Бой становился все стремительнее, уверенно переходя на околосветовые скорости, аура Царя была бесцветной, но противники тонули в апельсиново-оранжевой магии блондинки...

Царь истекал кровью, она хлестала водопадом из его промежности. Любой другой АРИСТО на его месте уже наверняка бы вырубился от болевого шока, однако Царь был достаточно безумен, что игнорировать нож у себя в паху.

Но он начал проседать по скорости, стражница пошла в атаку и опрокинула Царя на спину, завалив его в партер, потом нанесла резкий удар ногой в горло...

Царь выронил свой призрачный меч, который тут же рассеялся темным дымом, а потом захрипел.

Блондинка тут же метнулась к Малому.

Рану у себя на шее Малой кое-как отрегенил, но все еще был слишком слаб и напуган, чтобы оказать какое-либо сопротивление... Его Высочество попытался просто уползти от блондинки на карачках, но его шансы спастись явно были нулевыми. Один мощный удар — и блондинка просто оторвет ему голову, даже всякого ножа...

Однако Пушкина не устраивали такие расклады. Несмотря на проломленную башку, потомок поэта все еще ощущал в себе жажду подвига!

Пушкин схватил половинку головы Цицерона, валявшуюся рядом, и на своей родомагии, позволявшей ему ускорять предметы, запустил пол головы римского ритора в стражницу.

Цицерон разогнался просто отлично, как настоящее пушечное ядро. Все же не зря Пушкины носили свою славную фамилию!

Цицерон попал Лейб-Стражнице в грудь и разлетелся вдребезги, удар вышел таким мощным, что девушка повалилась на пол, так и не добравшись до Малого.

Впрочем, она уже через секунду снова вскочила на ноги, но теперь была дезориентирована...

Царю этого хватило, он уже подскочил к стражнице и вогнал ей в спину нож, передавив своей аурой и защиту зачарованного одеяния блондинки и даже её собственную магию.

Нож принадлежал самой стражнице, его Царь только что вытащил у себя из промежности... И попал Царь, судя по всему, прямо девушке в сердце.

Блондинка ахнула, а уже через мгновение обмякла на пол. Её глаза тут же остекленели, стражница была мертва, убита за один миг.

— Ну сука же! Просто сука! — взвизгнул Царь.

Нож он так и оставил в спине у мертвой стражницы, а сам принялся хватать себя за промежность и бормотать при этом какие-то заклятия, явно пытаясь залечить свои раны.

— Какого черта она посмела бить меня между ног? — негодовал Царь, — Я муж-консорт правящей Императрицы, меня нельзя курочить между ног, у меня там помещается моё консортство, вашу мать!

Пушкин уже отрегенил свою рану на голове, хотя поврежденная при ударе о стену спина у него все еще побаливала.

Потомок поэта подошел к Малому и помог тому подняться на ноги:

— Вы как, Ваше Высочество?

Малой выглядел в целом неплохо, разве что от страха был бледен, как смерть, и еще весь засыпался мраморным крошевом с потолка.

— Что происходит? — дохнул легким перегаром Малой, — Что, блин, происходит?

— Да ничего особенного, — сообщил Пушкин, — Просто государственный переворот. Сажаем на престол вашего брата Павла Павловича.

Пушкин покосился на Царя, который явно никакого Павла Павловича на престол сажать не собирался.

Но самому Пушкину в целом было все равно. Он, конечно же, получил сообщение от Нагибина, в котором Нагибин требовал от Пушкина остановить этот переворот.

Вот только над этим сообщением Пушкин мог разве что мрачно посмеяться. Ибо идея Нагибина о том, что Пушкин сможет тут что-то остановить, была совершенно безумной, как и многие другие идеи Нагибина.

Нет, Пушкин не мог ничего. Вообще ничегошеньки.

Он был здесь лишь пешкой. Так что ему было плевать, кого сажать на престол. Изменить-то он все равно ничего не сможет. А если не можешь что-то изменить — то не стоит и париться.

По крайней мере, Пушкин спас Малого — лицо царской крови. Он сделал это, и он вел себя благородно! Так что никто больше не назовет потомка поэта трусом или растяпой, ведь Малой обязан жизнью Пушкину...

Царь тем временем вылечил свой раненый пах, снова призвал призрачный меч, а потом подошёл к Малому и одним ударом меча снес парню голову.

