Кусаю губы все то время, что мы в пути. Камиль автоматной очередью задает вопросы о том, что случилось, но я даже не знаю, с чего начать, даже не знаю, как ему сказать. Что другого люблю? Что из-за моей истерики его могут убить? У Марата планы были, а я разрушила все.

– Вика! – не отпускает меня Камиль, никогда еще не был этот балагур таким серьезным. – Ты меня реально уже пугаешь. Сначала амебой ходила, а теперь словно проснулась. И вместо того, чтобы на меня внимание обратить, рвешься к отцу, про какого-то Марата треплешься. Что, блять, происходит?!

– Камиль, – рукой по его колючей щетине провожу. Все-таки красивый он, не удивительно, что за ним девчонки увиваются. Только вот ревности во мне это никогда не вызывало. А с Маратом… – В общем, нам стоит остаться друзьями.

Он не успевает рот открыть, как я целую его в щеку и выпархиваю из машины бабочкой, а вот в дом несусь опасным шмелем, готовым поразить одного старого жука.

– Папа, – хлопаю я дверью, но никто не отзывается. Только Вера из кухни выглядывает. Эта женщина вообще когда-нибудь отдыхает? – Где отец?

– В кабине, чай пьет с майором полиции…

Последнее она уже в спину говорит, потому что я мчу к кабинету. Раскрываю его, разве что не пинком.

– Пап!.. Здрасте, – отдаю дань вежливости толстопузому майору Обуховскому. Моего отца благо не так сильно разнесло. – Пап, поговорить надо. Срочно.

– До утра подождет, выйди.

– Я сказала сейчас! – перехожу на фальцет, стягивая с себя вежливость. – Пожалуйста, пап.

Он поворачивается к Обуховскому с застывшей улыбкой.

– Молодежь она такая. Наверное, опять ноготь сломала. Я сейчас.

Мне даже жаль его. Для него внешнее благополучие важнее меня. Даже странно, что он снова не женился. Ради приличия.

– Вика, – дергает меня отец в библиотеку, что по соседству. – Ты разве не видишь, что я разговариваю. Подождать не могла?

– Не могла. Где Марат?

– Что? Какой…

– Балаев, Пап, не тупи. Ты что с ним сделал?

– А с чего такой интерес к этому подонку? Он тебя…

– Не трогал он меня. Неужели я сказала, что он меня насиловал?

– Не сказала, – признает отец, а меня как током бьет. Что это значит? А откуда выводы такие? – Но на твоем обессилившем теле были синяки и кровоподтеки. Ты вела себя как дикая, а Марат давно на тебя зуб точит. Я, конечно, сам виноват, что за тобой его отправил. Но он был в том районе, и давно мне должок хотел отдать.

– Постой, постой, не понимаю ничего, – я даже руку к шее прижимаю, словно там воздуха больше станет. – Какой зуб он на меня точит. Из-за чего?

– Вик, сейчас совсем не время.

– А накачивать меня психотропными время? Что мешало тебе поговорить со мной, а не делать дурацкие выводы! – ору в его каменное лицо. – Говори сейчас же! Какой зуб?

– Помнишь, в пятнадцать ты с машиной столкнулась? – нет, нет, меня сейчас на части порвет.

– Помню! При чем тут Марат!

– Он в машине был. С матерью и отцом. Сам, конечно, гнал, а тут ты. В общем, отца не стало, а мать в инвалидное кресло села.

– Ты врешь… Я не могла. Ты сказал, что все выжили, ты сказал, – виски от боли сжимает, почему Марат ничего не сказал, почему…

– Тогда все выжили, отец в коме еще месяц провел. Все счета за лечение на мне были. Мать его на ноги тоже я поставил. И его по контракту служить, чтобы не вертелся около тебя.

– А он вертелся, – слезы по щекам, руки на сердце. А стучит-то как…

– Еще как. Ты, считай, отца его убила, он так думал. Молодой, горячий. Но я его из точки горячей вытаскивал не раз, так что мы с ним крепко повязаны. Но он недавно сказал, что хочет со службы уйти, вот я и попросил об услуге, последний раз, так сказать.

– Пап, ты что наделал-то? Он же не трогал меня. Я ходила, как кошка вокруг него, – бью кулаками грудь круглую. – А он не пальцем. Я ведь даже сама его поцеловала. Папа! Папа! Вытащи его. Сейчас же, звони и вытащи.

