В проулках гуляло эхо, пахло влажным бетоном, а на подоконниках темнел намокший от дневного дождя мох. Я никогда не ходила по таким окраинам, никогда не подбиралась так близко к стене (разве что у приюта, но там я бродить не хотела), и теперь эти пустые темные переходы меня пугали. Да и сам приют здесь, совсем недалеко, отодвинутый подальше из центра города. А ведь новые поколения, особенно покинутые родными и сироты, – это будущее. Почему же от этих мест и самого приюта, серого и холодного, веет могильной сыростью?

Я вернулась по переулку в поисках дверей, за которыми парень мог скрыться, а потом осмотрела пожарные лестницы. Но вскарабкаться с земли по ним было трудно: нижние их ступени были подняты до второго этажа, а если бы парень до них и дотянулся, я непременно увидела бы его где-то наверху: металлические лестницы прекрасно просматривались. Ничего не дала и прогулка вдоль стены: гладкий бетон взмывал ввысь неприступной твердыней, и ни трещины, ни подкопа я не нашла. Парень просто пропал. И исчез он, конечно, в городе, а не за его пределами.

Моя фантазия с этим рюкзаком перешла все границы. Может, в конце концов, он и правда вовсе не принадлежал исключенному? А о том, что связываться с незнакомцем не стоило, нож – откуда бы он ни взялся – говорил красноречиво.

И все же мне следовало сообщить об этом парне: если его поймают и осудят, мне полагаются баллы за содействие, но с коммом, который никак не хотел включаться, сделать было ничего нельзя. Я бросила взгляд наверх: солнце уже, видимо, зашло и небо начало тускнеть. Скоро в приюте объявят комендантский час.

– Ну и где тебя носило?

Сора стояла в дверях женской спальни, уперев руки в бока. «Повесили тут на меня малолетку» – вот что читалось в ее взгляде. Из-за ее спины выглядывали две рыжие девушки. Одну из них я уже сегодня видела: она утешала меня, когда я читала уведомление о церемонии прощания, а вторая… Вторая была похожа на первую как две капли воды. Я сморгнула: показалось, что в глазах двоится. Но нет: рыжих было двое. Сестрами они, конечно, по правилам Циона быть не могли, но от одинаковости их лиц мне стало тревожно.

– Сейчас без двух девять.

Я успела посмотреть на часы еще в вестибюле – мой комм так и не заработал.

– Весьма недальновидно с твоей стороны гулять до последнего. Особенно в твой первый день, – парировала Сора.

Она все еще возвышалась в дверях, не давая мне пройти, и я встала к ней почти вплотную. Во взгляде Соры горело не раздражение – ликование. Да, ей нравилось отчитывать…

– Весьма недальновидно с вашей стороны читать мне неоправданные нотации, – не сдержалась я. – Вы же не хотите, чтобы я подала на вас жалобу?

Я ничего не нарушила. Я имела на это полное право. Какого терминала, в конце концов, эта девица себе думает?

Сора сделала ко мне шаг, и я почти уперлась носом в ее нос. От Соры пахло неожиданно – цветами. То ли мыло, то ли даже духи… Нет, духи вряд ли: в ее возрасте много не зарабатывают, а духи стоят дорого. Но и душистое мыло тоже нужно было покупать отдельно: стандартные бруски, которые производили на ционской химической фабрике и продавали по баллу, не пахли ничем. Так откуда у простой девчонки, недавно прошедшей Распределение, средства на такие излишества?

– Права качать, значит, решила, – прошипела она. – Только вот стукачей здесь не любят. Будешь из себя строить умненькую, устрою для тебя надзор. А от надзора, сама знаешь, прямая дорожка к нулю.

У меня похолодели кончики пальцев. Штрафы – одно, и даже надзор – дело поправимое. Но ноль? Вот уж чего я в жизни не заслужу, даже если очень постараюсь.

А комм у меня, как назло, не работает. Ни звонков, ни сообщений. Кому я с таким браслетом сообщу о превышении полномочий? До уличного терминала до утра не добраться. Разве что искать кабинет управляющей, но где он? И как эта управляющая отнесется к «стукачке»? Я видела эту женщину какую-то минуту, когда меня привела сюда служащая из опеки. Я не успела понять, какая она из себя. Скорее всего, она, конечно, за соблюдение правил. Но Сора здесь работает. С чего бы управляющей верить мне, а не своей подчиненной?

