Я написала записку на скорую руку и запечатала.

– Отец, а теперь тебе нужно выслушать меня очень внимательно. – Я вложила записку в его руку и передала монету, что Ансэль мне вернул. Это была монета Биаты. Именно ее нужно кинуть в дупло, чтобы те, кто под землей знали – на поверхности их хотят видеть свои. Я рассказала, куда идти и что делать. – Ты должен найти Ансэля. Он будет рядом и если что случиться или тебе потребуется помощь, ты должен обратиться к нему, Анс поможет, хорошо?

– Вы общаетесь? – отец знал, что мы встречались, и был в курсе расставания, хоть причина ему неизвестна. Отец изначально был настроен к нему негативно, ведая, кто он, но со временем его отношение изменилось. Несмотря на то, чем занимался Ансэль, он заботился о нас, не только обо мне, об отце тоже.

– Мы виделись с ним недавно. Он поможет, ты знаешь Ансэля, остальное не так важно, я не хочу, чтобы ты оставался один, мне будет спокойнее, если я буду знать, что тебе есть на кого положиться. Ты сходишь к нему?

– Схожу, не сейчас, может, позже, но я встречусь с ним. Не думаю, что стоит беспокоить его просто так.

Я лишь помотала головой, но спорить нет смысла, я сама обратилась к Ансэлю, только когда оказалась в безвыходной ситуации. По крайней мере, он знает, где его найти.

Времени оставалось совсем мало, а нужно было еще собраться. Я переоделась в обтягивающие штаны, что не сковывали движения и фиалковую приталенную тунику, застегнула теплую накидку с капюшоном, брать вещей больше не стала. Волосы завязала в высокий хвост, обмотав его дополнительно лентой по длине, чтобы пряди не выбивались в пути, дорога была не ближняя.

Тяжелее всего было оставить книги, что достались от Суты. Хотелось забрать все книги до единой, но вместо этого я спрятала их под половицу – если никто не будет разбирать дом, найти не должны. Я же к ним обязательно вернусь. Захватив с собой тетрадь, в которой записаны выборочно рецепты и прочие полезные вещи, я завернула ее в палантин, было непонятно, что может пригодиться, но спокойнее, если она будет со мной.

Обнявшись на прощание с отцом, я покинула дом. На улице топтались несколько всадников, они развернулись ко мне, видимо, ожидая моего дальнейшего действия.

По итогу, пусть у меня был один, и я по нему шагнула, но, оказавшись ближе к лошадям, остановилась, не понимая, что делать дальше.

Всадник протянул руку, я секунду сомневалась, но вложила свою. Он помог забраться на коня, хотя скорее поднял меня, усадив перед собой. Обе мои ноги оказались по левую сторону и когда я почувствовала, как руки всадника напряглись на поводьях, решила, что раз уж так сложилось, и мне придется проделать с ним на одном коне длинный путь, то никто не будет против, если я сяду удобно.

– Секунду, – при маленьком пространстве для маневра, я взялась за седло и стала сгибать ногу, чтобы перекинуть, стараясь не зацепить ни коня, ни всадника. Задача была невыполнимой, когда я уже было, психанула и вернулась в прежнюю позу, меня крепко обхватили за талию и потянули на себя, прижимая мою спину к груди, я охнула и замерла, совершенно растерявшись.

– Может, уже перекинешь ногу, или тебя устраивает такое положение? – голос был с легкой хрипотцой, немного приглушенный, и совершенно незнакомый. Было непонятно, он насмехается или раздражен, чтобы не выяснять это, я, не мешкая, перебросила ногу, удобнее устраиваясь в седле.

– Спасибо, – все, что смогла сказать, полушепотом, с надрывом, и сразу прочистила горло.

Бросив последний взгляд на дом, мы отправились в путь, я знала, что отец смотрел, и не вышел только из-за моей просьбы. Я не хотела, чтобы он снова предпринял какие-то действия к моему освобождению, уже мало на что можно повлиять. Мы шли по городу, я то и дело ловила на себе взгляды прохожих: сочувствующие, любопытствующие. Хотелось провалиться сквозь землю, чтобы никто не видел меня, и я не притягивала эти взгляды. С каждым пройденным метром я сильнее вжималась в седло.