Отец трет лицо, потом затылок чешет.

– Нет пока с ними связи. Через недельку появится, я, конечно, подсоблю…

– Папа! – ору я на него. – Ты невинного человека на смерть отправил. Там мать убивается!

– Завтра сделаю все, что могу, а теперь иди спать. Живо, сказал, – я знаю этот взгляд. С таким взглядом отец всегда за ремень брался. И я отшатнулась.

– Дочь…

– Я спать. Завтра поговорим.

Только вот я, конечно, не поговорила. Первое, что я сделала, это Камилю снова позвонила. У него есть несколько знакомых хакеров, а у меня есть доступ к военной базе. Мне нужно найти Марата. Поехать к нему. И вот тогда отец точно его вытащит. Без вариантов.

А насчет моей вины в смерти отца его. Мне очень жаль, я даже не знала ничего. И я скажу ему об этом. И своим спасением смогу загладить свою вину. А потом скажу, как сильно люблю его и в покое оставлю.

Любить, конечно, не перестану. Особенно теперь, зная, как давно на самом деле нас связала судьба. Ведь я могла врезаться в кого угодно, в то же дерево или фуру, но почему-то судьба столкнула меня именно с его машиной. С его семьей, заставила вызвать в нем ненависть ко мне.

И будем честны, он не слишком успешно справился с задачей меня ненавидеть.

Марат

Жарко. По лицу струится пот, почти ослепляя. Но это ничего по сравнению с тяжестью во всем теле после долгого и утомительного боя. Настолько, что ноги на очередном подъеме подкашиваются. Но главное, впереди уже виден госпиталь. А значит, шанс, что не сдохну.

– Марат, брат, ты в порядке? – Наиль подлетает ко мне, пока встать пытаюсь. Сам бы спасался, но нет, ко мне лезет. Помогает встать, но я все равно отталкиваю. Не люблю я этого. Не время.

– Давай, шагай, малой, иначе сам без башки останешься, – киваю на населенный пункт, до которого не меньше километра. Туда несем раненых, туда же ведем мирных, что выжили в мясорубке.

Все-таки каждый раз возвращаясь в места, где боевые действия идут регулярно, вспоминаешь, какое дерьмо этот мир.

И что все, что остается порой – выживать.

Мне дали бригаду молодых бойцов, а они все только со скамьи школьной. Вот и Наиль тоже.

Я так хотел покончить с этим, так хотел нормальным стать.

Не просыпаться от каждого шороха, не реагировать агрессией, если ко мне со спины подходили, мать с сестрой уже хотел из деревни нашей вывезти.

Я просто жить хотел. Но черт дернул меня на просьбу Даниленко отозваться. Зачем? Я только потом понял, когда анализировал по пути сюда.

Посмотреть на дочь его хотел. Понять, справился ли с лютой ненавистью, которую она во мне пробуждала. Справился, самому тошно. И чем закончилось? Тем, что она меня сюда отправила.

Теперь вот здесь от пуль спасаюсь, парней молодых теряю.

Иногда хочется самому в могилу лечь, чтобы забыть все, что видел, но судьба словно снова и снова дает мне шанс. А я снова его проебываю.

Наверное, потому что привык убивать и выживать. Потому что для меня это легкие деньги.

Если выжил, зарабатывать легко. Тебе и звание героя дают. И деньги насыпают нормально. Даже квартиру и землю.

Парни молодые все здесь за этим. Думают, легкие деньги, только вот не знают, как легко при этом здесь сдохнуть. Одно неверное движение, и ты просто говно в цинковой обертке. Это если твой труп вывезут.

Мы наконец в населенном пункте, можно на время расслабиться, потому что здесь военный госпиталь. Два этажа. Лучшие военные хирурги. Приятные медсестры. Приятные, потому что в безопасности. Госпиталь в этой части страны по общему негласному соглашению никто не трогает.

Я терплю боль в ноге и помогаю донести раненого в живот паренька, которого пристрелили уже на выходе из зоны боевых действий.

Потом тащу другого, кому взрывом руки оторвало.

Жесть. Крики. Кровь.

Мое привычное местопребывание. Иногда даже во время тишины эти звуки меня преследуют.

Может это и есть моя жизнь? Может зря я хочу туда, где небо мирное. Зря хочу тишины. Зря хочу семью. Кому как не мне знать, как легко этого лишиться.