— Как же я задолбался! — воскликнул стражник за одним из столов.

— Ты о чем, Бил? — поинтересовался его сосед и собутыльник.

— Да я в целом, эта ужасная работа, от которой все тело в мозолях и соли, этот грязный город, в котором святые вши и святая грязь на каждом. Нет, я ничего не имею против религии и понимаю, что благодаря всему этому мы становимся чище духовно. Но вот чисто физически я задолбался. Почему мы не можем жить так, чтобы было легко и просто? Найти какой-то другой путь к просветлению и чистоте души. Без вот этих всех страданий и испытаний, — пьяный стражник говорил все громче и громче.

— О, как тебя развезло. Так если что-то не нравится, меняй это. Все же в твоих руках. Уволься с работы и езжай куда хочешь. Найди себе подругу, влюбись. Путешествуй и наслаждайся жизнью. Если твоё счастье в этом, конечно. А вот про варианты просветления лучше говори тише. Думаю, ты еще не забыл, как последнего подобного "учителя" сожгли, — рассудительно заметил Рик.

— Боюсь, — внезапно тихо отозвался Бил.

— Чего же?

— В первую очередь, разочароваться в этом мире. Знаешь же, как говорят: «Хорошо там, где нас нет, а там, где мы есть, всегда плохо». Может все же дело во мне.

Во вторую очередь, боюсь, что меня просто поймают и повесят за измену или за что-нибудь ещё. Не знаю, как еретика, например. Времена же такие. Сам вон помнишь про того парня, что сожгли за то, что назвал церковь борделем, или как он там их назвал.

Ну и в третьих, это голод. Почти все же голодают. Кроме богатых и зажиточных купцов, конечно. Тут хоть и протухшая еда, но она хотя бы есть, — грустно перечислил буйный посетитель.

— Это все больше звучит как оправдание. Пока не попробуешь, так и не узнаешь, дело в тебе, или это просто место не твоё. А повесить тебя и на службе могут, коль захотят. Как говорится, причина всегда найдётся. Что-что, а основания для казни церковь находить умеет.

Еду всегда можно найти. В конце концов, у тебя же руки не из жопы. Охотиться и рыбачить умеешь. Навыки с учений тебе в помощь, — продолжал спокойно рассуждать Рик, стараясь успокоить друга, чтобы не мешать уже периодически посматривающих в их сторону посетителям.

— Тоже верно. Знаешь, наверно, ты все же прав. Во всем. Я просто ищу оправдания своей лени. Решено, завтра пишу заявление и валю подальше из этой помойки. Ты со мной? — успокоившись, Бил внезапно встрепенулся и стал уверенным.

— Вот и правильно. Нечего сопли по столу размазывать, он и так весь облеванный. Что до компании, прости, но нет. Мне кажется, мое место тут. Да и, в конце концов, вдруг все же вернёшься. И я тогда смогу помочь тебе снова устроиться.

— Возможно. Тогда давай выпьем за выбор, место и, черт побери, нашу дружбу!

— Давай.

На следующий день Бил действительно уволился, начальник с грустью в глазах, но молча принял от него сданное снаряжение и, пожав руку, пожелал удачи. Бил выехал из города в тот же вечер. Возможно, именно это его и спасло. Хотя бы на время.

Знаешь, читатель, ведь на самом деле никто не заслуживает смерти. Хотя признаться, иногда думаю иначе. Когда какой-нибудь алкаш докапывается на улице до девушки. Или вон тот козёл на десятке меня подрезает. В такие моменты думаю, что их служба в жизни достойна награды в виде смерти. Правда, когда остываю, такие мысли уходят. Думаю, у тебя чаще всего тоже, да? Наверное, мы с тобой слишком добрые.

На самом деле, у всех ситуаций есть причина, иногда, правда, от попавших в неё героев независящая.

И все же, смерть всегда печальна.

Потому мне всегда грустно, когда вспоминаю эту историю. Особенно удивляясь тому, как же я смог выжить. Еще больше тому, что именно нас спасло.

