— Жрец Нориэль, — объявила Хлоя, снова появившись в шатре.

— Как раз вовремя. Впусти.

Нориэль вошел следом за служанкой и замер, не отрывая взгляда от жены. Царсина опустила глаза и с видом самой скромной женщины в двух мирах принялась перебирать пальцами перекинутую через плечо косу.

— Мой свет, ты обворожительна, — нашелся с ответом Жрец. Эрфиан видел, как изменилось выражение его глаз — на мгновение он превратился в нерешительного юного эльфа, который боялся даже подумать о том, чтобы взглянуть на Царсину открыто. — Я еще никогда не видел тебя такой красивой.

Служанки, сгрудившиеся у входа, прижимали пальцы к губам, пытаясь скрыть улыбки.

— Мой Жрец изволил проснуться рано, — проронила Царсина, поворачиваясь к зеркалу и оглядывая себя.

— Может быть, я до сих пор не проснулся? — Нориэль подошел к ней сзади, обнял за плечи и прижался щекой к ее волосам. — Нет, это не сон. Это моя Жрица, и все происходит наяву.

Эрфиан смущенно кашлянул.

— Мой Жрец, — сказал он, дождавшись, когда Нориэль повернется к нему. — Его величество скоро будет здесь. Я прослежу, чтобы всем обеспечили места для ночлега.

Жрец вздохнул. По всему было видно, что о визите короля ему сейчас хочется думать в последнюю очередь.

— Спасибо, Эрфиан.

— Не забудь про вино, — напомнила Царсина. — Ты свободен.

Их взгляды на мгновение пересеклись в зеркале, и Жрица томно опустила ресницы, из соблазнительницы превратившись в скромную жену.

— Мой Жрец не рассказал мне, почему поднялся так рано, — услышал Эрфиан, выходя из шатра и прикрывая за собой полог. — Ему снились дурные сны?

— Ты ведь знаешь, я не могу долго спать, когда тебя нет рядом, мой свет.

— Мой Жрец выглядит усталым… он может отдохнуть до прихода его величества. Обещаю, он будет видеть хорошие сны, и ему долго не захочется вставать.

1570 год до нашей эры

Деревня янтарных Жрецов

Его пустоголовое величество король Ниньяс явился на праздничный пир без жен. Царсина сочла хорошим знаком. Жрица улыбалась, принимала подарки гостей, выслушивала бесконечные речи о ее воинской доблести и красоте и наблюдала за собравшимися. Сафдара, облаченного в темно-зеленую мантию с золотым шитьем, сопровождала рыжеволосая вампирша. Жены вождя человеческого племени расположились возле мужа. Эрфиан уступил Ниньясу место по правую руку от Жреца, а сам перешел на другой конец стола. Платье сопровождавшей его Лиэны, как и наряд Царсины, оценил бы любой вампир (Сафдар уже успел это сделать): ворох отливающих перламутром прозрачных лент, скрепленных на плечах маленькими золотыми пряжками. Шею жены — бывшей жены? — первого воина Бустана украшало ожерелье из янтаря, за которое Эрфиан, судя по чистоте камней, заплатил как минимум пятьдесят золотых монет.

— … серьги из фиалковой бирюзы, приобретенные у торговца из дальних земель для моей Жрицы. Редкий камень, которым украшают себя жены фараонов и благородные супруги огнепоклонников.

Царсина кивнула одному из советников Ниньяса, и он с поклоном положил украшение перед ней. Куда запропастилась Хлоя? Она обрадуется серьгам. А также ожерельям, браслетам и платьям. Раньше служанка отказывалась — «благодаря милости моей Жрицы у меня достаточно украшений и платьев» — но девочки, которых она взяла на воспитание, подрастали. Из подарков Царсину заинтересовал только лук из особой породы дерева.

— Ваза из зеленого золота для моего Жреца, — продолжил эльф, отвесив очередной поклон — на этот раз, Нориэлю. — Его величество король Ниньяс знает, что мой Жрец любит украшать жилище подобными предметами.

— Зеленое золото? — Нориэль оглядывал пузатый сосуд. — Не слышал о таком.

— В окрестностях Фелота добывают редкий песок, который придает золоту такой цвет, мой Жрец. Вазы крепкие, служат долго, в них можно наливать не только вино, но и горячий травяной отвар.

