– Поровну? – толстяк попытался поставить данное решение под сомнение. Он пристально смотрел на тоненькую Настю, желая обратить внимание других на особенности ее фигуры. – Может, мужикам больше положить, им же больше есть надо?!

– Ага, – отрезал пилот, – сейчас еще взвешивать всех начнем, чтобы определить, кому сколько надо!

Степан уже совсем не боялся большого босса. Как я и думал, угрозы больше не работали, пилот лишь отмахивался от него, как от назойливой мухи, нередко сопровождая этот жест крепким словцом.

Мы поделили наш резерв на более или менее равноценные наборы. Хотя никто и не собирался поддерживать Ивана Алексеевича, в конечном счете мужики получили свой бонус – по бутылке второсортной водки на каждого. Однако он все равно остался недоволен. Полагаю, что после того, как толстяк потерял лицо, уже ничего не могло восстановить его душевного равновесия. Затаенная обида и злоба грозили выплеснуться наружу, как только для этого представится удобная возможность.

Мой рюкзак по итогам дележа вместил в себя пол-литра водки, шесть баночек пива, три плитки молочного шоколада, две маленькие бутылки колы, четыре пачки арахиса и столько же чипсов. По моим грубым оценкам, запаса провианта в моем рюкзаке должно было хватить на пару дней скромного питания.

Поиск подходящей поляны занял у нас долгие два часа. Именно в эти два часа ко мне вновь вернулось отчаяние. Нескончаемый труднопроходимый лес жалил меня своими иголками. Когда меня не хлестали ветви, вступали в дело комары и мошка – с ними можно было справиться, пока жарило солнце, но к вечеру отмахнуться от этих чудовищ уже не было возможности. Облегчение наступило только на поляне, когда мы разожгли костер и с помощью травы вызвали из него облако дыма.

Мы уселись у костра, тихо и мирно: кто курил, кто подкидывал ветки в огонь, кто просто потирал покрытые волдырями руки.

– Все ж, Степан, ты вывел нас из этого дерьмового леса! Я уж думал, каюк нам там!

– И не говори, Петька! – облегченно усмехнулся пилот. – Я и сам обосрался!

Дружный смех. Как будто и не было этой грызни за лидерство пару часов назад, не было обвинений и угроз. Мне не верилось, что так будет долго – по своему опыту общения с людьми, я готов был биться о заклад, что это лишь временное явление.

– Скажи, а разве, пока мы падали, ты не мог сразу приземлить нас на эту полянку, а?

– Эх, Петька, была бы у нас современная вертушка, так бы и сделали. У них сейчас подвески крепкие, упругие… А мы, скорее всего, жахнули бы брюхом, пробили б топливный бак. Если бы сразу не рвануло, то машина, как пить дать, завалилась бы на правый бок – так всегда происходит у «восьмых». Я-то через люк бы выбрался, а вот что бы вы делали…

– За тебя, командир! – просипел Сергеич, поднимая уже открытую бутылку водки. – Дай Бог тебе здоровья!

– Будет вам! – смущенно отозвался Степан. – Надо палатки разбить, да караул назначить, чтоб помощь не проворонить. Опосля и бухнуть можно!

Занялись палатками. Их сооружение из подручных средств оказалось непростым делом, особенно для таких неподготовленных туристов, как мы. Никто из нас не имел опыта выживания в трудных условиях, не нашлось даже любителей пионерских походов. Тонкие прутья то и дело норовили упасть, сломаться или выгнуться, как турецкая сабля. Маты сыпались рекой.

По ходу работы мы все время прислушивались – не летит ли самолет, не гудят ли спасительные винты вертолета. Но тщетно, как будто никто и не собирался искать нас, никто не обнаружил наше отсутствие и не собрал спасательную экспедицию.

То, что мы в итоге сделали, трудно было назвать настоящими палатками. Идея конструкции принадлежала молодому вахтовику Андрею: мы рубили большие ветви деревьев с крепкими отростками, клали их этими отростками вверх, лишние ветки срубали. Основание закладывали лапами ели, укрывали их парашютом, чтобы не сильно кололи, а на торчащую вверх ветку бросали еще один парашют, камнями прижимая его края к земле. Функционально это все же была палатка – она помогала сохранить тепло от наших тел и уберегала нас ночью от назойливых насекомых.