– А нет, так проснешься ночью оттого, что твое одеяло полыхает, – прошипела Сора, наклонившись к самому моему уху. – А ты вместе с ним. Привязать-то тебя с одеялом к койке – дело минутное.

Сора отстранилась. Я кинула взгляд через ее плечо: на меня глазели не только рыжие девчонки, похожие друг на друга, как сестры, но и вся спальня. Девушки постарше, девочки помладше и совсем еще малышки – они, возможно, еще даже учиться не поступали. Одетые кто как – кто в школьную форму, кто в универсальные серые юбки с белыми блузками, кто в бурые ночные рубашки, – они сверлили меня глазами.

– И комм свой почини, – бросила мне Сора уже громче. – Я за тобой бегать не собираюсь.

– Откуда вы…

– Меня назначили твоей патронажной сестрой, – напомнила она. – Теперь все шишки, не долетевшие до тебя, будут сыпаться на меня. А мне это нужно? Вот сама и думай. Одеяло. Надзор… Что лучше?

Она хотела уже развернуться, но на ходу бросила:

– Тебя искали. Из министерства просвещения. Ждут тебя завтра на какую-то там беседу.

– Министерство просвещения? С чего бы им со мной беседовать?

По спине пробежал холодок. Я что-то нарушила? С меня хотят снять баллы? Но штрафы обычно списывают автоматически. Для этого не нужно приходить в министерство. Да и почему именно министерство просвещения?

– А мне почем знать?

– Но откуда…

– Я же говорю, ты под моим патронажем. И пока твой комм в отключке, все сообщения переадресовываются мне. На, смотри сама.

Сора скривилась и, тронув свой браслет, продемонстрировала экран мне.

«Уважаемая Тесса ла’Дор… явиться для личной беседы… – выхватила я. – 12:00, ул. ли’Крон, 10».

Я даже не шевельнулась. Это шутка такая? С чего бы я могла им понадобиться? Да и адрес странный: ли’Крон находится на другом краю Циона, на границе с фабричным кварталом. Почему меня вызывают не в центр города, а в один из министерских департаментов?

Сора прокрутила письмо до конца. Под последней строчкой стояла печать министерства. Не шутка.

– Все равно не понимаю…

– Не понимает она, – передразнила Сора, и за ее спиной захихикали. – Ну как раз. Завтра просвещать тебя, дремучую, будут. Министерство же просвещения.

По спальне прокатилась уже явная волна смешков. Смеются из подобострастия? Или тут и правда не женская спальня, а змеиное гнездо? Я поискала глазами рыжих девушек – кажется, они единственные не смеялись, – но они уже разошлись по разным концам спальни. С какой из них я познакомилась сегодня днем, я не знала.

– Все, закончили. По постелям!

Сора махнула рукой, и девочки разбежались по комнате.

Обычно все походы в город у Ниила заканчивались успешно: он ни с кем не заговаривал. Исключением служили разве что лоточники, да иногда он еще захаживал в мастерскую к ли’Марру, но тот, кажется, обществом Ниила тяготился все больше и больше. Ниил знал, что он все еще ценное знакомство для ли’Марра, но и для него ли’Марр становился чуть ли не единственным источником живых новостей из Циона, а это было плохо. Не стоит делать ставки на одно поле.

Так или иначе, обычно Ниил разговоров избегал. Старался выглядеть как можно незаметнее и одевался в серое, но не самое затертое, двигался быстро, но не слишком поспешно. Однако в этот раз к нему прицепилась какая-то девчонка, и он сразу понял, в чем прокололся. Его выдал чертов рюкзак последнего изгнанного.

Он, конечно, заранее содрал приметный желтый ярлычок – хоть об этом подумал. Но девчонка оказалась глазастой и, вероятно, разглядела желтые нитки. Уже потом, закрывшись у себя, Ниил рассмотрел рюкзак и повыдирал злополучные нитки, но его все равно следовало выбросить.

Ниил никогда не закупался в городе по-крупному, но другую сумку все же стоило раздобыть. Старый рюкзак прохудился, этот оказался слишком приметным – придется пошарить по лавкам, чтобы найти что-то непримечательное. Имперская мода все-таки сильно отличалась от ционской, да и непросто будет найти что-то не тронутое плесенью и молью. Если бы не эта девчонка…