меня к ней!

– Кстати, она неплохой мозгоправ, – добавила Олеся, не давая ответить заторможенному похмельному мужу.

– Даже так! Все, веди меня к ней прямо сейчас!

– Ладно, съездим, – наконец пробурчал Вадик. – Соберешь еды какой?

– Хорошо, – согласилась Олеся, – чай только допью.

– Еды? Чего, так далеко ехать? – удивился я.

– Да нет, – рассмеялась Олеся, – она же отшельницей живет! Если не привозить ничего, того и гляди, помрет, бедненькая!

Минут через двадцать мы были во дворе.

– Давай на моей, – кивнул я на свой «мерседес», предполагая немного развеяться за рулем.

– Не, – возразил Вадик, – на машине неудобно.

Открыли гараж. Выкатили снегоход – простенький двухместный «Вайдтрак». Пыль, по бокам – царапины, на стекле – трещина. Хозяева совсем не заботились о своем «снежном коне».

– Давай я порулю!

– Ладно, только не гони сильно… А то заблюю тебе всю спину, – наконец-то сподобился он на шутку.

В неспешном темпе добрались минут за двадцать. Через лес, потом долго по открытому полю, пересекаешь трассу, до леса, там до одинокой сосны и вглубь ельника. Дорожка там уже катанная – кто-то был здесь до нас, если не того же дня, то днем раньше. Иначе бы все следы скрыл тот снегопад, вместе с которым мы прибыли к Камским.

Подъехали практически к самому дому. Одинокая хижина из потемневшего от старости кругляка. Покосившиеся окна, наполовину разрушившаяся кирпичная труба, свисающие до земли сосулищи. Вокруг тоже как надо – высоченный темный лес, пустынная лужайка и совершенная тишина. Мрачно, угрюмо – в общем, настоящая ведьмина берлога!

Когда Вадик потянул скрипучую дверь, на мгновение мне даже стало жутко – я ожидал увидеть горбатую седовласую старуху с хриплым голосом и перекошенным лицом – настоящий ужастик наивного детского сна.

Насколько же был я ошарашен, когда внутри обнаружил молодую девушку с милым, приятным лицом. На ней была телогрейка, шерстяной платок, валенки, рукавицы – и это одеяние усиливало первое удивление. Все увиденное и услышанное совсем не стыковалось друг с другом.

– Привет, – тихо поздоровался Вадик, ставя сумку с продуктами на стол. – Что с дровами? – чуть громче спросил он, выдыхая изо рта облако густого пара.

В доме было, мягко говоря, холодно.

– Кончились, – спокойно отозвалась «ведьма», совсем не хриплым и не старческим голосом. – Почти.

– Ясно, – не менее хладнокровно ответил ей Вадик и, не говоря больше ни слова, вышел на улицу.

По идее, мне бы стоило присоединиться к нему и помочь с рубкой дров. Но мне было до чертиков интересно понять, что же здесь происходит – с какого лешего эта девчушка так вырядилась, что она делает в этой мрачной хижине, и почему ее называют ведьмой.

Не обращая на меня внимания, «ведьма» осмотрела принесенные нами продукты, вытащила на стол картошку и подсолнечное масло. Подбросила в печь небольшую охапку сухих веток. Огонь начал с треском поедать их.

Во всех действиях хозяйки ведьминого дома тоже было что-то загадочное. Движения медленные, как будто заторможенные. Происходящее она воспринимала спокойно, как нечто обыденное. Даже мое появление и нахождение в доме никак не волновало ее. Она даже не смотрела в мою сторону!

Когда «ведьма» сняла свои варежки и принялась за чистку картошки, я полностью избавился от первого шока и решил, что пора бы взять ситуацию под свой контроль.

– Как звать-то тебя? – начал я разговор, усаживаясь на какой-то покрытый половыми ковриками сундук.

– Зови, как тебе нравится, – не поворачиваясь, отозвалась она, – у меня нет имени.

– Так уж и нет?! – усомнился я. – Ок, – продолжил я после длительной паузы, так и не дождавшись от нее ответа, – пока буду называть тебя просто – ведьма! Хотя ты ж никакая не ведьма, да? Простой человек ведь?!

– Кто знает…

– У-тю-тю, какие мы серьезные! Ну, хорошо, а где твой хрустальный шар, варева там всякие, метла, наконец?! Какая же ты ведьма без всей этой атрибутики?!

На эту провокацию ведьма тоже не ответила. Несмотря на всю ее серьезность, ее вид все больше меня смешил – эта нелепая засаленная телогрейка делала из девчушки какого-то колобка.

– Не хочешь отвечать? Да и бог с тобой! Распятия-то не боишься?! – я наставил на нее скрещенные пальцы, ожидая, наконец, услышать звонкий девичий смех.