— Нет. — хладнокровно и жёстко отрезал мой путь на свободу.

Меня же затрясло, а горло сковал спазм, я долго дышала с трудом, так и стоя в его руках за мои плечи. Он смотрел на меня, без всякого сожаления и раскаяния. Больной. Он больной. Эту мысль я и высказала сдавленным голосом.

— Ты болен. Тебе нужно лечиться. — попыталась отстраниться, но попытка не имела никакого шанса на успех.

Роман удержал меня, более того, прижал к себе. И дальше ещё одно страшное открытие, за бешеным стуком своего сердца, я ощутила, как ровно стучит сердце Ромы. Он не сожалеет. Он не исправится. А я просто доверчивая идиотка, сама подставила себя и своего ребёнка.

— Я более чем здоров. Это они все были больны, и врач им не поможет. Зато помогу я. Кира-а-а. — он повёл носом по краю уха, шепча моё имя, а я с трудом, но всё же вырвалась, и развернувшись, попятилась к двери.

Это Кира-а-а на ухо стало последней каплей, как пинок под зад, как набат в уши, что надо бороться с этим, а не смотреть как кролик на удава, в безмолвном ожидании своей участи.

— Ты оправдываешь себя! Ты такой же больной ублюдок, как и они все! Тебе же это нравится! Только ты нашёл для себя благородную причину убивать безнаказанно и спать с чистой совестью потом! Утешая себя, что убил больную на голову тварь и спать! Не прикасайся ко мне! И я уйду отсюда сейчас же! — с трудом, но сняла с безымянного пальца кольца зашвырнув их в хладнокровного маньяка, в чудовище, которого сама же полюбила, доверчиво оправдав.

Я дошла до выхода и пустилась на бег впервые повернувшись к Роме спиной, мне бы только до гаража добежать. Машина моё спасение. Ступеньки под ногами сменились ковровым покрытием первого этажа, когда над головой раздался Ромин голос.

— Кира не твори глупостей.

— Да пошёл ты! Ты был моей самой большой глупостью! Вера тебе что ты больше не станешь убивать! Вот это было глупостью! — я схватила из вазы первые попавшиеся под руку ключи, и понеслась в гараж, когда Рома уже спустился на первый этаж.

Он не торопился. Это я бежала от него, а он меня даже не догонял. Просто словно чувствовал, что я не уеду или знал что потом догонит.

И я действительно не уехала. Ключ, который мне попался в руку, оказался от той самой машины, разбитой Ксюшей. Бензин с неё был слит. Максимум что я смогла сделать, это заблокироваться в этой бесполезной железке, как в клетке.

Рома зашёл в гараж, открыл пассажирскую дверь стоящего по соседству Лексуса и сел туда, чтоб терзать меня своим молчаливым взглядом, пока я сама не выйду из разбитого авто.

С того жуткого дня разочарования прошла целая неделя. Он меня не выпускал из дома. Отобрал всё, что хоть как-то меня могло связать с внешним миром, я больше не занималась работой над ателье. И я не сопротивлялась. После многочасового сидения в той разбитой машине впала в состояние полного безразличия к происходящему. У меня не было никаких сил на эмоции, чувства, и соответственно действия, но я совершенно точно знала, что его это жутко бесит. Он каждый день приходил в мою комнату и пытался получить от меня хоть что-то, но всё было впустую. Я медленно и монотонно занималась перемоткой нашего знакомства и всего что было после. Без эмоций, словно нудное кино смотрела со стороны. Я даже забыла совсем о своей беременности, стресс взял своё. Вспомнила только сегодня и то, потому что он напомнил.

— Кира-а-а. — раздалось над ухом, его пальцы скользнули по волосам, я затаила дыхание, — Соберись. Мы едем в больницу. — он быстро отстранился и вышел из моей комнаты, что стала сейчас моей тюрьмой без права на выход.

А я встала с трудом, потому что мышцы стали словно каменные от долгого обездвиженного состояния. А стоя в душе, под потоком горячей воды впервые разревелась. Уткнулась лбом в стекло душевой кабины и выла. Потому что одного его прикосновения, одних этих пальцев по моим волосам хватило, для осознания того, как я по нему соскучилась. Как я хочу его просто обнять и вновь поверить, что никого он больше не тронет.

Хочу, но не могу. Это «не могу» комом в горле стоит.

