– А теперь поясню, – Тимо перевел взгляд на Каану. – В прошлом году мы с Лаццо поспорили, что за каждого, кто спросит его о том, как он оказался в фальконерии, я буду давать по две монеты. Ты вроде тридцатая за весь год. – Я не могла этого не спросить, – на лице Кааны появился румянец. – И я все еще жду ответа на свой вопрос. – Ну… – я, если честно, даже не знал, с какого края начать кусать пирог. – Я всегда хотел стать фальконером, поэтому моя сестра перевезла меня сюда, в Соммрикет. Мне было тогда пять лет. И меня без вопросов потом взяли в школу. – С пяти лет? – Каана смотрела на меня как на мертвеца, огромными вытаращенными глазами. – А как ты вообще в этом возрасте что-то осознавал? – У эвинадонов осознанный возраст наступает в два или три года, – я помнил каждый свой миг, проведенный на другом континенте. – Потом мы понимаем, что хотим и как хотим. Ну, по крайней мере, так должно быть. Я услышал знакомый мне голос. Оторвав глаза от собеседницы, я посмотрел на сцену. Сейчас туда вышел тот гном в зеленом, который разбивал грусть раньше в соседней таверне. Бард с необычной шляпой и соломой во рту сидел на небольшой бочке и искрометно выбивал ноты со своего банджо. Вот только музыка была уже далеко не в стиле веселого и задорного кантри. С инструмента мастера выходил тонкий и тоскливый блюз. Возможно, это была лучшая песня с тех пор, как мы с Тимо вышли на охоту за ведьмой.

– Знаешь, – Тимо шмыгнул носом, – у парня дьявольский голос… Сначала голос Тимо, а затем все остальные звуки померкли на фоне певца из Иена. Гном, и правда, пел как истинный Сскрас. Каждый звук, выходящий из его рта, заплывал в мое сознание и создавал там настоящий поток холодных ветров. А когда незнакомый певец дошел до кульминации своего творения, то вся моя шерсть поднялась. Сейчас он пел про то, что Боги наигрались нами и бросили как старых кукол на произвол судьбы. – Лаццо, – Каана пощелкала пальцами перед моей мордой, – ты проникся песней или голосом? – Всем сразу… – я мельком взглянул на девушку, а затем снова перевел взгляд на певца. Гном закончил с песней и начал слезать с бочки. Обычно певцы в тавернах пели куда больше песен, но, возможно, он решил посвятить ее нам и нашему провалу. Музыканта не остановили овации, он не взял ни денег, ни пинту, собрал банджо в рюкзак и под свист толпы удалился из заведения. – На чем я остановилась там? – девушка снова смотрела на меня. – Ты говорила о пушистых, – Тимо кивнул в мою сторону, а затем поднял бокал вина.

– Точно, – сказала Каана. – То, что вы несправедливо долго живете.

– Сто сорок лет! – воскликнул Тимо.

– Завидуешь? – я подмигнул напарнику, а затем решил прикончить последнее карамельное яблоко.

– Только за клыки! – Тимо пальцем указал на мои торчащие зубы.

– Сколько вы знакомы? – спросила Каана. – Имею смелость предположить, что очень давно.

– Как только это чудо прибыло к нам, а точнее к дому напротив, то сразу и познакомились, – Тимо вновь жевал и говорил. – 18 лет хочу уже спилить его клыки.

– И еще и оба в фальконерию попали? – Каана ела очень медленно. Девушка смаковала каждый миг блюда. – Как кстати вас отбирают туда. То есть, я такая, приду и скажу, хочу стать фальконером или для этого уже нужна моя дочь?

– Второе, – сказал я. Этот вопрос на просторах Соммрикета я вообще не слышал. Кто-либо знакомый с бюро Иаффина от и до знал все условия для службы на Объеденное Королевство. – Нужно идти в ближайшее бюро. Подавать заявку, и они будут где-то месяц смотреть на тебя и рисовать возможный портрет. Если ты подходишь, то, к примеру, вдруг ты не житель Норра, Стаагера или же Савикора, то тебе и твоей семье выдадут комнату в храме. Затем тебя направят в школу, и когда уже стукнет шесть, ты будешь обязана посещать ее до 22 лет. Итого 16 лет.

– Как они в детстве могут примерно сказать, какой ты будешь? – Каана недовольно скрестила руки на груди. – У вас там, что сам Иаффин живет в бюро?

– Скорее портретисты, – с улыбкой сказал я. – В их работе я не сомневаюсь. А еще твоего напарника определяют в пятнадцатилетнем возрасте.