Подарки достались и Анигару, и Энлиль, и даже Эрфиану. Первому советнику преподнесли несколько льняных мешочков с редкими травами. Лиэна посмотрела на мешочки со спокойной улыбкой и погладила Эрфиана по руке. Жрица помнила ее маленькой девочкой, видела, как она росла — старшая дочь в семье, ребенок, у которого, в отличие от младших, нет шанса сделать самостоятельный выбор. Они с Бустаном произнесли клятву перед лицом первых богов через пару лун после того, как встретились, и плохо представляли себе, что будет дальше.

Первое время Лиэна плакала по ночам, оставаясь в одиночестве. А потом решила, что имеет право устраивать жизнь по собственному усмотрению. С мужем эльфийке не повезло. В походах Бустан путался с каждой женщиной, был скуп и страшно ревнив. И все бы ничего, но в постели огонь его страсти походил на холод ледяных горных вершин. Царсина вспоминала ту ночь — к счастью, первую и единственную — с чувством глубокого разочарования.

Лиэна покачала головой, отказываясь от предложенных фруктов, и взяла из рук Эрфиана кубок с зеленым вином. Жрица отметила, что они сидят чересчур близко друг к другу, а первый советник прикасается к руке женщины так, словно она ему принадлежит — такого на памяти Царсины он себе еще не позволял. Она в очередной раз обвела глазами присутствующих. Жаль, Бустана нет, а, значит, никаких кислых лиц и ревнивых взглядов. На этот раз его жена увлеклась всерьез, как и Эрфиан. Но ничего плохого Жрица в этом не видела. Эти двое нуждаются в друг друге — она не осознавала это умом, а улавливала как мимолетный запах с помощью тонкого чутья, которое в ней воспитывала мать. Жрица Эдна говорила, что из весны в весну оно будет становиться острее, а потом его назовут мудростью.

Его величество Ниньяс болтал без остановки. Сидевший за спиной Царсины Белу кивал, делая вид, что заинтересован, и остальные советники делали то же самое, но как только разговор заходил о прибрежных землях, кто-то из них менял тему. Король жаждал обсудить нежеланное соседство вампиров и напомнить Жрецу, главному воину и советникам, что они несут ответственность за жизни светлых эльфов из обеих деревень. Эрфиан рассказывал о путешествиях, Сафдар — о базарных днях в Фелоте, Анигар, который, казалось, вообще не закрывал рта — о военных походах. Ниньяс хмурился, но Аллаат заботилась о том, чтобы его кубок не пустел, и вскоре его величество забыл и о вампирах, и о прибрежных землях. Он пригласил на танец сначала подругу Сафдара, а потом — Лиэну, оставив Эрфиана в одиночестве.

Первый советник кивнул Нориэлю, улыбнулся Царсине. Его взгляд скользнул по Белу, привычно опустившему глаза, по кормившим друг друга вяленой рыбой Деону и Таир, по вампирше Сафдара, которая очаровательно покраснела, и остановился на Онелии. Сегодня девушка выбрала непривычно откровенный наряд, провела перед зеркалом много времени, колдуя над лицом, надела дорогое ожерелье и украсила свободно лежавшие на плечах волосы белыми цветами. Сидевший рядом Вилас смотрел на нее так, словно готовился преподнести свадебный подарок. Онелия улыбалась и кивала, когда он предлагал ей то или иное угощение.

Эрфиан наклонил голову, будто прислушиваясь, и уже сцепил было пальцы рук в замок, но совладал с собой — и через мгновение его ладони, как и прежде, покоились на коленях. Привычная поза, в которой он мог проводить часы. Вилас, увлеченный Онелией, вряд ли заметил недобрую искру, промелькнувшую в глазах первого советника. Когда воин поднял голову, Эрфиан почтительно кивнул ему и удостоился ответного кивка. Нориэль, наблюдавший за молчаливой сценой, вздохнул и обратился к королю светлых эльфов с очередным ничего не значащим вопросом.

Царсина посмотрела на луну, которая уже давно поднялась. Из всех способов привлечь внимание мужчины, к которому она неравнодушна, Онелия выбрала худший, и она бы не удивилась, узнав, что к этому приложила руку жрица Такхат. Они будут ходить кругами не одну луну, не решаясь даже заговорить о чем-то личном, не то чтобы сделать шаг. И за это время Эрфиан со свойственной ему обстоятельностью отравит всех ее женихов. А когда ему надоест травить, примется за более изощренные способы. Нориэль справедливо сокрушается по этому поводу, пусть и понимает, что не в силах что-либо изменить.