Не спрашивая разрешения, Морт зашел в жилище через дверь на заднем дворе, которая привела его на кухню. На плите в большой зеленой кастрюле вовсю кипела вода, пахло подгоревшим маслом. Где-то внутри дома надрывался ребенок. За окном квохтали курицы, ковырявшиеся в грязи. Он скривил губы и, пригнувшись, прошел в коридор. Мортан привык носить сапоги на каблуке по последней эмпатовской моде, а так как он отличался высоким ростом, то теперь его голова собирала пыль с потолка, что лишь подогревало бурлившую в нем ярость. Абель Клаус хотелось порвать на куски немедленно.

– Где она? – прорычал эмпат, когда на его пути возникла крепкая коренастая женщина в цветном халате, на лице которой застыло выражение страха. За ее спиной возвышался Асмодей – на его лице застыло выражение величайшей скуки.

– Я так и знала, что она чего-нибудь натворит! – лепетала хозяйка. – Бедовая она у нас, знала бы, задержала или поколотила! – она сделала пару взмахов, видимо, изображая, как надавала бы Абель по шее. – Стащила что-то, да? Так мы сейчас вмиг дом обыщем. Может, в углу своем спрятала, где спала? Показать?

Морт кивнул, и женщина засеменила в глубь дома. Больше всего на свете эмпату хотелось выйти на свежий воздух, но он заставил себя последовать за хозяйкой. Странно, что он мог часами находиться в пыточных императорской тюрьмы, где смердело хуже, чем на бойне, но вонь этого дома выносил с трудом.

Женщина привела его в комнату с одним окошком, низкими потолками и стенами, обклеенными цветастыми обоями. На дощатом полу рядами стояли пять кроватей. Кровать в углу ничем не отличалась от остальных за исключением полки с книгами, которая была прибита у изголовья. «Лечебные травы Козодоя», «Малая хирургия», «Болезни горла», «Большой медицинский словарь» – подборка была архаичной, как и все на Козодое, но встретить в этом доме учебники по медицине были столь же неожиданно, как и книги вообще.

– От бабки достались, – перехватила его взгляд хозяйка. – Абель немного соображает в этом деле, ну, мы и позволили их оставить. Ох, бедовая она у нас, ох, бедовая.

Морт почувствовал, что его интерес к Абелии стал еще сильнее. В памяти всплыли сухие факты из досье, наспех собранные на девушку Асмодеем. Взята из приюта в возрасте одного года, биологические родители погибли на заводе, закончила девять классов местной школы, из которой исключена за непослушание. Живет с родителями, документов о совершеннолетии еще нет. Интересно, за какой такой проступок ее поперли из школы? Неувязка получалась. Из школы выгнали, но «Краткий медицинский словарь» у нее вместо чтива на ночь.

– Значит, она убежала, – заключил Морт, разглядывая ровно застеленную кровать и, почему-то вспомнил белоснежную кожу своей несостоявшейся любовницы. И нигде ни одной зацепки о том, откуда у девушки могли появится способности отзеркаливания. С эмпатами раньше Абель точно не общалась и натренироваться (такое иногда практиковали киллеры) не могла. Осталось предположить, что навык врожденный. Это было плохо, о подобных аномалиях следовало немедленно сообщать Совету Старейшин, но вмешивать в это дело отца Морт совсем не желал. Поэтому никому и не говорил о своем вчерашнем эмпатовском позоре, а запись из каюты уничтожил.

– Да какой там! – всплеснула руками женщина. – На работу она поехала. С отцом и братом. Дробильня далеко находится, это завод наш, они еще до рассвета выехали. Туда почти двое суток добираться.

И тут до Морта дошло, что именно он упустил. Время!

– Быстро в катер! – велел он растерявшемуся вампиру, который пялился на мясистую шею женщины.

– Бежишь, будто тебя блохи из того дома покусали, – попробовал пошутить Эш, с трудом поспевая за командиром. – Кстати, яйца нигде нет – ни в доме, ни в поселке, ни в лесу рядом.

– Тупая ты задница! – обругал его эмпат. – И я вместе с тобой тоже. Молись, чтобы яйцо оставалось яйцом, потому что, если из него вылупится птенец, можно забыть о легкой и приятной добыче. Ловушки для взрослой особи повреждены вместе с «Саартаном», а если верить тому, что рассказали нам императорские астрозоологи, эта птичка растет очень быстро.

