Как-то утром братия выбрали красивое место, принесли книги и начали служить Успенскую заутреню (в пустыни). Вдруг из леса вышла лань и легла рядом, с любопытством оглядывая новых соседей, появившихся здесь с совсем иными целями, нежели их предшественники – охотники. Братия лишь изумлённо переглянулись. Но самое удивительное ждало впереди: дошли до момента в службе, когда все в храме встают, на песни Пресвятой Богородице перед девятой песнью канона, – и лань встала! Кончилась песнь, лань улеглась опять и не ушла до конца службы. «Как же близок Бог!» – подумалось братии.

Как-то Великим постом выдался очень трудный день. Я зашел в келью отца Серафима. Было уже поздно. Он сидел в темноте, и вид у него был изможденный.

– Что случилось? – спросил я.

– Ничего, – ответил он по обыкновению.

И тогда я излил все свои страхи и горести душевные: дескать, мы тут убиваемся, а всем наплевать.

– И некому мне помочь, когда ты нужен – и тебя рядом нет.

Отец Серафим потупился. Я наклонился к нему: в такие минуты мне так бывала нужна его поддержка, его слова. Но единство душ наших было бессловесным, оно крепилось перенесенными вместе тяготами. И всё же я так хотел, чтобы он заговорил! И снова чуть не плача произнёс:

– И даже тебя рядом нет!

Он поднял голову и прошептал:

– Будем рядом в Раю!

Меня обожгли эти слова: что́ мои невзгоды – столь земные и мелочные – по сравнению с высоким и широким воззрением друга. Я пристыжено замолчал, встал и вышел из кельи. Слова его возвысили душу до осознания «боли мира», о чём так часто горевал мой сотаинник. В сердце звучала музыка, я стал напевать глубоко волнующий душу мотив – одну из тем фортепьянного концерта № 23 Моцарта. И вдруг отчетливо услышал рыдания – отец Серафим оплакивал потерянный Рай!

Драгоценная минута! Подумать только, в нашем XX веке кто-то еще думает о Рае и сокрушенно плачет о нем!

Отец Серафим очень страдал. Я видел это. Большинство не видели этого. Видели, как он жил, работал, но я видел внутреннюю сторону. Ему хотелось оправдать свою жизнь, искупить грехи своей юности – искупить на деле. Не просто совершить личный подвиг, им современный монах не должен ограничиться, видя такое страдание людей в мире – такую нужду, такую необходимость в свидетельстве Православия наружнем.

Не только внутренняя проповедь Православия нужна, что естественно, что должно быть у каждого, но необходима внешняя, потому что князь мира сего сатана превращает весь христианский мир в свое общество. Мы видим фильмы, всякий «свистопляс», который показывают и по телевидению, – ведь это подготовка к аду. Эти фильмы, так называемые фильмы ужасов – это специально выдумывают люди, принимающие всякие наркотики, специально вызывая злого духа в образах, не только в ощущениях, и стараются передать эти образы ада, чтобы люди уже приняли сатану, всяких чудищ и драконов: это миссионерская работа по подготовке к аду. Чтобы грядущий антихристов порядок был принят, как свой.

Весь удар этих нелюдей направлен в первую очередь на молодёжь. А православные люди должны делать как раз обратное. Мы должны потрудиться ради Рая, показать образы райские, святые, добрые, чтобы молодежь имела бы перед собой эти примеры, которые их души влекли бы к берегам Божией вечности.

Мы с отцом Серафимом, видя, что наша бедная молодежь не имеет Православия, не может подойти к той реальности, которую видели, ощущали наши преподобные: такие как, например, Александр Свирский, Антоний Сийский или Серафим Саровский, – которые ощущали Рай уже при земной жизни. Молодежь не знает об этом. Отец Серафим узнал это, ощутил присутствие преподобных, ему хотелось передать это молодому поколению – тем, кто этого хочет, чьи души жаждут так же, как жаждал сам отец Серафим».

Однажды утром округ огласился громким кукареканьем.

Отцы вскочили, бросились в трапезную и… увидели на столе петуха! Они терялись в догадках: откуда он взялся, как проник в трапезную? Петух же продолжал кукарекать.

Тут из-за дверей раздался смех. Оказалось, что их друг, дьякон Николай, по пути увидал красавца петуха и решил купить в подарок отцам. Приехал он ночью и поместил петуха в трапезную.

