– Не ругайтесь, мужики, мы сейчас уйдем.

Алкаши кинулись поднимать своих поверженных собутыльников. Блатные поднимались с трудом, мотали головами после нокаутов. Кровь текла из расквашенного носа основного бича на асфальт, но он больше в драку не лез, а лишь тихо матерился. Из его бурчаний было едва понятно, что он еще разберется и всех отимеет.

– Так, чтобы через пять секунд вас тут не было! Иначе не своим ходом пойдете, а вперед ногами вынесут! – взбесился адвокат, услышав эти стенания.

– Мы уже уходим, мужики, – жалобно заголосили алкаши и, подхватив под руки своего вожака, вывели его на улицу.

– Зарвались, зарвались совсем ребятки, – опустившись на стул, весело проговорил Вощинин. – Я во время работы в органах на каких только кадров не насмотрелся. Бывает, смотришь на человека и думаешь, куда ты лезешь, чего ты хочешь, что ты из себя представляешь? Я, конечно, и сам немного авантюрист, но головой то нужно хоть чуть-чуть думать, когда начинаешь что-то делать или говорить.

Сергей был пьян, весел и после драки весь на кураже. Ему хотелось пофилософствовать на тему собственной значимости. Игорь же испытывал небольшое угрызение совести и сострадание к избитым бичам. В юности, выходя на боксерский ринг, Завьялов видел в противниках только соперников, а не врагов. Это осталось в нем навсегда, даже участвуя в жестоких драках, он не чувствовал ненависти, и ему после бывало жаль тех, кто по его вине пострадал.

Тут у Вощинина начал трезвонить мобильный телефон. Увидев на дисплее номер, он несколько раз нажимал на занято, но телефон после коротких пауз вновь заводил свою песню.

– Вот так всегда! – отключая мобильник, с яростью сказал Сергей. – Как только соберешься с друзьями где-нибудь расслабиться, так жена начинает через каждые две минуты трезвонить. У нее, видите ли, патологическая ревность. Хорошая вещь мобильный телефон, но иногда бы разнес его вдребезги.

– А что, у Аллы много поводов для ревности? – спросил Игорь, не знавший подобных конфликтов с женой.

– Да нет. Как видишь, мы просто с тобой сидим, пьем пиво и все. А ей, Бог знает, что мерещится.

– Взял бы и разубедил ее.

– Еще хуже будет, с ней только вступи в словесную перепалку, сразу уши в трубочку свернутся. Иногда прыгает, тявкает передо мной Алка, ну прям как маленькая собачонка, закатишь ей тогда оплеуху, и все, сразу успокоится.

– Давай, наверное, закругляться? – засобирался домой Завьялов. – А то у тебя дома разборка в Бронксе случится.

– Да, нет, все будет нормально! Эй, хозяюшка, еще по кружечке и счет!

Последняя кружка пива была явно лишней, хотя Вощинин и вел свою машину уверенной рукой, но указатели поворотов на перекрестках не включал, дорогу не уступал, а просто нажимал на клаксон, издававший вой сирены. Игорь несколько раз закрывал глаза, предвидя неминуемое столкновение, но встречные водители, заслышав сирену, уступали дорогу несущемуся авто.

– Не дрейфь, Игорек, мы просто возвращаемся с оперативного задания.

Машина подлетела к дому Завьялова, и он, прощаясь, с умилением сказал:

– Пока, Серега! Редко видимся, черт возьми!

Игорь вылез из автомобиля и, пошатываясь, побрел к своему подъезду. «Десятка» Вощинина с пробуксовкой сорвалась с места и как гоночный болид понеслась по улице.

Завьялов жил на первом этаже хрущевской пятиэтажки. Двухкомнатная квартира досталась ему в наследство от бабушки. Комнаты в ней были смежные, кухня маленькая, но по нынешним временам, когда жилье бесплатно не выдавали, даже подобная квартирка была ценностью.

– В этом доме пожрать что-нибудь есть? – спросил Игорь у жены, с порога направившись к холодильнику.

– Где ты шлялся?! – ответила вопросом на вопрос жена Завьялова. – Почему у тебя рукав оторван?!

– Какой рукав, Надежда, о чем ты говоришь?

– Да вот этот! – крикнула Надя, ухватив за надорванный рукав рубашки.

