«Да кто и когда узнает? — решил Погребинский. — Нас было только двое. Этот работяга не ведает, как меня зовут и откуда я, а я о нем знаю, что зовут его Петей, и все. Да кому в голову-то придет?»
Об этом не сказал даже Павлу. Радовало другое: сырья — чуть не на год работы, а его можно сдать в багаж и домчать до нужной станции на поезде. Это не то что возить сырье на консервный заводишко!
Свои полистирол и латунь Погребинский на время припрятал в сарае, рядом с домом, где снимал квартиру. Начинать надо было с выпуска совхозной продукции, осмотреться, прикинуть, кому из рабочих можно поручить изготовление неучтенки. Кто падок на деньги и в то же время молчун, не проболтается. Такой мужик нынче в дефиците, не валяется. Деньги-то каждый любит, а вот язык за зубами держать...
Карачаев постоянно твердил Гарику, что с оплатой за неучтенку надо быть очень осторожным. Первая опасность — это сырье. Сэкономил заводское сырье, изготовил из него продукт для собственной реализации — вот тебе уже статья за хищение государственного имущества. Заплатил рабочему из совхозной кассы за изготовление неучтенной продукции — еще одна статейка из того же кодекса. В том и фокус, чтобы проскочить в узенькую воронку, в щель, в игольное ушко. Очень многие пренебрегают этими правилами. Одни по жадности не хотят покупать сырье за свой счет, другие просто полагаются на авось, третьи — из-за самоуверенности: от всего, дескать, можно отвертеться, если ум имеется.
«Закон любит классику! — поучал Карачаев. — Закон любит точность. Отклонение смерти подобно».
Но если платить из рук в руки, кто же не догадается, что не все тут чисто? Опасность! Возьмет деньги работяга и пожелает заняться шантажом, тогда как?
Потом Павел удивится, что, продумывая и рассчитывая все детали дела, ни он, ни Погребинский, никто иной не взяли в расчет самой вопиющей бессмыслицы: в животноводческом совхозе изготавливать латунную бижутерию! Рабочие подсобного цеха на пустяковой работе зарабатывали гораздо больше, чем рабочие животноводческой фермы на холоде, в грязи. Не посмотрели, как со стороны будет выглядеть их доходное дело.
Первые прессовки и отливки сделал сам Павел. Первой запустили на поток брошь «жук». К концу дня все рабочие освоили операции. Дело пошло. За неделю было изготовлено и собрано около тысячи таких украшений.
— Куда эту уйму? — воскликнул ошеломленный Андронов. — Эти жуки сами-то не расползутся по покупателям.
Он что-то подсчитал на бумажке и строгим взглядом окинул Павла и Гарика:
— Совхозная продукция?
— Совхозная! — ответил Погребинский.
— А есть и не совхозная?
— Нет! — твердо ответил Погребинский.
Андронов нахмурился.
— Верю! Дело, мальчики, серьезное. Если будет и не совхозная, — я вам не защитник.
Погребинский погрузил тысячу жуков в чемодан и поехал в Ленинград. На галантерейной базе продукция была одобрена, первую партию изделий направили в небольшой магазинчик.
Людное место: нужно не нужно, каждый зайдет. Директора на месте не было. Погребинский передал «жуков» товароведу Тамаре. Она положила на ладонь несколько брошей, ее тонкие брови поползли вверх, черные глаза заблестели. Позвала продавщиц:
— Глядите, девочки! Такого у нас еще не бывало! Товар пойдет!
Она тут же нацепила на свитер «жука» с синеватыми крыльями. Товар пересчитали и выставили десяток на прилавок.
Погребинский пошел в торговый зал и делал вид, что рассматривает галстуки, сам же искоса поглядывал, что происходит вокруг.
Время к вечеру, в магазине толкались покупатели. Вот новый товар заинтересовал двух старшеклассниц: купили сразу двух «жуков», тут же приладили их к пальто. Не прошло и пяти минут, как еще десяток брошей ушли с прилавка. Покупали их не все, но те, кто заходил в магазин, непременно задерживали на них свое внимание.
Погребинский прошел в служебное помещение.
— Хороший признак! — заметила Тамара. — Иные брошки лежат годами...