– То есть нельзя даже самому выбрать с кем хочешь или не хочешь? – мне казалось, что Каане уже некуда удивляться. Но с каждым моим ответом она вновь выпучивала глаза. – Вдруг, я не хочу с ним сотрудничать. Хочу, к примеру… хочу, с понравившемся мне парнем.

– Мужчин и женщин никогда не ставят в одну пару, – Тимо пожал плечами. – Иначе не избежать чего-то личного между ними. Ну, такова вероятность. А если не хочешь, то тебя и не поставят с конкретной особой. А поставят с тем, с кем идет идеальная так сказать химия. Толстый и тонкий. Нужно чтобы вы дополняли друг друга, а не были одинаковыми или вечно спорящими друг с другом по пустякам. Нужна синергия и сыгранность.

– В принципе логично звучит, – Каана вновь окинула взглядом мои яблоки. Сскрас да я уверен, что еще секунда, и она набросилась бы на них как зверь. – Есть еще вопрос. В Велоде говорят, что у вас есть новый виток развития мушкетов. Как вы сделали его? По большей части это новый вид магии.

– Ну, раз ты сейчас смотришь на мой револьвер, – я усмехнулся и немного прокашлял. – Значит, желаешь знать полный ответ.

– Мне давно приглянулся твой револьвер, – улыбка девушки вызвала десятки мурашек по моему телу.

Я снова кашлянул. Раз девушка желала узнать про Эмеральд, то почему бы ее не просветить? Вряд ли она была шпионкой, скорее энтузиасткой, которая хотела узнать о союзниках чуточку больше.

От кобуры раздался легкий щелчок. Вынув револьвер, я положил его на стол. Девушка, немного помявшись, протянула к нему руку.

– Надеюсь, ты стреляла из своих мушкетов, – я схватил девушку за руку, когда она дотронулась до рукоятки моей Эмеральд. – А не просто купила их на распродаже.

– В тебе проснулось хамство? – Каана удивленно на меня посмотрела.

– Шутки, – усмехнулся Тимо, отпив глоток вина. – Он так флиртует.

– Тогда понятно, – Каана выдернула револьвер и осмотрела его.

– Его сделали для нас ребята из Цернокрала, – с улыбкой сказал я.

В сравнении с мушкетом, револьвер выглядел иначе. Если Эмеральд подпитывался барабаном, то вот старичка приходилось перезаряжать после каждого выстрела. Перезарядка занимала около полминуты, а за это время с Эмеральд можно было уже приложить по мишеням двадцать с лишним раз. Конечно, подобной игрушкой могли пользоваться далеко не все. Если мушкеты продавались чуть ли не в каждой лавке любого королевства Апулитанского континента, то револьверами и новыми ружьями пользовались больше на их родине, в Цернокрале и королевствах, что были рядом с ней. У нас же к ним доступ имели исключительно фальконеры и коммодоры бюро.

– Интересная штучка, – девушка вытащила один из своих мушкетов и стала сравнивать его с револьвером. – Слугам особенного, особенные подарки.

В таверне мы просидели еще пару часов и уже болтали, кто о чем. Девица вдоволь насытилась ответами на свои вопросы. Ей было интересно все: от местных достопримечательностей до нас, фальконеров.

– Все это конечно хорошо, – Каана допила очередную кружку вишневого киселя и откинулась на спинку стула. – Но мне вот, что интересно стало. Откуда у вас магия крови?

Я не знал ответа на вопрос. Но мне было известно другое: разговаривать о нашей магии – табу. При любом вопросе нам следовало молчать, уклоняться и снова молчать. Так учили нас в школе. И это чуть ли не первая заповедь этикета фальконера.

– А мне интересно другое, – Тимо положил хроном на стол, а затем кивнул в сторону окна. За ним ночь медленно подходила к своему завершению. – Рассвет скоро. Посидели отлично. Мне нравится кушать и пить за счет местного капитана, но пора действовать.

– А можно вопрос? – Каана поднялась со стула и накинула на себя лук, а после и сумку. – Вы вообще спите?

Вопрос девушки волшебным образом навел на меня сон, он свалился как с неба и вынудил меня зевнуть. Но девушка права: мы не спали уже вторые сутки, и столько же находились на ногах. В тюрьме все попытки сомкнуть глаза кончались твердой и холодной землей, а сейчас дремать было не время. Нам следовало наверстать упущенное время, стать к ведьме чуть ближе. Мы и так ей подарили фору днем, еще и добавили ночью. Накинуть очередной день этой ухмыльчатой твари… Сскрас ее забери, я не желал.