Прямо из Управления Погребинский помчался к тетке на работу. Она отпросилась на полчасика, пошли в парк, сели на скамейку
— Вот! Дождался. Всех под монастырь подвел! — зло процедила тетя Аня.
— Не шуми! — остановил ее Гарик. — У меня у самого голова кругом идет!
— С тебя все и началось! — наступала тетка. — С тебя! Обезумел от безделья, идиот! То воровать начал, а то...
— Да что случилось?
— Отца убили, это тебе мало?
— Даже слишком! Глаза у меня на сухом месте, так думаешь, мне не горько? Не за мои же дела его убили!
— Не за твои? — недоверчиво спросила тетка. — А за какие?
Анна пристально вгляделась в племянника.
— Ты расскажи лучше, что у вас были за лотерейные дела?
— А ты не знал?
— Клянусь, нет! Чем хочешь поклянусь, не знал!
— Ну если не знал, так знай, что отец твой дурень! На фабрике ревизия.
— Что там нашли?
— То, что им надо было найти. Можно удивляться, что раньше не нашли.
— Неучтенку?
Тетку будто током ударило.
— Откуда такая терминология?
— Наслышан! Побывал же я кое-где. Ради чего отец... работал?
— Было ради чего. Теперь роют, хотят все на него свалить.
— А если и тебя спросят про «лотерейное счастье»?
Анна рассмеялась.
— Я чиста, как родниковая водица! Хоть на дыбу меня поднимай. Денег я им не отдам, а про остальное я знаю только понаслышке. Кроме отца, никто мне неизвестен из его компании. Да и отец твой был не главный, кто-то за его спиной стоял... Там, на Украине-то, хоть тихая заводь?
Гарик свято хранил завет Карачаева и тетке не открылся.
— Тихая, — ответил он.
— Вот и сиди в ней...
...Вернувшись из Москвы, Погребинский «наставнику» объяснил, что вызывали его в связи с убийством отца.
— Это я уже без тебя знаю! — буркнул Карачаев. — Кто убил, за что? Чем твой папаша занимался? Кого прогневил?
Погребинский притворно вздохнул:
— Для того и вызывали, чтобы узнать. Но я не знаю!
— Ну, ну! Может, и знаешь! Ты не в милиции! Здесь нужна полная откровенность!
— Работал отец мастером на небольшом заводе. Делали трехколесные велосипеды Жил тихо.
— Откуда у тебя любовь к деньгам?
— Это уже мое, благоприобретенное!
— От «лотерейного счастья» тетки? А не отец ли в этом деле был подмога?
— Если и отец, то разве она мне об этом скажет? — удивился осведомленности шефа Гарик.
— Тебе не скажет, а там может сказать? Серьезное твое положение... С отцом в том деле не был повязан?
— Нет!
— Это легче. Так вот. Как только тебя в милицию вызвали, мы решили отчислить тебя с завода. Могло быть и хуже. Но коли отец убит, если что там и было, то все с ним и ушло. Сам на себя ты не пойдешь наволакивать. Но и нам тебя держать опасно. Притихни! Поработай в сторонке. Пройдет года два-три, повидаемся. Глядишь, обратно вернем. Твоя хватка мне нравится. Но помни: молчок! Из-под земли добудем! Карачаевское слово крепкое, запомни это.
...Миша и Лида учились в одном классе, дружили, частенько вместе готовили уроки, играли после школы во дворе и, казалось, знали друг друга целую вечность. Миша видел Лиду девочкой-замарашкой с пальцами, испачканными чернилами, видел ее в слезах после полученных «неудов», видел беспомощную у доски на уроке географии, которую она не любила... Все изменилось в девятом классе. После долгих летних каникул, когда все разъезжались кто куда, вдруг оказалось, что многое изменилось. Изменилось серьезно, качественно, безвозвратно.
Михаил подошел поздороваться к Лиде. Она ли? За лето вытянулась, в чертах появились мягкость, женственность. Глаза — о таких говорят, что они с поволокой. А волосы красивыми крупными тяжелыми кольцами ложились на плечи. Как же можно было не замечать ее раньше?..
Вернулся из школы сам не свой. Потрясенный. Уже не сомневался, что любит. А она? Вдруг нет? Теперь это главный вопрос жизни. С кем посоветоваться? С товарищами? Так они же поднимут на смех, а еще хуже — проговорятся. Спросить у мамы?