Муж, посмотрев пьяными глазами на незамеченный в пылу драки разошедшийся шов, и тоном, не терпящим возражений, изрек:

– Ну, и черт с ним! Зашьешь!

– Вот сам бери и зашивай!

– Сам! А ты у меня на что! Ты … – дальше с губ Игоря полилась матерная брань.

Никто на свете, кроме соседей, живущих за стенкой, не мог себе представить, что такой интеллигентный человек, как Завьялов, может во время ссор материть свою жену. Это происходило как-то само собой и видимо являлось защитной реакцией на нападки супруги.

– Ах, ты опять материшься, гаденыш! – взвилась Надежда, которую ругань мужа окончательно вывела из себя. – Пошел вон отсюда, бумагомаратель! – закричала она в исступлении, хотя квартира принадлежала Игорю.

– Я уйду, дрянь порожняя, только деньги сейчас возьму!

– Тебе еще денег надо, чтобы их прогулять?!

Надежда принялась энергично выпихивать мужа за дверь.

– Я сам уйду, долбанная потаскуха! И никогда, никогда не вернусь! – крикнул Игорь уже за порогом, стоя перед захлопнутой дверью.

Матеря про себя жену последними словами, Завьялов сел в маршрутное такси. Он направлялся домой к своим родителям, это было единственное место, в которое Игорь додумался податься в подобной ситуации. Раньше во время домашних скандалов Завьялов обычно останавливался на пороге и мирился с супругой, но сегодня во хмелю он явно перестарался. В родительском доме Завьялов, ни с кем ничего не обсуждая, завалился на диван.

«А ведь могло же в моей жизни все сложиться по-другому, и я никогда бы не встретился с этой сучкой», – думал он засыпая.

Перед его глазами всплыло забытое почти за пятнадцать лет женское лицо, хранившееся где-то в глубине памяти. Игорь начал проваливаться в сон, наполненный событиями тех давних дней. На экране приглушенного телевизора, стоящего возле дивана, мелькали кадры трагедии в Беслане. Сегодня никто не сможет без содрогания смотреть на эту съемку, через год она станет историей, а через десять лет только близкие родственники прольют на могилах погибших слезы.

Игорь бежал по пыльной дорожке стадиона. Ему казалось, что солнце печет нестерпимо и его рот вдыхает раскаленный воздух с привкусом крови, хотя на улице стоял просто погожий теплый августовский день.

– Вспышка справа! – услышал рядовой Завьялов за спиной рычащий бас сержанта Козленко.

Прыгнув влево, Игорь распластался на земле, прикрыв голову руками.

– Взвод, подъем! Бегом! Отставить! Бегом! Отставить! – зычно подавал команды сержант. – Сколько раз вам повторять, ишаки карабахские! – закричал он на трех солдат из Азербайджана. – При команде бегом руки сгибаются в локтях, ясно вам, духи недоделанные! Бегом! Марш!

Взвод солдат трусцой побежал дальше по пыльной дорожке стадиона. В голове Завьялова вдруг сами собой из разрозненных слов начали складываться стихи.

О чем мечтают духи?

О дембеле своем.

Когда они вернутся

Героями домой.

– Взвод, приготовиться к газовой атаке! – прокричал сержант, видно хотевший сегодня превратить молодых солдат в табун загнанных лошадей.

Бойцы на бегу достали из сумок противогазы.

– Газы!

Солдаты превратились в двуногих слоников, у которых от неторопливого бега почему-то заплетались ноги.

«Сержант ничего себе, но сволочь, – перефразировал Игорь у себя в голове цитату из сочинений Зощенко. – Сбил меня гад с рифмы».

Завьялов забыл о стихах, хотелось только одного – вздохнуть полной грудью. Воздух, проходя через фильтр, сочился в легкие тоненькой струйкой. Пальцы молодого солдата схватились за клапан под хоботом, ему на мгновенье вспомнилось, что за порчу казенного имущества можно заслужить не один наряд. Но сейчас Игорю хотелось дышать, дышать, дышать.

«Будь что будет», – подумал он и вырвал клапан.

Воздуха стало больше, и Завьялов, мерно переставляя ноги и не видя ничего кроме взмокшей спины бегущего впереди солдата, принялся скороговоркой вспоминать сочиненные стихи: