– О, как ты можешь? Да как… как язык повернулся?! Как можно ненавидеть столь прекрасное создание? Доброе, приветливое, ласковое, – описывал придуманный собой образ Эмильен, оболочку в которую влюбился, впервые увидев Валерин. Любовь застлала ему глаза, и юноша не замечал сущности девочки, её внутренних качеств. – Она идеал, она – ангел, сошедший с небес.

– Да она дьявол воплоти! – плюнул Спайди, которому осточертело выслушивать похвалу в адрес гадкой злобной девчонки.

– О, ты нарочно! Нарочно так говоришь о нашей любимой принцессе! Все её любят! – парень не замечал, как все боялись сказать лишнего в адрес Рин, чтобы не разгневать стариков. – Обнадёжил меня, а потом плюх шмяк, как тухлую кожуру. Предатель! Я думал, ты сможешь мне помочь! Маленький негодник! Радуйся, пока можешь, пока моя милая принцесса благосклонна к тебе, – с этими словами Эмильен гордо прошествовал вон.

– Тебе уже никто не поможет, – тихо прокомментировал Спайди. Если бы бард протёр свои глаза от розовой пелены влюблённости, что плотным ковром застила ему взор, он бы увидел, какая жестокая на самом деле его обожаемая принцесса.

Весенним надеждам всей труппы не суждено было оправдаться. Весну сменило лето, обещая приход неуклонной осени, солнце согревало циркачей, а города по-прежнему оставались холодны к ним. Южное Приземье выпустило лицедеев в Центроземье, но первый сторожевой пост встретившийся на пути труппы преградил дорогу каравану. По новым правилам в центральный округ не пропускали иноземцев без уплаты пошлины. Услышав размер подати, дед схватился за сердце, Натори и Сатори решили, что его хватил удар и они лишаться управленца. Всё обошлось, но старик честно признался, что суммой необходимой не обладает. Стража тоже без утайки сообщила, что без пошлины проезд закрыт.

Вернувшись в Южное Приземье, труппа проложила маршрут в обход Центроземья и устремилась в Зацентралье. Чем больше углублялись в Земь лицедеи, тем жёстче становились правила самых захудалых деревенек. Церковь приобрела влияние на Самоцветную Княгиню и диктовала свои законы жителям Земи, религия правилам бал и считала всякую забаву, промыслом дьявольским. Тем более во время поста. Пообщавшись с земцами Южного Приземья, Натори выяснил, что пост не заканчивается никогда, один лишь перетекает в другой.

Старое решение, принятое несколько сотен лет назад Самоцветной Княгиней того времени, о закреплении веры в Избавителя по всей стране, аукнулось многим невинным путникам, а также представителям других рас. С того времени сменилось несколько правящих Княгинь, все они держали Церковь в суровом подчинении. Все, кроме одной, пришедшей к власти более полувека назад. Разменяв восьмой десяток, и с трудом управляла собственными конечностями, не говоря о стране, Княгиня доверилась Церкви. В молодости будучи религиозной, она была падка на увещевания церковников, но с возрастом вступила от них в зависимость. Подвернувшийся вовремя нужный человек, подольстил и подговорил немолодую уже Княгиню, дать Церкви больше полномочий, сложив с себя тем самым львиную долю обязательств. Слова его были сладки и сулили так необходимый уставшей от интриг и светских раутов женщине покой при жизни. Не раздумывая долго, Княгиня издала указ, от которого взвыли все, подходящие под описание церковников: «замешанными в сношениях с демонами». Пощадили только некромантов и чернокнижников, находящихся на государственной службе, лишив при этом привилегий и голоса на совете, сократив места на факультетах и всячески отвращая молодёжь от тёмных знаний.

Спайди, следовавший за Рин словно собачонка, услышал ругань, раздававшуюся из шатра стариков. Девочка направилась к ним, чтобы утихомирить родственников, но застыла у полога, прислушиваясь.

– Чёртовы святоши! Будь они трижды прокляты своими отцом, сыном и хреновым святым духом! – разорялся дед, которого не так давно, вместе со всей труппой, заставили идти в церковь на мессу, а иначе грозились выгнать из окрестностей деревушки. – Везде нос свой суют. Мы дали только пять выступлений за последние два сезона! Пять выступлений за два сезона, – в сердцах повторил он. – Если так пойдёт дальше, мы подохнем в эту зиму! – заключил старик, сидя у постели в третий раз за последние два оборота заболевшей бабки.

– Будет тебе. Успокойся. Пока на чужой земле, всуе их богов не поминай, – попыталась усмирить супруга старуха.

– Да плевать я хотел на их чёртовых богов! Как тут успокоиться?! Ты посмотри на труппу. Они уже забыли, когда нормально ели в последний раз!