В те времена мало бы кто нам поверил. А за жесткое убеждение могли сжечь на костре. Вот мы и молчали, даже после того, как узнали. Впрочем, и сейчас мало кто поверил бы. Разве что нынче не сожгут. По крайней мере, публично. С целью вылечить других умалишенных, что будут стоять в первом ряду.

Зря. Зря ты решил, мой добрый друг, читать эту историю. Лучше бы пошел посмотреть пару новых серий мультфильма про круглых мультяшек, чем узнавать про смерть.

Моих стараний по улучшению всей мрачности истории вряд ли достаточно, и раз уж решил читать, прими мои извинения за возможно испорченное настроение.

Прежде чем читать дальше, зажми нос. Что будет в следующих главах, слишком смердит.

— Говорят, глашатаи первыми узнают о происшествиях. Хрен там. Первыми узнают те, кто работает с жертвами от этих происшествий. Если сами выживают.

/Трактирщик, что становится философом после трех кружек хмельного

Трупы. Трупы. Трупы. Вокруг были одни трупы. Их запах чувствовался задолго до того, как можно было разглядеть глазами, что за куча впереди. Гробовщик был в шоке от количества трупов, что доставили ему к вечеру. За последнюю неделю, после объявления церкви о приёме трупов без разбора, Боб привык, что ему почти перестали привозить трупы. Ему понравилось упаковывать всего по паре штучек в день вместо десятка, в основном, это были богатеи. А тут сразу полсотни за вечер, и все вперемешку. И это при условии, что бездомных хоронить поручили стражникам самостоятельно, дабы немного его разгрузить.

Даже в прошлом году, когда было массовое отравление, ему привезли всего пару сотен за неделю.

Что, по сути, немного больше нормы в десять тел в день.

Плюнув в сторону, он пошёл за китовым крюком. Его братец весьма удачно угодил с сувениром.

Боб его применял, конечно, не для китов. А для того, чтобы вытаскивать особо ценные кусочки из общей кучи. Те тела, что были родственниками богатеев. Их нужно было хоронить в гробах. На остальных же было всем плевать. К тому же в карманах ценных трупиков иногда были весьма ценные вещи.

Отличал же он особенных от остальных по более вычурной одежде в ярких тонах.

Насколько это было возможно среди всей этой гнили и грязи, что налипла при доставке. Мало кто заморачивался с тем, чтобы довезти труп без падений в грязь, сточную канаву или ещё куда.

Некоторые родственники даже наоборот, обмазывали труп навозом, прежде чем привезти его к Бобу.

Вначале своей работы гробовщик думал, что это делают специально, чтобы он не прикасался к телу или уж тем более, не проверял карманы. Потому ему объяснили про манифесты церкви о святости грязи, и как она помогает достигнуть святость души. Сдержавшись тогда от дикого хохота, он спокойно взял кусок сырой земли, приправленную свежим лошадиным дерьмом, и показательно натёр им лицо только что привезённого брата клиента, естественно, мертвого.

После такого поступка его голова тогда ждала оплеуху или что похуже. А в итоге получил восхищенные взгляды и неплохие чаевые.

С того момента он периодически повторял такой ритуал для особо верующих богатеев. Раз на двадцатый ему уже не хотелось ржать во весь голос. На тридцатый и вовсе сие действие надоело. Но слава шла впереди него, и клиенты уже сами просили натирать их покойных родственников его «особой», горячей и свежей смесью за пару монет. Кто-то даже стал покупать для процедур.

Как итог, его лошадь своим дерьмом зарабатывала не меньше своего хозяина.

Эта мода про обмазывание ушла в массы, и более бедные не могли себе позволить пару лишних монет для его «особой» смеси и создавали свою из коровьего навоза.

Услышав слухи про него и его «особенную» смесь на рынке, Боб лишь плюнул и выругался.

Он искренне не понимал, как могла его шутка над очередным религиозным манифестом превратится в целый новый серьёзный и модный обряд, на котором все помешались.

Сам он в религиозную чушь насчет святости грязи не верил. Никому, конечно, не говорил. Особенное после того случая, все же лишних денег не бывает. И они, как говорится, не пахнут. Но не верил.