– Ладно, авось до утра дотянут… если дожжа не будет, – заключил Степан, открывая баночку теплого пива. – Теперь разберемся с караулом.

Тянули жребий. Первая смена досталась толстяку и «молодой охотнице». Пока мы мучились с палатками, она полностью скрыла от нас свое лицо, с помощью заколок прицепив к капюшону паранджу. Она сделала ее из лоскута парашюта, пробив в нем много маленьких дырок. Оставалось только догадываться, чего она хотела сильнее – защитить свою белоснежную кожу от насекомых, либо скрыться от нас.

С трех до пяти должны были дежурить пилот с Ингой, а нам с Петром предстояло нести утреннюю вахту. Хриплый Сергеич со своим приятелем избежали участи дежурных, что явилось сильнейшим аргументом для распития водки и запивания ее теплым пивом.

Солнце катилось к закату. Я пристально всматривался в безоблачное темнеющее небо, желая увидеть в нем приближающихся к нам «железных птиц». Но сколько бы я ни сверлил его взглядом, ничего не менялось. Помощь не спешила.

После пары банок я слегка захмелел, вместе с опьянением ко мне пришли тоска и спокойствие. Как будто сквозь дымку тумана я наблюдал за общением нашей спонтанной команды. Все происходящее виделось мне как бы в замедленном действии.

Вахтовики пили водку и продолжали травить байки, запас которых у них казался неиссякаемым. Пухляк от общения отказался – молча пил пиво, ел чипсы и шоколад, а после, не попрощавшись, ушел спать. Каждый из нас хотел, чтобы наши приключения закончились, но Иван Алексеевич, вероятно, хотел этого больше всех.

Пилот, несмотря на свое обещание «бухнуть», ограничился малым – оправдывался, что иначе не сможет нести дежурство. Вместо пьянства он несколько раз пытался подкатить к Насте-охотнице и каждый раз натыкался на молчание, безразличие и односложные ответы. Пробовал, уходил покурить, снова возвращался, опять пробовал и вновь терпел неудачу.

Петя пытался обхаживать обеих девушек – много и в основном неудачно шутил, щедро раздавал комплименты, выказывал невостребованную заботу. С неприступной Настей у парнишки, естественно, ничего не получилось, зато у Инги, которая была лет на семь старше его, он имел определенный успех. Она смеялась глупым шуткам, с радостью принимала комплименты и ухаживания, не обращая внимания на неестественную мальчишечью рисовку. Самая что ни на есть обычная девушка.

«Иришка, ты у меня совсем, совсем не такая простушка! – при мыслях о ней я ощутил в своей груди тоску, такую тянущую, ноющую и вместе с тем приятную. – Не получив от меня привычного сообщения, она наверняка сильно переживает и мучится, не в силах заснуть…»

Мы познакомились еще на первых курсах института, в те дивные годы юности, которые не видят перед собой преград. Она обладала особой неординарной красотой и среди парней была не особо популярна. До поры до времени я тоже воспринимал ее скорее как друга в юбке – так легко она меня понимала, так тонко умела настроиться на мою волну, так просто и заинтересованно рассуждала со мной о самых серьезных вещах. Как-то я встречал своих университетских друзей в родительском доме, тогда я только-только начал испытывать к ней первые нежные чувства. Проводив их, как бы между делом я спросил у отца, что он думает об этой девушке. Обычно до суровости серьезный и консервативно мудрый, он тогда ошарашил меня своим ответом: «Если хочешь жениться на ней, я не против – она действительно стоит этого!» Всю ночь я пытался разобраться в себе и в том, что увидел в ней мой проницательный папаня, а уже наутро признался ей. Через полгода мы расписались и с тех пор даже в своих самых смелых мыслях я ни разу не пожалел об этом.

«Не волнуйся, милая, у меня все нормально, – мысленно говорил я с ней. – Скоро нас спасут, и я вернусь домой, и смогу снова крепко обнять тебя…»

Тогда я еще искренне верил, что уже завтра все закончится хорошо.

– Вставай, Антоха, ваша очередь, – негромко говорил мне пилот, тормоша за плечо. – Чего, не понимаешь, что происходит? Открывай зенки, сейчас все вспомнишь!