А еще я сделала себе дистихиаз – двойной ряд ресниц – и без всяких наращиваний. Вся красота, так сказать, совершенно естественная, без косметики и химии… И все это благодаря манипуляциям с генетической природой человека.
– …А зато я шрам на бедре залечила за два часа! А ты свой на плече – за четыре! – выдала я, порывшись в памяти, и вздохнула. – Боже, какой ерундой мы занимаемся… Выпендриваемся друг перед другом! А когда-то амбиции зашкаливали. Мечтали свои открытия в области регенерации использовать для усовершенствования человеческой природы. Помышляли о славе! Но увы… Волею судеб приходится все эксперименты на себе и для себя проводить…
За время нашей свободы от давления общества, стрессов, дефицита времени и зависимости от мнения окружающих мы многого достигли. Теперь регенерируем с огромной по человеческим меркам скоростью. Мы довели свой геном до совершенства –не стареем, не болеем и не умираем. На наши исследования мы потратили около столетия. Все необходимые научные труды для исследований и оборудование мы нашли в лучших научных центрах Америки и Европы – не зря же по всему миру колесили.
Наше новое утро началось на пляже. Я лениво потянулась и встала с песка.
– Ладно, амазонка, надевай набедренную повязку и пошли на рыбалку. Я есть хочу.
Первые годы апокалипсиса было легче добывать себе пищу. Пустые супермаркеты были завалены всяческой снедью. Долгое время мы питались замороженными полуфабрикатами и консервами. Не пропадать же добру. Когда все сроки годности вышли, попытались охотиться в лесах на дичь. Даже стрелять из лука выучились – на тот случай, если придется обороняться от диких зверей. Но световые и звуковые бомбы, которые мы тоже носим с собой, кажутся мне куда более надежной защитой от них. Хотя бог миловал: на нас еще ни разу не нападали. Да и зачем? Дичи-то в природе наплодилось видимо-невидимо за последние сто лет, когда не стало опаснейшего из всех хищников на свете – ага, угадали! – того самого – двуногого. Пару раз мы сталкивались с пумами в горах или с крокодилами возле рек. Они даже не пытались преследовать, скорее избегали нас.
Честно говоря, для охоты на животных, у нас просто кишка тонка. Хладнокровно завалить, освежевать и распотрошить его… н-нет, вы уж простите, это не про нас. Хотя пойманную рыбину распотрошить – это без проблем. Тем более, что заводы встали, и отходы химической промышленности перестали травить обитателей морских просторов.
*** Близилось восьмое марта – и мы решили отметить женский день на Багамах. Благо до них на яхте рукой подать. Проведя два часа на освежающей водной прогулке, мы с блаженством ступили на белые пески острова. Перед нами простиралось божественное сочетание тропических лесов и каменных джунглей.
Большим количеством тряпок на теле мы себя не отягощали – ходили в трусах и коротких топах, открывающих живот. А то и вовсе топлесс. А чего париться – на улице почти всегда жара, а кругом ни души…по крайней мере нам тогда так казалось…
Раньше мне не нравилась чрезмерная урбанизированность Багам. Это небольшие острова, и на них совершенно не осталось места лесам и первозданной дикости. Так думала я раньше. Но сейчас – совсем другое дело.
Сказать, что мы попали в рай – ничего не сказать. Синее небо. Слепящее солнце. Бирюзовое море с бегущими по нему барашками волн. Горячий и чистый песок. Густые пальмовые рощи…
Вы бы видели этих птиц, на все лады щелкающих и выдающих дивные трели в зарослях орешника! А разноцветные рыбешки, выпрыгивающие из воды?! А какое блаженство впитывать в себя всю эту первозданную красоту мира, шлепать босыми ногами вдоль берега, оставляя за собой цепочку следов, и собирать ракушки.
Но увы, всегда наступает момент, когда, кроме еды, ни о чем больше не думается.
– Пойдем в лес за папайей, – предложила я.
– А может, наловим рыбы и креветок? Сытнее, – попыталась притормозить меня подруга.
– А кто потом будет ее чистить? – сердито буркнула я. – Опять я?
– Ну не люблю я с кишками и чешуей возиться. Я ж все-таки ученый, а не кухарка, – запальчиво проговорила Ташка, оправдывая свои капризы.
