– Меньше чем через полгода мы покинем этот мир, – она полагала, что Амадеус находится в похожем межпространстве, как и Найра. – Но разве мы успели пожить?

Лира догадывалась, что и Сарион в какой-то степени, как и она сама обрёл самосознание, только не в предмете, а в воплощение самой магии. И ее мысли, на удачу, были истинными. Если душа смогла зародиться в чем-то настолько неживом как робот, то такая подвижная и пластичная материя как магия уж точно имела больше шансов обретать плотность и разум. От этого и такая различность и непредсказуемость в разумности фамильяров. У Фейраса тоже имелся компаньон, звал он его Илиль. Но тот был таким маленьким по сравнению с Сарионом, пугливым и скрытным, что Лира его видела от силы не больше десяти раз.

– Я очень хочу попасть на Кальтимиру, – Лира вздохнула. – Я никогда, так сильно, ничего не хотела, а сейчас чувствую, как дрожу от предвкушения.

– «Она-х должна, кра, тебя-х отпустить-кр», – мысленно ответил ей Сарион сверкая в вечерней темноте большими черными глазами.

– Не должна, – покачала головой Лира. – И не отпустит, если я не смогу объяснить ей насколько сильно мне это надо.

– «Сбежим-кра!», – Сарион шутил, подбадривая, ведь знал, что клятва Лиры данная Мириэль не позволит ей этого сделать.

Существовал один интересный праздник, который отмечали все люди на каждом из островов. Назывался он Кальтимира. Лира много читала об этом событии и знала, что всего раз в одиннадцать лет парящие острова приближались достаточно близко и разворачивались друг к другу южными сторонами и защитные поля, окутывающие острова, изменяли формулу, чтобы сквозь них мог пройти человек. Между обрывами формировались золотые, искрящиеся от магии мосты, и начинался праздник, который длился ровно девяносто один день. В одной из книг говорилось, что изначально было пять островов или должно было быть, но так и не стало по каким-то неточным обстоятельствам, а хозяйку острова звали Кальтимира. По сути, изначально праздником это не являлось, скорее это был знак памяти и скорби о погибших людях и о правительнице.

– «Одна деталь, а к ней четыре легенды, – вздыхала она про себя, перелистывая книгу к содержанию. – Зачем? Почему просто не писать по делу, опираясь на факты?».

Её злило, что не существовало точного трактата о прошлом, но читала эти иносказания, пытаясь выделять только рациональные моменты, которые хоть немного походили на правду. Лире оставалась неясной эта необоснованная любовь издательств и читателей к аллегориям и преданиям: – «К чему эта вода в обучающей литературе?».

Она захлопнула очередную книгу, отчего лежавший недалеко Сарион возмущенно фыркнул. Всё-таки, пора идти обратно, Мириэль будет недовольна, если узнает, до скольки она задержалась на прогулке. Магический крупный шарик послушно поднялся выше и засветил ярче освещая дорогу до имения.

Меньше месяца осталось до начала, уже ставшего праздником, Кальтимиры. Она ощущала, что остров уже сдвинулся с места, это было схоже с тем, когда плаваешь на спине – почти незаметное, порой убаюкивающее покачивание, но распространялось это только на магический фон, физические предметы никак не страдали, сохраняя свое положение в пространстве.

Её Высочество Мириэль недавно опять прислали письмо, ее звали домой для подготовки к празднику. Ей велено прибыть ко дворцу не позднее, чем через две недели. И если Мириэль не отпустит Лиру, то вернуться через одиннадцать лет ради праздника ей навряд ли будет позволено самим Амадеусом. А ей так хотелось наблюдать соединение четырех островов: в книгах это описывалось ярко и величественно; посмотреть на людей с тех краев, ведь они, скорее всего, хоть немного, но отличались от здешних. Её привлекал традиционный карнавал – первые недели праздника все не снимают масок, веселятся. Огромный масштаб – несравнимо и с сотней ярмарок и праздников в Идит. Все, что она читала о Кальтимире, теперь грезилось девушке. При мысли о том, что она сможет раствориться в толпе и побыть частью чего-то настолько большого, сердцебиение учащалось и Лира, как никогда, ощущала себя живой. Хотелось познакомиться с людьми, побыть обычной девушкой, почувствовать этот мир по-настоящему, узнать получше, прежде чем покинуть его вслед за хозяином острова. На её просьбу, почти мольбу, госпожа ответила, что подумает над этим, отмахнувшись от Лиры, как от ребенка. Но надежда еще тлела теплом глубоко в груди.

Завтра же, за обедом, Лира решилась заговорить с Мириэль о том, что для нее было важно. Она твердо для себя решила убедить принцессу, пока та не отбудет во дворец – Лиралин не отстанет.