В лучах рассвета петух предстал во всей красе: оперение блестело и переливалось на солнце золотом, пурпуром, синим и ярко-зелёным. «Никогда ничего подобного не видел, – признался отец Герман, – будто из иного мира к нам залетел».

Прожив в Платине не один год, отцы не заводили ни собак, ни кошек, в строгости своей полагая, что скит неподходящее место для домашних тварей. Но в один прекрасный день Нина Секо привезла подарок. Она попросила отца Германа закрыть глаза и подставить руки. Открыв глаза, он увидел у себя на руках серого котёнка.

Отец Герман хотел было отказаться, но практичная Нина спросила, не докучают ли отцам мыши. «Ну что ж, – обратился отец Герман к котёнку, – поймаешь за час мышь – останешься, не поймаешь – придётся распрощаться». Новый гость деловито устремился под дом. Не прошло и 15-ти минут, как перед Ниной и отцом Германом появился котёнок с мышью в зубах. Добычу свою он сложил у ног отца Германа. Что ж, послушание выполнено – котёнок остался. А вскоре появились и другие.

Давно уже подметили отцы, что окрест водятся гремучие змеи. Порой отец Герман находил смертоносную гадину даже в своей келье прямо в клобуке или на кровати. Однако появились кошки, и змей стало меньше. Отцы смекнули: раньше змей привлекало обилие мышей, поубавилось мышей, значит, змеям поживиться нечем.

В один прекрасный день на монастырский двор забежал большой рыжий, с чёрным «воротником» пёс, похожий на немецкую овчарку. Он быстро подружился с отцами. «А что, может, оставим его?» – с сомнением спросил отец Серафим. Но у собаки был ошейник, значит и хозяин, поэтому отцы повесили объявление в магазине в Платине. Вскоре хозяин и впрямь объявился. Приехал на грузовике, чтобы забрать своего Мерфи. Пёс виновато припал к земле, с ужасом глядя на хозяина, – видно, не сладко ему жилось, не видел он ничего, кроме брани и побоев. Отцам было жаль расставаться с псом.

Но несколько дней спустя Мерфи снова объявился! И снова приехал грозный хозяин. «Живо в машину!» – скомандовал он и ударил пса. «Если снова к вам прибежит, оставляйте у себя!» – сказал напоследок. Ждать долго не пришлось – через 15 минут Мерфи вернулся.

Жили в монастыре и павлины, и олени, которые сделались почти ручными. В монастыре они чувствовали себя в безопасности: охотники там не угрожали. В одном из писем отец Серафим заметил: «В разгаре лето, охотничий сезон, и олени держатся поближе к нам. Сейчас я сижу во дворе, а подле меня – пятеро оленей, вот трое пьют из нашего родника».

На глазах отцов из крошечной малютки выросла красивая лань. В июне 1972 года отец Серафим писал: «Два дня тому назад наша недавняя малютка родила двух оленят – и прямо против церкви! Не прошло и полдня, как мать их нам «показала», причём они уже, хотя и не твёрдо, держались на ногах. Любопытно, что «малютка» не устроила им никакого «гнезда». Поводила их по двору, потом они заснули кто где попало, сама же она легла поодаль. Три дня не уходили со двора – значит, доверяют нам. Случайно раз увидели оленёнка под деревом святого Германа, где висит икона, – очень трогательное зрелище.

Из всех оленей отец Серафим выделял одного – светлого (отчего и получил прозвище «Белан») крупного самца, отличавшегося величественной красотой. Грудь у него поросла пушистой белой шерстью. Горделиво, по-царски шествовал он по лесу, признавая в монахах друзей. Подходил совсем близко, позволял себя гладить, ел с рук.

Однажды, когда охотничий сезон был в разгаре, на дороге к монастырю показался джип. Белан разгуливал по монастырскому подворью и, ничего не подозревая, пошел на шум. Один из братьев бросился вдогонку, крича на ходу: «Стой, Белан! Назад!» Джип остановился. Сидевшие в нем, конечно, увидели оленя и, конечно же, услышали крики. Белан, однако, не остановился, миновал церковь и не успел отойти трех метров, как грянул выстрел. Красавец-олень упал замертво. Подоспел отец Герман. «Что вы делаете?! – закричал он, указывая на знак «Охота запрещена», – здесь частные владения!» Но охотников, которые были явно навеселе, это не вразумило. Один из них нацелил еще дымящееся ружье на отца Германа. «Что-что ты сказал?!» – угрожающе вопросил он. Отец Герман не стал вступать в бессмысленные препирательства и ушел. Вскоре охотники убрались восвояси.