Ратмир понимал, что Майя права и отказываться от выпавшего шанса из-за обиды и злости как минимум глупо, но от этого было не легче. К тому же в глубине души он предчувствовал, что визит его тети несет ему куда большие перемены, чем место жительства и родственные связи. Правда вот какого рода эти перемены мальчику было пока не ясно.

Задребезжала мелодия телефона. Воспитательница ответила на звонок и Рат услышал раздраженный голос Аллы Владимировны, который требовал поторопиться и проводить мальчика в кабинет директора. Майя со своей привычной мягкостью извинилась за задержку и улыбнувшись Ратмиру, спросила, готов ли он к встрече – тот нехотя кивнул.

Они спустились по лестнице вместе, но у самого входа в кабинет Майя оставила своего подопечного. Подбодрив легким похлопыванием по плечу, она дала ему пару минут побыть одному.

Подросток не хотел признавать собственного волнения, но учащенный пульс, сухость во рту и внутренняя дрожь говорили сами за себя. Он проделал то же, что и всегда, когда старался успокоиться и выглядеть увереннее: набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул, а затем выпрямился, расправил плечи и приподнял, и без того вздернутый, подбородок. Это действительно помогло. После таких нехитрых манипуляций, Рат Громов почувствовал себя смелее и сильнее, будто вся внутренняя энергия, вырвалась наружу.

Мальчик постучал в дверь. Услышав приглашение войти, Ратмир нажал бронзового цвета ручку до щелчка и толкнул дверь вперед. Перед ним открылся просторный кабинет со стенами, выкрашенными в цвет зеленого горошка. Большая часть мебели придерживалась оттенка грецкого ореха. Даже рамки для грамот, лицензий и картины вечернего города, повисшей над потрепанным диваном, подобраны в тон.

За столом в широком поскрипывающем кресле сидела директриса. Она была занята разговором с гостьей и когда Рат вошел в кабинет, то даже не повернулась в его сторону, а лишь махом руки, приказала сесть на диван. Напудренное круглое лицо искажали глубокие складки, которые образовались от натянутой улыбки, однако светло-голубые глаза оставались безучастными к происходящему процессу. Она говорила с будущей опекуншей непривычно мягко и очень вежливо. Могло показаться, что женщина сама доброта и бесконечно счастлива, что одному из ее подопечных выпал шанс обрести свой дом, но Ратмир уже знал, что она из себя представляет и прекрасно понимал, что за притворной заботой прячется весьма себялюбивая натура, которую ужасно раздражают дети, отчего ему всегда было не понятно, что привело Людмилу Николаевну на этот важный пост. Как бы там ни было, слушал он ее весьма сдержанно, никак не показывая, что такая быстрая смена характера директрисы от души его забавляет.

Гораздо больше мальчика интересовала женщина, сидящая напротив, которую представили ему Елизаветой Игоревной. Ее внешность казалось ему знакомой, хотя он был почти уверен, что не знал ее прежде. У нее были красивые длинные вьющиеся волосы, совсем черные, как чернила, карие глаза, как у него самого, длинный прямой нос и острый подбородок. Теплое платье глубокого бордового цвета, которое спускалось ниже колен, очень ей шло и подчеркивало элегантность. Незнакомка не сводила глаз с Ратмира. В них светилось любопытство и затаенная радость. Было заметно, что она слушает Людмилу Николаевну вполуха, поскольку все внимание обращено на мальчика. Она с жадностью изучала черты его лица, а стоило взгляду коснуться родинки на мочке левого уха, как девушка тут же улыбнулась и в бархатистых глазах заискрились слезы.

– Ужасно жаль, что с вашим братом и его женой случилось несчастье… Но как так вышло, что вы лишь недавно узнали о трагедии?

– Мне горько в этом признаваться, но мы были в ссоре с братом. Потом я уехала заграницу на несколько лет. По приезду пыталась его найти, но было уже слишком поздно.

– Ну да, ну да…, – вздохнула Людмила Николаевна. – Слава Богу, что с племянником все хорошо. Мы уж заботились о нем все это время как следует, в общем, как и о других детях тоже, ведь мы любим их всех не меньше, чем своих собственных.