Из шеи Малого хлынул в потолок фонтан крови, сама отрубленная голова упала Пушкину прямо в руки, и Пушкин её машинально поймал...

Тело Малого тяжко осело на пол, разбрызгивая вокруг себя кровавые потоки...

Пушкин около секунды в шоке пялился в мертвые глаза башки Малого, Его Высочество перед смертью не успел даже испугаться, даже вскрикнуть, даже осознать, что вообще произошло...

В воздух тем временем взлетело облако золотой Багатур-Булановской ауры. Царь забормотал какие-то формулы, облако стремительно всосалось в Царя, в район сердца...

Пушкин выругался и наконец бросил на пол отрубленную голову Малого, та покатилась к стене.

— О, да! — произнес Царь, закатив глаза от удовольствия.

Пушкин в ужасе уставился на Царя:

— ЗАЧЕМ?

— Затем, что азъ есмь Крокодил, пожиратель Царей, — провозгласил Царь, взмахнув своим мечом.

Пушкин на всякий случай отступил на шаг назад.

Но Царь не собирался его атаковать, вместо этого он отогнул ворот своего кошмарного алого кафтана и извлек из-под кафтана украшение — металлическую фигурку крокодила на толстой цепи, которая опоясывала тощую шею Царя.

— Узри! — потребовал Царь, — Вот знак Крокодила! И этот Крокодил пришел пожрать узурпаторов Булановых.

Пушкин отступил еще на шаг, потом активировал свою черную ауру...

— Да расслабься, Пушкин, — хохотнул Царь, — Тебе бояться нечего. Ты-то не Буланов, так что твою поганую ауру я жрать не собираюсь. Я такое дерьмо не жру. О, нет! Лишь царская аура питает меня...

Пушкин уже совсем запутался и ничего не понимал.

— Мы вроде должны были спасти Малого, — заметил Пушкин, — А не рубить ему башку.

— Да, так нам сказала принцесса, — охотно согласился Царь, — Вот только у моей жены Алёны Рюрикович иные планы. Ей живой Малой ни к чему. Как и любые живые Булановы в принципе. Нет, Пушкин, с Булановыми покончено. Ни один Буланов живым из этого дворца сегодня не выйдет.

— Эм... Так а почему мы тогда не дали стражнице просто убить Малого, как она хотела? Я на фига своей жизнью рисковал?

На планы Алёнки Пушкину было в принципе уже плевать, потомок поэта уже давно смирился с тем фактом, что это переворот Алёны и её мужа Царя, а принцессу неизбежно убьют. Это было очевидно.

Но Пушкина сейчас крайне оскорбило, что его подвиг оказался совсем не подвигом, а просто бессмыслицей. Царь одним взмахом меча помножил все усилия Пушкина на ноль!

— Да не переживай ты так, — Царь наконец развоплотил свой призрачный меч, — Ты меня что ли вообще не слушаешь? Ты правильно сделал, что спас Малого. Ибо убить ублюдка должна была не эта сука, любящая втыкать мужикам ножи в яйца, а я! Я же говорю — я Крокодил. Я убиваю царей и ПОЖИРАЮ их МОЩЬ! Но для того, чтобы все сработало, как надо, я должен ЛИЧНО лишить лицо царской крови жизни. Лишь тогда царская МОЩЬ впитается в меня!

— И она впиталась?

— А сам как думаешь? Ты своими глазами видел, Пушкин! Булановское золото втекло в мой Древосток. Так что не задавай глупых вопросов.

— Мда, просто я думал, что Нагибин — Крокодил...

— Чепуха! — Царь махнул рукой, — Бред собачий! Нагибин может считать себя Крокодилом сколько угодно, но на деле он такой же самозванец, как Павел Стальной. Только Стальной возомнил себя Императором Всероссийским, а Нагибин — Крокодилом. Но Нагибин — лжекрокодил. А истинный предсказанный Крокодил перед тобой, Пушкин!

— Эм... Ну ладно, — согласился на всякий случай Пушкин.

Но Царь надулся и вперил в Пушкина свой пронзительный взгляд:

— Не веришь?

— Да мне честно все равно... Хочешь считать себя Крокодилом — пожалуйста. Я ничего против не имею...

В помещении тем временем все больше воняло гарью, под потолком уже клубился легкий дымок, явно протекший сюда со второго этажа, где бушевал пожар.