Раннее утро на Козодое обычно было самым любимым временем Абель. Домашние еще спали, и до рассвета можно было почитать книги, которые она знала от корки до корки, но которые за неимением других перечитывала снова и снова. Или отправиться в дровницу, где у нее имелся стол с инструментами. Всегда находилась какая-нибудь несчастная тварь, которой она пыталась помочь, одновременно практикуясь.

Абель вспомнила о крысе с перебитой лапой, которую вытащила из капкана и которую лечила уже неделю. Она искренне надеялась, что Клара не забудет ее отпустить, как и не забудет покормить птенца, сидящего в колодце. Она велел кинуть ему мяса и насыпать сверху пшена – что-нибудь на корм точно сгодится. Плохо будет, если птенец питается исключительно живыми насекомыми, или если он выкинет еще какой-нибудь фокус, как тогда с огнем. Но Клара была не робкой девочкой и не раз помогала ей с операциями. Все будет хорошо.

Только не сейчас и не с тобой, поправила она себя, стараясь не глядеть на Рата, который сидел напротив и не сводил с нее глаз.

Это утро началось неправильно. Никаких книг и даже никакого завтрака. Мать за стол ее не пустила, столь велика была ее неприязнь к приемной дочери. Сунула ей в руки пакет с бутербродом и кивнула в сторону грузовика – мол, в дороге поешь. Бель не возражала, правда, пришлось остаться голодной. Злая Элоиза завернула в бумагу очень тонкий ломтик хлеба с толстенным шматом колбасы с салом. В другой ситуации она бы пожалела колбасы, но, видимо, ей очень хотелось отомстить за испорченную репутацию семьи.

Вздохнув, Бель выбросила розово-белый кружок и стала медленно жевать хлеб, стараясь не думать, как отвратительно тот пахнет мясом. На заводе ожидало много проблем, но вопрос еды, похоже, будет самым насущным. Впрочем, она искренне надеялась, что тамошние повара окажутся скупыми, и мяса, которое стоило недешево, в рационе будет отсутствовать. Ни о чем другом думать просто не хотелось.

– Ты знаешь, что мы будешь жить в одной комнате? – спросил Рат, перекатывая травинку из одного уголка рта в другой. Он сорвал ее во дворе у дома и за час езды всю изжевал, однако не выплевывал. Отец сидел в кабине за рулем, а Рат с Абель тряслись в кузове на скамьях напротив друг друга. Мотор ревел так, что голос Рата был едва различим. Можно было говорить, что угодно, старший Клаус все равно бы ничего не различил. Чем Рат и пользовался.

За то время, что они ехали, Абель услышала столько обещаний расправы в свой адрес, что теперь идея спрятаться от эмпатов на заводе совсем не казалось ей хорошей. Может, тот эмпат и не вспомнил бы о ней, когда очнулся. А может, он умер, и тогда Абель точно найдут – даже на заводе. Почему-то не хотелось, чтобы пилот из космоса умирал, хотя воспоминания о нем были не самыми приятными в ее жизни. Сейчас было просто стыдно за свои мысли и действия, и неважно был у нее тогда выбор или нет. Подобное поведение было непристойным и грязным – хоть с какой стороны рассматривай. За это вселенная ее и наказала обществом Рата, который, похоже, станет ее личным палачом. До тех пор, пока Абель не потеряет последнее человеческое в себе и не убьет его где-нибудь среди механизмов Дробильни. А потом ее посадят в тюрьму, и жизнь закончится.

Они выехали на проселочную дорогу без покрытия, и теперь глотали пыль, которая поднималась столбом из-под колес грузовика к бледному, затянутому тучами небу. Листва в этой местности давно опала, и дорожная пыль оседала на ветки, перекрашивая их в красный, отчего дорога казалось совсем зловещей. Было холодно. Куртка Абель, годная для того, чтобы заниматься хозяйством во дворе, к дороге была не приспособлена. Она замерзла сразу, а при мысли о том, что до перевала, где они остановятся на ночлег, еще десять часов, становилось и вовсе невыносимо. Одежда Рата не была теплее, но тот словно не замечал холода – наоборот, раскраснелся и даже подставлял ветру лицо, будто желая остудиться.