– А я, значит, кухарка? Нет, уж. Почапали за дыней. А там, может, еще и бананов нарвем.
– Слушай, а давай, разделение труда сделаем. Сегодня я рыбачка, а ты – шеф-повар. У тебя все равно готовка лучше получается, чем у меня. Ты иди позагорай на пляже или искупнись. А я нам рыбки на обед наловлю.
– А чего ее ловить-то? Когда она сама к тебе в сачок заплывает, – заупрямилась я и, сунув ноги в сланцы, двинулась по утоптанной уже тропинке в лес, вскинув рюкзак на плечо.
Папайя растет низко. Увесистые желтые плоды ее висят гроздьями. Можно протянуть руку и легко сорвать его. По вкусу папайя сочная и сладкая, как дыня. Чтобы не тащить на себе слишком много, мы разрезали и поели ее прямо на месте. А потом Натаха нашла высокое дерево гуавы, усыпанное густо малиновыми, похожими на бугристые яблоки, фруктами. Она забралась повыше и стала набирать их в пластиковый пакет, чтобы потом осторожно, дабы не повредить, спустить их мне. Рядом с ней порхала, попискивая, Эбони. Она тоже налопалась гуавы, которую я ей мелко накрошила.
И тут раздался шорох… Но мы, будучи абсолютно непугаными ланями, не придали ему никакого значения.
Внезапно прозвучал пронзительный боевой клич и из пальмовой рощи выбежали пятеро, таких же полуголых, как и мы, смуглых дикаря с дубинками. Ташка чуть не упала с дерева от неожиданности. Они смахивали на древних индейцев из-за перьев на голове. Их шеи были украшены ожерельями из клыков. На поясах болтались кости каких-то животных. А в набедренной повязке узнавались обрывки обтрепанных тканей, оставшиеся от цивилизованного мира. Но все эти детали я припомнила уже позднее. А в тот момент я буквально остолбенела и так растерялась, когда два бородатых туземца наставили на меня деревянные копья. В голове пронеслась жуткая картина: я получаю по голове дубиной, и меня волокут в пещеру…
Оставшиеся питекантропы окружили дерево, на котором сидела Наташка. Гортанно-угрожающе они что-то выкрикивали ей, вероятно, призывая ее спуститься. Таша, естественно, этот приказ выполнить не спешила. Тогда один из дикарей пихнул ствол дерева, оно покачнулось.
– Хорошо, хорошо! – согласилась Натаха, надеясь, что примирительный испуганный тон, усыпит их бдительность, и начала спускаться.
Где-то на полпути, когда было уже не так высоко, она сделала то, чего дикари точно не ожидали – бросила вниз дымовую бомбу, которая по счастью была прикреплена у нее на поясе.
Сразу же вслед за оглушительным хлопком, окружающее пространство заволоклось клубами плотного и очень едкого красного дыма. Глаза защипало. На расстоянии примерно пяти метров ничего не стало видно. Наташка спрыгнула вниз, чуть не сбив меня с ног, схватила за руку, и мы рванули, что есть мочи, вперед, расталкивая какие-то преграждавшие нам путь тела и, прикрывая слезящиеся глаза ладонями. Позади себя мы еще долго слышали их испуганные вопли. Я рада, что не забыла подхватить свою сумку с оставшимися бомбами, и не чуя под собой ног, неслась вслед за подругой.
Так мы узнали, что на земле все-таки обитали потомки выживших людей. Почему я уверена, что это потомки и, возможно, второго или даже третьего поколения? У них была очень бедная неразвитая речь, которую они по-звериному сопровождали мычанием, жестами и даже рыком. Но ведь апокалипсис произошел сравнительно недавно. А стремительное одичание и потерю культурного уровня можно было объяснить лишь тем, что выжившие в этот момент были еще детьми.
*** Мы бежали без остановки, пока не вернулись обратно на берег.
– У нас же есть стрелы, если что, – хрипло заметила Наташка, упирая руки в колени и пытаясь отдышаться.
– Серьезно? А ты выстрелить сможешь? Я вот точно знаю, что не смогу, – хмуро сообщила я. – Не смогу человека убить.
– Кажется, они даже не погнались за нами.
– Нет, не погнались… а то были бы уже здесь, – сипло подтвердила я.