– Нет, – твердо ответила Мириэль, грозно сверкая голубыми, как льдины в темном веере ресниц, глазами. – Это безрассудство чистой воды!

Лира хотела дать Мириэль время, может та сжалится и переночевав с этой мыслью даст добро и только на следующий день повторила просьбу. Должна же быть она милостива к Лире? Хотя бы сейчас, хотя бы в первый и последний раз!

– Не дави на меня, – отрезала Мириэль. – Я дала тебе ответ.

– Мириэль, прошу, скоро ведь всё кончится, – вздыхала Лиралин, выдержать взгляд Ее Высочества было сложно, и девушка опустила взгляд в полную тарелку. – Ты со мной скоро простишься, госпожа, будешь свободна от своих обязательств, но, а я так и не увижу никогда мира.

– Зачем тебе его видеть? – губы ее поджаты, на лице горел румянец, принцесса злилась. – Ты словно ребенок… Это риск! Неужели не понимаешь? Я могу тебе позволить веселиться в Идит, этого недостаточно?

– Нет, госпожа, – права Мириэль, со стороны, как есть ребёнок, но ведь не принцессу через пару месяцев заберёт мистический Амадеус. – Да и о каком риске речь? Что может такого случиться со мной там, чего тут произойти точно не сможет?

– Все, с меня хватит, – она резко поднялась из-за стола. – Вы сговорились с Фейрасом – решили вывести меня из себя. Разговор окончен, как и обед.

Лиралин готовилась получить отказ, понимала, что от случайностей не застрахована даже в таком мире, где военная академия существовала лишь как данность прошлым устоям; боевые искусства – не ради обороны; умения зажечь на ладони огненную сферу – не для атаки, а, чтобы показать уровень мастерства. Но все равно – люди закрывали свои дома на ночь. А выпустить ее на свободу – это как выставить на улицу породистого щенка, который даже не твой, а соседский. Вот и Мириэль держит свою подопечную на коротком поводке и Лире надо найти способ достучаться и умилостивить, чтобы поводок стал чуть длиннее.

– Лира, ты должна понимать, что эта авантюра может оказаться крайне опасной, – устало проговорила девушка, что-то в позе Лиралин заставило ее остановиться. – Ты решила испортить со мной отношения? Не верю, что ты не способна оценить риски.

Она пыталась выглядеть строго, милое лицо выглядело слишком напряженно: казалось, что принцесса брала с кого-то пример. Лира заставила себя смотреть прямо ей в лицо. Почему ей всегда это так тяжело? Но раз Мириэль все еще не ушла, значит этим надо пользоваться.

– Ты будешь там совершенно одна, – продолжала принцесса, видя на лице Лиры несогласие. – Никто не сможет тебе помочь в случае опасности. Это большой риск для меня, для людей, которые за тебя отвечают, и для тебя самой. Понимаю, что и тебе нелегко, но мне придется тебе отказать. – Она казалась вымотанной, в присутствии Лиралин принцесса вовсе старалась не задерживаться, но сейчас почему-то было иначе. – В замке Зильвия и Авгостус, ты останешься тут не одна. Ты сможешь отметить с горожанами! Много кто не едет на Кальтимиру, в городе устроят свой карнавал. Зачем тебе куда-то уезжать?

Неужели не отпустит? Лиралин смотрела так долго и пристально в лицо Мириэль, что глаза стало щипать до слез, но ее словно заклинило. Не могла ни моргнуть, ни издать звука, лишь приоткрытые губы дрожали в попытке сказать хоть что-то. Она не понимала почему ей так важно там быть. И если не понимает она, то принцесса тем более. Мириэль ведь права – это лишний риск, неоправданный никакими крепкими доводами, только ее «хочу». Сердце билось столь быстро, что казалось, вот-вот вырвется из груди, а ведь она просто сидит. И дышать трудно, словно она бежит не первый километр. Эмоции хлынули через край, все смешалось в бурлящий коктейль из обиды, страха, накопленного предвкушения, неуверенности, веры в свершение придуманной мечты, злости на ситуацию, злости на Мириэль, на короля, на Найру, которая засунула ее в это тело! Все это накопленное годами встало комом в горле, мешая дышать. Плакала она лишь один раз, в самом начале своей жизни и только сейчас Лира почувствовала настоящую власть эмоций над разумом. В первый раз она захлебывалась слезами как-то неосознанно, то был неясный рефлекс, вызванный стрессом организма на пережитую смерть и последующее оживление. А сейчас это были ее первые яркие эмоции, и они прорванной плотиной стали вырываться на свободу.