– Мы уже взяли направление в Касмедолию. Там будет лучше. – Бабка положила свою высохшую руку на колено деду, но тот не мог утихнуть.

– А если не будет? Мы думали, лучше станет летом, и ни хрена не стало! А вдруг в Касмедолии тоже веруют в этого проклятущего Избавителя?

– Свят, свят, – бабка переняла у сельских жителей фразу против нехороших мыслей. – Будем надеяться, что нет.

– Надеяться? Тьфу. Какая уж тут надежда? А всё знаешь, кто виноват? – Бабка покачала головой, растерявшись. – Вы – бабы! Бабы у власти – вот ведь чушь. Вот и страдают теперь люди из-за бабских прихотей, – рассуждал старик, как уроженец надгорного края, где испокон веков должность Поднебесного Правителя занимали мужчины. Когда до власти добирались женщины – а случалось такое дважды – страну терроризировали монстры, случился голод, засуха, восстание, людей топили в крови войн. Те тёмные времена прозвали Смутными, а двух властительниц – Разрушительней и Тираншей.

– Да, кудой вы мужланы без баб-то? Молчал бы! Небось, святоша, какой заговорил Княгине зубы. Вы мужики можете, – оправдала женский род старуха.

– А ну молчи! Лежишь тут больная вся, вот и лежи молча, женщина! – заткнул супругу старик. – Касмедолия тоже мне. Уж лучше с голоду подохнуть, чем туда.

– Ой, да чем тебе Страна-на-Воде-то не угодила?

Не выдержав дальше скрывать своё присутствие, в шатёр ворвалась Рин и поддержала идею:

– Да, в Касмедолию! В прекрасную Страну-на-Воде. Страну фонтанов и морских брызг. Мы должны отправляться немедленно! – радостная, проскандировала белокурая принцесса.

– От камни в почки, услыхала, – выругался старик.

– Да, куда ж мы щас-то поедем? Зима на носу, – запричитала бабка.

– Ба, у тебя после лета сразу зима идёт? Осенью даже не пахнет, середина августа, мы быстро доберёмся! – изрекла блондинка.

– А зимой что? Как зиму зимовать прикажешь? В Касмедолии осень как зима. Куда мы пойдём? Замёрзнем там насмерть. Нет, Рин, не раньше весны, – констатировал дед.

– Помрём с голоду, помрём с холоду, да вы сговорились что ли? Идём в Касмедолию!– Девочка притопнула ножкой, для пущей убедительности своих слов.

– И много ты слышала? – спросил старик и покосился на Спайди, тихо стоявшего в сторонке.

– Всё я слышала! Мы в полной заднице! В нищете! Сидим в этом дурацком цирке! – срываясь на визг, вопила принцесса.

– Этот цирк кормит тебя. Не смей говорить, как твой брат! – осёк внучку дед.

– Брат правильно сделал, что свалил из цирка. Может, настала и моя очередь? – злобно выплюнула Рин и упёрла полный решимости взгляд в старика.

– Нет, Рин, не надо, – заныла бабка, приподнявшись на постели. – Старый пень, ты чего такое говоришь! Хочешь последней внучки лишиться? – И снова повернувшись к девушке, ласково продолжила, – Рин, не слушай ты этого маразматика. Мы всё сделаем, ты только не оставляй цирк и нас.

– Так и быть, – снисходительно бросила блондинка и отвернулась, вид осунувшейся больной старухи был ей противен. – Но мы отправляемся в Касмедолию. Чем быстрее, тем лучше, – объявила девочка свои требования и вышла вон из шатра.

Старик вздохнул и покачал головой, глядя ей вслед, затем перевёл взгляд на притихшего Спайди и снова закачал головой, вздыхая «ох-ох-ох». Мальчик, исхудавший не меньше других, здорово помогал труппе на протяжении всего лета и осени. Он уходил из лагеря и всегда возвращался, принося что-то съестное: ягоды, грибы, корешки, плоды, рыбу, раков, лягушек, маленьких птичек или зверьков, из которых бабка или Сатори готовили похлёбки. Дед диву давался, будто сам лес благоволил мальчику. Сам Спайди оправдывался везением и удачным стечением обстоятельств – бросил камень на удачу, попал в сойку, рыбу выбросило на берег, нашёл поляну грибов, в луже копошились жирные лягушки. Старик не мучил метателя вопросами, понимая, что бывший вор ловкач, и возможно что-то воровал в ближайших деревнях, но пока трудом мальчика кормилась труппа, циркач закрывал глаза на лиходейства. Тяжёлые времена заставляли идти на сделку с совестью.