С невероятным трудом я успокоилась, остановила поток своих слёз, которые не выплакала за эти дни апатии, собралась и спустилась на первый этаж. Роман ждал меня в гостиной, по нему отлично было видно, что ему тяжело, но он в отличие от меня, мог на меня смотреть, я на него нет. Стоило встретиться с ним взглядом и становилось плохо. Сейчас уже начали появляться эмоции, хотелось взять и ударить его со всей дури по лицу. За то, что слаб, за то, что всё испортил, за то, что тоска по нему сейчас меня заедает.

Мы выехали впервые втроём. За рулём был водитель, скорее всего, кто-то из охраны, Роман сел со мной на заднем. Всю дорогу я ощущала на себе его взгляд и держала саму себя за плечи. Потому что его чёртова рука лежала на кожаном сидении, между нами, и я боялась, что не выдержу, возьмусь за эту руку, переплету его пальцы со своими, а он как раньше, сожмёт крепко.

Мы всё забудем, он попытается справиться с собой. Но внутри меня сидел червь и точил изнутри мыслью, что я слишком легко ему досталась. Он не ценит, любит лишь наполовину, а то и на четверть, а может и вовсе не любит. Вспомнились слова о сотрудничестве, может для него я вовсе ничего не значу, так, прикрытие, сотрудничество и не более, всё, как он планировал в самом начале. Я сдержалась.

В больнице сдала все анализы и побывала у врача, который поинтересовался есть ли у меня какие-то жалобы и выслушав, дал рекомендации по режиму дня, питанию, после этого мы вновь отправились в кабинет УЗИ.

Сейчас было очень больно смотреть на монитор. Страшное чувство, когда радость перемешана с горечью. Словно в сахар насыпали жгучего перца.

— Всё хорошо. Смотрите, пальчик сосёт.

Малыш на мониторе действительно натурально сосал пальчик. Я улыбнулась с нежностью на душе, но тут же это всё дополнилось слезой горечи, что выкатилась с глаза.

— Пол можно ещё уточнить? Нам уже предполагали мальчика, может что-то изменилось? — спросил Роман, подав мне платок, который я не стала брать.

Пусть любуется моими слезами. Не стану их утирать из принципа.

— Так, сейчас посмотрим. Вот, тут всё хорошо видно. Мужик! — гордо заявила врач, показывая нам нашего мальчика.

Я расплакалась. Тут и радость, и отчаяние, всё вместе. Мерзкий винегрет и жрать я его должна благодаря тому, кому верила.

В машине, когда ехали обратно, нервы сдали. Беременная размазня Кира опустила руку на сидение рядом с Роминой рукой. На какой-то кочке машина подпрыгнула, наши мизинцы соприкоснулись. Переплелись. В душе отдалось теплом, но там так холодно, что было чертовски мало этого тепла. Когда приехали домой, разорвала эту связь и выскочила из машины.

— Кира ты должна позавтракать. — сказал мне вслед Роман, в его голосе уловила чёткие ноты разочарования.

— Я никому, ничего не должна! — рявкнула, как Ника обычно орёт на Юльку и Никитку, и быстро вернулась в свою комнату.

Как только закрыла за собой дверь, поняла, что мне нужно бежать из этого дома. Если я этого не сделаю, то сдамся. Тогда Роман ничего не поймёт, так и продолжит убивать, пусть и мразей, но становясь при этом убийцей.

Чтоб побег удался, необходимо было получить доверие от Романа. Убедить его в том, что бежать я не собираюсь, но и роль пленницы меня не устраивает. Я дала себе один день на то, чтоб прийти в состояние близкое к хладнокровию. Сильно сомневалась, что Роман мне поверит, если я просто хотя бы стану с ним общаться.

Мой выход утром следующего дня к завтраку не решил бы моих проблем, я готова была на всё, чтоб получить свободу. Эти мысли о ней, вытесняли желание сдаться Роминой воле.

— Доброе утро. — он был удивлён, сразу же отложил свой телефон в сторону, когда увидел меня в столовой, а Соня тут же ушла за тарелкой для меня.

В столовой я всё это время не появлялась и меня тут даже не ждали, Соня приносила мне солёненькое в мою комнату. Баловала меня маринованными огурчиками и пастромой из куриного мяса, от этого я не смогла отказаться даже в состоянии апатии. Страсть к солёному диктовала моя беременность.