Выйти за стены… Сыворотка могла вылечить тетру, но долгого иммунитета не давала. Даже если забрать с собой весь запас сыворотки, никакой жизни за стенами не устроишь. Разве что вывезти и ученых, и их лаборатории. Но если бы это было возможно! Вряд ли синтезирование сыворотки от тетры возможно в походной палатке…

– Ага-ага, – парень усмехнулся. – Не разделяешь… Поэтому ты и приперлась сюда в чем была и даже волосы не убрала.

Я спешно заправила прядки за уши и огладила складки платья.

– Ты ошибаешься. Мой вид ни о чем таком не говорит.

– Ну смотри.

Парень хмыкнул и отошел. Я смотрела ему в спину, снова и снова лихорадочно заправляя выбившиеся волоски за уши.

Может, когда-то Цион и умрет. Но точно не при мне. И я за свою жизнь точно сделаю все, чтобы Цион, а вместе с ним и я жили хорошо и у всех нас была надежда и цель. И сейчас я докажу этим людям в министерстве, что, какое бы простое на мне ни было платье, я достойнее остальных претендентов в тысячу раз.

Парень исчез в толпе, опустившись на свое место с краю зала, а в моей голове все звучал его голос: «Послать наш любимый сладенький Цион к черту…» Я зажмурилась, силясь выкинуть эту дурацкую фразу из головы, но теперь перед моими глазами появился тот парень, с которым я столкнулась вчера в переулке. Одетый в неприметно-серое, с неприметным же, хотя и хорошо очерченным лицом… Кем он был? Складной ножик говорил о том, что уж он точно послал Цион к черту.

Я ущипнула себя за руку и невольно охнула. Вышло больнее, чем раньше, да и вообще в последнее время я, кажется, перебарщивала с телесными наказаниями. Но как быть, если в голове такой бардак? Сейчас – в голове, через секунду – на языке…

Я вдохнула поглубже. У того парня из переулка и правда было симпатичное лицо. Высокие скулы, прямой нос и светлая, будто выцветшая прядка, спадавшая на глаза, – от всего этого замирало сердце. Но я все правильно сейчас сказала: альтернативные взгляды я не разделяю. Моя жизнь – Цион. А Цион – это его правила. Уж кто-кто, а я по этим правилам играть умею. И маме мое лицо на плакатах понравилось бы. Правда, она его не увидит…

В зале снова появился мужчина с порто-визором:

– Тесса ла’Дор!

Как я прошла по проходу, я даже не запомнила. Сердце колотилось так сильно, что я только его и слышала. Мужчина легко, очень равнодушно мне улыбнулся и кивнул на проход меж драпировками, где исчезали все предыдущие претенденты. Может, он меня не узнал. А может, это было и неважно. Я шагнула за занавеску.

Большую часть второго зала занимало круглое, ярко освещенное возвышение. По сторонам от него громоздились софиты и съемочная техника. Я пыталась выхватить взглядом объективы, ручки, штативы – все это стоило целое состояние, но министерство, конечно, могло себе все это позволить. И мужчина, куривший на ступеньках такую дорогую для Циона сигарету, очевидно, тоже занимал в министерстве не последний пост.

– Сюда.

Ко мне шагнула ла’Гарда. Она указывала на круг света, но я не могла отвести взгляда от ее идеальных, будто пластиковых ногтей.

– Ну? – поторопила она меня. – Нужно понять, как ты смотришься в кадре.

Я подняла взгляд. Прямая челка и идеально ровная, параллельная ей линия каре. Глаза подведены тончайшей чертой, и кончик стрелки остро смотрит из-под ресниц. Голубое платье и правда, скорее всего, из натурального шелка, хотя я видела шелк в своей жизни нечасто. Вия ла’Гарда казалась совершенной, так что дух захватывало.

– Солнышко мое нежное, – ла’Гарда прикрыла на мгновение глаза и тут же открыла, – мы не можем тебя ждать вечность. Будь так любезна, встань в круг.

Я опомнилась и поднялась на возвышение. Свет ослепил меня, и я инстинктивно заслонилась рукой.

– Посмотри в объектив, будь так добра.

В голосе ла’Гарды не было тепла, и вежливость ее звучала скорее раздраженно. Но я сделала, как она просила, и, умоляя про себя собственные глаза не слезиться, уставилась туда, где блестело округлое стекло объектива.