Гарика подмывало начать с Тамарой деловой разговор, предложить ей неучтенную продукцию, но побаивался открываться незнакомому человеку. Не теряя времени, добежал до «Севера», купил самый дорогой торт, набор шоколадных конфет, две бутылки «Шампанского» и вернулся в магазин. Тамара тут же поставила греться электрический чайник. Продавщицы по очереди бегали в подсобку лакомиться тортом и конфетами.
У старшеклассниц оказалась легкая рука. Сначала на «жуков» совершили набег несколько стаек школьниц, потом пошел народ с работы. «Жуков» расхватывали не только женщины, но и молодые люди — видимо, брали для подарка. К закрытию магазина распродали более двухсот штук.
Погребинский внимательно приглядывался. Кассы в магазине нет, деньги за товар получают продавцы. Место бойкое — удачнее не придумаешь. Алояна можно не посвящать, без него обойтись, иначе и он войдет в долю. Наконец Погребинский решился. Он пригласил Тамару в ресторан. Она охотно согласилась.
Погребинский не разыгрывал из себя ухажера — росточком невысок, полноват, высоких женщин побаивался. Он был догадлив и сразу понял, что Тамара легко согласилась пойти в ресторан, предчувствуя деловой разговор, а не любовное приключение. Не ломаясь, она выпила коньячку, в ее темных глазах светились ирония и ожидание интересного предложения.
Гарик долго говорил на отвлеченные темы, потом перешел к делу.
— Товар пойдет? — спросил он, понизив голос.
— Похоже, пойдет! — ответила Тамара.
— А если провезу мимо базы?
— Можно! — согласилась она. — Прямая поставка, на базу идут только накладные.
На губах у нее играла усмешка.
— А если с такой же партией и свой товар?
— Что я буду иметь?
Алоян брал за реализацию половину. Погребинский решил рискнуть, предложив тридцать процентов. Тамара отрицательно покачала головой.
— Тридцать пять! — надбавил Погребинский. — Больше не можем!
Тамара указала ему на бутылку с коньяком. Погребинский наполнил рюмки. Чокнулись, выпили.
— И вот что... Я ничего не знаю. Товар приносить учтенный и неучтенный сразу. Отдельно свой товар не таскать!
Погребинскому казалось, что экспресс Москва — Ленинград едва тянется, так ему не терпелось похвастаться успехом.
Андронов выслал Авдеича встречать Гарика. Погребинский завернулся в тулуп и решил вздремнуть — во сне время быстрее бежит, но заснуть не удавалось. Словоохотливый Авдеич затеял разговор.
— Ну как в Питере? Стои́т?
— Стои́т! — коротко и довольно резко ответил Погребинский, давая тем самым понять своему незатейливому спутнику, что ему вовсе не до бесед.
— Что мало погулял? Дело молодое, а в городе весело...
Погребинский не ответил.
— А у нас Гроза отелилась... Рановато нынче. Январский отел — тяжкий...
Гарик не проронил ни слова. Его совсем не интересовали ни корова Гроза, ни теленок, которого усердно расхваливал Авдеич. Потом попутчик Гарика проклинал старость — все болит, что это за жизнь, вот прежде бывалоча... Потом он жаловался на снега: валят и валят каждый день. Ни одна машина не выходит из гаража, а надо то туда, то сюда съездить.
«Вот противный старик, — думал Гарик, — видит же, что человек с дороги, устал, так нет — тарахтит без передышки. Спать охота, просто ужас, а этот...» Остановились у трех сосен над Белым озером. Авдеич извлек из кармана полушубка поллитровку и строго приказал:
— Кажи свои гостинцы! Какова закусь?
Сейчас бы побыстрее домой, но лошадь не мотор. Да и придется оказать уважение старику — вживаться надо в новую среду обитания. Погребинский достал колбасу. Авдеич отрезал ломоть черного хлеба. Выпили. Старику дорого не столько выпить, сколько поговорить.
— Не пойму я вас, оба из Ленинграда... Наша молодь в город бежит, а вы из города.
— Каждый день радио и телевидение призывают идти в село! Что же тут непонятного?
— Хм! — отозвался Авдеич. — Не ту молодь призывает радио. И не на те дела!
— Дела бывают всякие! — осторожно заметил Погребинский. — А ты, Авдеич, молодец, что этот перекур устроил. Водочка — дело хорошее. Особо на морозце, — пытался перевести разговор Гарик. Он ласково, заискивающе смотрел на старика. — Давай еще махнем по одной.