Михаилу впервые стало ужасно интересно, как познакомились его родители, с чего началось у них. Отец тихий, медлительный молчун. Мать говорлива, подвижна как ртуть, скора и на дело, и на слово решительна.
Михаил решил схитрить и задать, как ему казалось, окольный вопрос:
— Мам, скажи, когда ты влюбилась в первый раз?
— В четырнадцать лет!
— Разве девочки в этом возрасте влюбляются?
Мария Ивановна рассмеялась.
— О ком из твоих подруг речь?
— Да нет! — поспешил разуверить ее Михаил. — Это чисто теоретическое любопытство. У нас в классе мальчики расселись с девочками, вот и все.
— А ты с какой девочкой оказался рядом?
— Пришлось сесть рядом с Лидой Маркиной...
— Помню, помню... Черноглазик, пушистые ресницы. Влюбился?
...Затем был новогодний бал в школе — приподнятое праздничное настроение, темная хвоя елки, блеск огней, танцы, мелодия вальса, легкий запах духов, новое, сшитое специально к новогоднему балу платье. И огромные Лидины глаза. С поволокой.
— Лида, я тебя люблю!
Она сделала вид, что не слышит.
— Я люблю тебя! — повторил Михаил уже смелее и громче.
— Знаю! — услышал в ответ дрогнувший голос. — Что ты кричишь на весь свет?
Истекли последние минуты старого года. В школу приехали родители. Михаил увидел маму. Директор школы ввел ее в зал, прервалась музыка. Мария Ивановна Горина вышла вперед и обратилась к школьникам:
— Дорогие ребята! Ваши учителя просили меня поздравить вас с наступающим Новым годом.
От души, от всего сердца поздравляю вас от имени городского совета, от имени партийной организации города, от себя лично! Нет большей радости для товарища Сталина, для всех нас, чем видеть вас счастливыми, чем надежда, что ничто не омрачит вашего счастья в будущем, что вы его сумеете сохранить, несмотря на все невзгоды, защитить с оружием в руках, если это понадобится! Но какие бы вам впереди ни выпали испытания, тот мрак и ужас, которые пережило мое поколение, вам не грозят! Мы пережили агонию царизма, мы пережили унизительную мировую войну — бесцельную, не нужную нашему народу, мы отразили интервенцию четырнадцати держав и белогвардейских полчищ, позади разруха, голод и холод. По крутым ступенькам поднималось ваше нынешнее благополучие. И даже то, что для вас устроили в этом зале новогодний бал, еще недавно было бы невозможно.
Когда-то, а я это помню, в этом зале могли танцевать только офицеры и дворянские дети. Мне тоже, как и вам, когда-то было шестнадцать лет, я еще не носила кожаной тужурки, а одевалась, как и вы, в девичьи платьица, заплетала косички с бантами. Когда в этом зале офицеры кружились в вальсе с моими ровесницами, дворянскими девушками, я стояла на допросе перед жандармским офицером. И все для того, чтобы вы сегодня могли здесь веселиться, праздновать свое счастье, любить и надеяться! С Новым годом, дорогие товарищи! С новым счастьем!
Радио разнесло по залу бой кремлевских курантов...
В июне 1941 года Миша сдавал экзаменационную сессию в Московском энергетическом институте. Лида — в Одесском педагогическом...
На рассвете 22 июня упали первые бомбы на Одессу. Вечером Михаил, почти весь день продежуривший на почтамте, пытался дозвониться до матери, но так ничего и не вышло.
30 июня собрали студентов начальных курсов и объявили, что завтра им надо явиться с вещами в институт для отправки на специальное задание. Ребята решили, что это засекреченный призыв в действующую армию. Кто-то высказал предположение, что их повезут в Киев, чтобы там влить в воинские формирования, вооружить для скорейшего отражения врага. Их доставили на Десну и вручили не оружие, а лопаты. Копали противотанковые рвы.
Мария Ивановна металась в своем кабинете: радио сообщало о контрударах советских войск под Новгород-Волынским, Перемышль переходил из рук в руки.
В эти дни многие растерялись. Но большинство верили, что успех фашистских войск не будет длительным, и ждали, что вот-вот подойдут резервы, враг будет остановлен и отброшен.