– Ох, ну ради всего святого…

Ла’Гарда вступила на возвышение вслед за мной, дернула за плечи и заставила выпрямиться. «Ради всего святого» – как легко это слетело с ее языка.

– Не горбись. Да что с тобой такое? Это не плаха, в конце-то концов.

Я старалась не сутулиться, но в безжалостном ярком свете больше всего мне хотелось сжаться и обхватить себя руками. Ла’Гарда отступила, прищурившись, снова подошла, развернула меня боком и приказала:

– Живот втяни. И зад тоже. Ну держи же спину!

Она сошла с возвышения, оставив меня гадать, как одновременно втянуть и зад, и живот.

– Делайте снимки. А ты… – Ла’Гарда сверилась с порто-визором в руках мужчины. – Ты, Тесса, сделай одолжение и встань как следует. Ты как будто и не хотела сюда приходить.

Я распрямилась:

– Нет, что вы, я очень…

Ла’Гарда вскинула руку:

– Молчать.

Я почувствовала, что краснею, и машинально обняла себя за плечи. Волосы выбились из-за ушей. Послышались щелчки камер, и я попыталась выпрямиться. Краем глаза я видела свои снимки, которые тут же выводились на экраны визоров по краям зала.

– Вот эту, эту. И эту тоже. – Ла’Гарда кивала техникам, указывая на фотографии.

Снимки, видимо, сразу же отсылали ей на порто-визор: я увидела несколько кадров, которые ла’Гарда тут же уменьшила, прикладывая к какому-то документу.

– Черты симметричные, равноценные. Овал лица очерченный, четкий. Губы не слишком пухлые, но изгиб решительный, графичный, – перечислял мужчина, рассматривая одну из моих фотографий на визоре. – Нос аккуратный. Глаза зеленые.

Ла’Гарда прищурилась, заглядывая мне в глаза.

– Даже слишком зеленые. Очень красиво. Можно было бы подумать… – Она запнулась, обрывая себя же улыбкой. – Но нет, конечно. Все свое, все натуральное, правда же? – Она подцепила пальцем прядь моих волос. – Ты же их не завиваешь?

Я осторожно мотнула головой.

– Мне нравится твой образ. Очень нежный. Очень невинный, даже наивный. Думаю, на такой типаж найдется… отличная роль. В ней что-то есть, да? – Ла’Гарда обернулась к мужчине.

– Посмотрите на ее баллы. – Вместо ответа он протянул ла’Гарде свой порто-визор.

– Сколько? Ничего себе. – Она развернулась ко мне с улыбкой. – Восемь тысяч четыреста девяносто баллов. А ты целеустремленная, да?

Я куснула губу:

– Но у меня должно быть восемь тысяч пятьсот сорок три балла…

– Ну, милая… Может, сегодня утром у тебя столько и было. Но ты, я смотрю, почему-то даже не отметилась на входе. И комм твой…

Ла’Гарда подхватила прохладными пальцами мое запястье и провела по экрану моего браслета.

– Сел? Ну да, ты бледновата. С таким цветом лица свежий воздух нужен как… воздух.

Она мягко, но без особого дружелюбия улыбнулась своей собственной шутке, а я мучительно подсчитывала цифры. Как с меня сняли пятьдесят три балла, за что? Неужели это все простой выключенного комма, который в норме должен быть включен всегда?

– Разберись, – бросила она мне, кивнув на браслет.

Да уж разберусь… Я сжала руки в кулаки. Так за пару дней у меня не останется ни балла.

– Смотрите, – позвал ла’Гарду мужчина. – На нее уже разместили ставку.

Какую еще ставку?

– Покажи.

Ла’Гарда взяла порто-визор из его рук и огладила экран:

– Но я выслала ее дело всего минуту назад. И уже?.. Неплохо. Я бы даже сказала, очень неплохо. Так. А это что?

Она двигала какие-то строки на порто-визоре, но мне было ничего не разглядеть.

– Приютская, значит. Так. А тут что?..

Ла’Гарда задержала взгляд на одной из строк, потом обернулась ко мне:

– Где твой отец, солнце?

Я распрямилась:

– У меня его нет.

– Я вижу. – Она качнула порто-визором. – В твоем личном деле пробел. Так не бывает. Если бы твоя мать нагуляла тебя без брака, ей пришлось бы от тебя избавиться.

Я стиснула зубы. Да какое ла’Гарде дело? Неужели для съемки на плакаты все это важно?

– Мой отец умер от тетры. Мне не было и года.