– У тебя есть капюшон, если ты забыла.

Я быстро перебросила волосы и накинула капюшон, про него я совсем не подумала, стало немного проще. Конечно, я продолжала привлекать внимание, и все понимали, кто едет, но я чувствовала себя лучше, могла представить, что этих взглядов нет.

Так, мы ехали, пока солнце не стало палить невыносимо, прошло часа четыре от начала пути, тело затекло, всю дорогу я сидела как палка, ведь стоит расслабиться, и я почувствую своего спутника, от этого спина ныла, а про мягкое место и говорить нечего. Не знаю, как они держатся в седле весь день.

Я ерзала с каждым шагом все больше, накидка была сброшена еще час назад, при этом все гвардейцы были по-прежнему укутаны, как будто солнце жарило только меня. Более того, за все время пути они не проронили ни слова.

Невыносимо мучила жажда, да и голод тоже, я не ела со вчерашнего дня, а последняя жидкость, что была в моем рту – нектар. Дома в стрессе это не ощущалось так, как сейчас. Просить воду или остановиться не хотелось, возможно, это было глупо, но я не была готова получить отказ, да и пока не придумала как себя вести с ними, вот и решила, что лучше терпеть и молчать. Рано или поздно, они должны остановиться или ощутить жажду, в конце концов, у нас же одни потребности, по крайней мере, я надеялась на это.

Я не знала, кем были гвардейцы, может, они вовсе ни в чем не нуждаются, такая вероятность была, это работало не в мою пользу.

В какой-то момент я увидела перед собой лес, точнее, вначале был лес, а потом он начал походить на зеленый туман: сильнее растекаясь перед глазами. Тело практически не ощущалось, только лишь то, что больше не сижу вертикально.

Приятный прохладный ветер обдувал кожу, шум листвы успокаивал, на секунду мне даже удалось забыть обо всех событиях, произошедших сегодня. Все правдивее была мысль, что стоит открыть глаза, и ничего этого не было – я просто задремала на свежем воздухе.

Между тем в сознание начал пробиваться запах еды, живот предательски заурчал, притворяться дальше спящей было большим соблазном, но именно сейчас я начала ощущать, что по мне кто-то ползет. Я открыла глаза, сдула в траву нарушителя покоя и осмотрелась: лошади паслись на поляне под солнцем, рядом с ними был один гвардеец; в другой стороне был разведен костер, возле которого сидели еще двое и по-прежнему они не сняли свои капюшоны, что теперь, вдали от жилых селений, казалось странным.

– Если ты, таким образом, решила избежать своей участи, все напрасно, это тебе не поможет, – я вздрогнула от неожиданности и повернула голову на звук. Чуть за моей спиной, оперевшись о дерево, сидел четвертый гвардеец, по голосу определила, что именно с ним ехала всю дорогу. Он бросил мне флягу с водой. И я не без удовольствия ее приняла. Хотя жажда мучила уже не так сильно, как в дороге, возможно, меня пытались напоить.

– Спасибо. Как долго я здесь лежу? – мои вопросы гвардейца интересовали мало, он не ответил и вообще сделал вид, будто и не слышал.

– Твои потребности абсолютно никого не интересуют, но ты должна сообщать, если тебе нужна вода, еда или справить нужду. Каждый раз откачивать тебя и ждать твоего пробуждения у нас нет ни времени, ни желания.

– Я поняла. Я думала, что дотяну до момента, когда мы остановимся.

– А ты уверена, что нам нужны остановки?

– Нет.

– Кто бы сомневался. Занятное чтиво, – он поднял с колен тетрадь, и я перестала дышать, это была та самая тетрадь, что я взяла с собой. Я не знала, что сказать, кажется, когда мне казалось, что все плохо я не ожидала такого поворота. – Интересно, откуда у деревенской девушки, без магических способностей подобные знания? Я же не ошибся, что писала это ты?

– Я не…, это не то…

– Могу предположить, что все подозрения в отношении тебя нашли свое подтверждение, силы в тебе нет, но твоя тесная связь с травами о многом говорит. Так кто и за что заплатил тебе четыреста золотых?

– Эти деньги я накопила. Это все совсем не то чем кажется.