На последней фразе директрисы Громов едва сдержал смешок.

Так значит тетя – его родня со стороны отца. Ну конечно, ведь они действительно похожи, разве, что в отличие от нее, отец был русоволосым, как и Рат. Наверное, поэтому мальчику внешность женщины казалась знакомой.

– Что ж, – заключила Людмила Николаевна, – все документы уже давно проверены и я могу передать под опеку Ратмира уже сегодня. Милый, ты ведь позавтракаешь со всеми остальными прежде, чем отправиться в дорогу? – спросила она медовым голосом.

Рата передернуло при слове «милый», и он тут же замотал головой, отказавшись от последнего завтрака в детском доме.

Мальчик поднялся наверх, чтобы собрать вещи. Все происходящее, казалось ему еще более нереальным, чем уродливое чудовище, что чуть не убило его криком. Он несколько раз больно ущипнул себя за левое предплечье, чтобы проснуться, но сон не прошел. Он принялся наспех кидать вещи в сумку. Черная застиранная футболка полетела поверх временем убитых джинсов, а следом за ней огромная толстовка и несколько пар носков. Гардероб был скромным и, откровенно говоря, ни один из его предметов Ратмир не считал своим, ведь в приюте все у всех общее. Он бы с удовольствием оставил все здесь, но кто знает, что ждет его в доме Громовых, поэтому-то подросток и прихватил с собой самое необходимое.

У окна столпились несколько воспитанников. Они с завистью смотрели на него и переговаривались между собой. Среди них больше всех язвил Рома Дюжин, говоря, что тетка Громова очевидно преследует корыстные цели, а на самом деле он ей не нужен, да и вообще, совсем скоро она сдаст его обратно, как это часто бывало с другими. Ратмир чувствовал, как эти взгляды жгли ему спину, а едкие слова провоцировали на драку и при других обстоятельствах он точно бы снова двинул Дюжину по физиономии, но не сегодня, уж слишком его волновал переезд.

На край кровати присел Денис. На лице тощего подростка тенями залегла грусть. Некоторое время он молча наблюдал за тем, как его уже бывший сосед и если, можно так сказать, друг застегивает молнию на спортивной сумке, а потом потупился в пол и тихо произнес:

– Может и отец наконец возьмется за ум и заберет меня домой?

– Может, – пожал плечами Рат, – чего только не бывает на свете.

Еще совсем недавно он бы не смог сказать эти слова искренне, но теперь Громов и впрямь готов был поверить, что в жизни случается все, что угодно, даже самое невероятное.

Он закончил сборы. Майя Александровна появилась спустя пять минут, чтобы проверить все ли вещи уложены и сопроводить подопечного к выходу. Стоило ей войти в помещение, как в нем тут же стало тепло и спокойно, а язвительные высказывания Дюжина затихли. Несмотря на ее молодой возраст, она производила на воспитанников удивительное действие, потому что даже те, кто всегда вел себя из ряда вон плохо, в ее присутствии становились куда покладистее. Другие воспитатели не понимали в чем ее секрет, но дети знали – просто она была очень доброй, искренне любила их и старалась сделать жизнь своих подопечных лучше, насколько это было в ее силах, а они все чувствовали. Дети гораздо лучшие эмпаты, чем взрослые.

– Волнуешься? – спросила Майя. Ратмир в ответ рассеянно кивнул. – Оно и понятно: в твоей жизни все-все меняется. Но не стоит переживать, я говорила с твоей тетей, а поскольку я достаточно неплохо разбираюсь в людях, скажу, что она хороший человек и позаботится о тебе. Да и потом, сам факт, что у тебя спустя столько лет появились родные – это огромное счастье. Тебе правда очень повезло. Помни об этом.

– Знаю, – вздохнул Громов. – Вы уже говорили.

Лицо девушки озарилось улыбкой, мягкой, но слегка печальной. Она шутя потрепала Рата по светло-русым волнистым волосам, как делала мама, когда он был ребенком и в голубых глазах навернулись слезы.

– Не забывай меня, ладно? И обязательно когда-нибудь навести, обещай мне, – потребовала она.