– Что именно вам об этом известно?

–Только то, что писали в газетах. Он работал на нее в Степни. Они жили вместе. Она помогала его карьере. Считалось, что она играла роль феи-крестной из сказки или что-то в этом роде.

– Выражение «игрушка» подразумевает нечто большее.

– Игрушка?

– Вы употребили это слово минуту назад. «Твоя игрушка сломалась преждевременно». Эти слова предполагают нечто большее, чем просто благодеяния сказочной феи-крестной, оказанные молодому мужчине, вы не согласны?

Оливия стряхнула пепел в жестянку из-под томатов. Снова взяла сигарету в рот и заговорила из-под руки.

– Извините. У меня грязное воображение.

– Вы с самого начала решили, что они любовники? – спросил Линли. – Или какие-то недавние события создали у вас такое впечатление?

– Ничего я не решала. Не настолько интересовалась, чтобы решать. Я лишь прихожу к логическому выводу, к какому обычно приходишь, когда красавец и чудовище – обычно, хотя и не всегда, связанные друг с другом узами крови или брака, – проживают некоторое время под одной крышей. Крепкий член и влажная вагина. Не понимаю, почему я должна вам это объяснять.

– Однако это вызывает у вас некоторое беспокойство, не так ли?

–Что?

– Мысль о вашей матери, живущей с гораздо более молодым мужчиной. Возможно, даже вашего возраста. – Линли наклонился вперед, опираясь локтями на колени. Он хотел принять позу, располагающую к доверительному разговору, но заодно и получше разглядеть левую ногу собеседницы. Нога действительно дрожала, как и правая. Но Оливия Уайтлоу как будто не сознавала этого. – Давайте будем откровенны, – произнес он со всей искренностью, на какую был способен. – Ваша мать – женщина не первой молодости, шестидесяти шести лет. Вы никогда не задавались вопросом: не стала ли она сама слепой игрушкой в руках человека, который стремился к чему-то большему, чем сомнительное удовольствие спать с нею? Он был известным всей стране спортсменом. Вы не находите, что, по всей вероятности, он мог выбирать из только и ждущих этого женщин вдвое, если не больше, моложе вашей матери. И если так, что, по-вашему, он задумал, когда сблизился с вашей матерью?

Ее глаза сузились. Она взвешивала его вопрос.

– У него были проблемы со своей матерью, которые он пытался таким образом изжить. А может, с бабушкой. Или ему нравились старые и морщинистые женщины. Их обвисшая кожа. А может, возбуждало, если завитки были седыми. Выбирайте, что нравится. Я не могу объяснить данную ситуацию.

– Но вас она не беспокоила? Если природа их отношений действительно была таковой? Кстати, ваша мать это отрицает.

– Она может говорить и делать, что ей заблагорассудится. Меня ее жизнь не касается.

– Если вы пришли к некоему выводу о характере отношений между вашей матерью и Флемингом, – сказал Линли, – не поверю, что было трудно прийти и к другому. Ваша мать богата, если учесть все ее владения в Кенсингтоне, Степни и Кенте. А вы живете порознь.

– И что?

– Вам известен тот факт, что в завещании вашей матери главным наследником назван Флеминг?

– Меня это почему-то не удивляет.

– Разумеется, теперь, после его смерти, ей придется изменить завещание.

– И вы думаете, я надеюсь, что она оставит денежки мне?

– Смерть Флеминга делает это возможным, не так ли?

– Я бы сказала, вы недооцениваете степень вражды между нами.

– Между вами и вашей матерью? Или между вами и Флемингом?

– Флемингом? – повторила она. – Я не была с ним знакома.

– Не обязательно было его знать.

– Чего ради? – Она глубоко затянулась. – Вы ведете к тому, что я имею какое-то отношение к его смерти? Потому что хотела материных денег? Что за нелепая шутка!

– Где вы были ночью в среду, мисс Уайтлоу?

– Где я была? Господи! – Оливия засмеялась, но этот смех вызвал резкий спазм. Она поперхнулась воздухом и откинулась в кресле. Лицо ее мгновенно покраснело, и она бросила сигарету в жестянку, выдохнув: – Крис! – и отвернув лицо от Линли.

Фарадей метнулся к ней. Спокойно проговорил, положив руки на плечи Оливии:

– Все, все. Просто дыши и расслабляйся. Когда он встал рядом с ней на колени и принялся растирать ее ноги, подошел бигль и обнюхал ступни Оливии.

Со стороны кухни в мастерскую неторопливо вошла, негромко мяукая, черная с белым кошка. Когда она оказалась на досягаемом расстоянии, Крис схватил ее и посадил на колени к Оливии.

– Подержи ее, Ливи. Она опять пыталась сорвать повязку.

Руки Оливии обхватили кошку, но она осталась сидеть с откинутой головой и даже не посмотрела на животное. Закрыв глаза, она глубоко дышала – вдыхала через нос, выдыхала через рот, – словно легкие в любой момент могли потерять способность действовать. Фарадей продолжал массировать ей ноги.

– Лучше? Да? – спрашивал он. – Чувствуешь облегчение или нет?

Наконец она кивнула. Дыхание ее замедлилось. Она опустила голову и обратила внимание на кошку. И сказала сдавленным голосом:

– У нее ничего не заживет, если повязку не защитить от когтей нормальным ошейником, Крис.

Линли увидел: то, что он поначалу принял за белый мех, на самом деле было повязкой, которая шла через левое ухо и прикрывала глаз.

– Подралась с котами?

– Она потеряла глаз, – ответил Фарадей.

– Интересная тут у вас компания подобралась.

– Да. Верно. Я забочусь об отверженных. Оливия слабо засмеялась. Лежавший у ее ног бигль радостно стукнул хвостом о кресло, словно понял и принял участие в какой-то шутке. Фарадей взъерошил волосы.

– Черт, Ливи…

– Неважно, – отозвалась она. – Давай не будем обмениваться сейчас гадостями, Крис. Инспектору интересны не они, а только то, где я была в среду ночью. – Она подняла голову и, глядя на Липли, продолжала: – И где ты был, Крис, тоже. Полагаю, это он тоже захочет знать. Хотя ответ быстр и несложен. Я была там, инспектор, где и всегда. Здесь.

– Кто-нибудь может это подтвердить?

– К сожалению, я не знала, что мне понадобятся свидетели. Бинз и Тост, разумеется, с радостью помогли бы, но почему-то мне кажется, что вы не сильны в собачьем языке.

– А мистер Фарадей?

Фарадей поднялся. Потер затылок и сказал:

– Я уходил. Мы с приятелями устраивали мальчишник.

– Где это было? – спросил Линли.

– В Клэпеме. Могу дать адрес, если хотите.

– Как долго вы отсутствовали?

– Не знаю. Было поздно, когда я вернулся. Сначала я отвез одного парня домой – в Хэмпстед, так что, наверное, было около четырех.

– И вы спали? – повернулся Линли к Оливии.

– А что еще я могла делать в такое время. – Она снова откинулась в кресле и закрыла глаза, поглаживая кошку, которая старательно игнорировала Оливию и ритмично ворочалась на ее бедрах, устраивая себе место для сна.

– От коттеджа в Кенте есть запасной ключ. Ваша мать говорит, что вы об этом знали.

– Да? – пробормотала Оливия. – Тогда нас уже двое.

– Он пропал.

– И, предполагаю, вы бы хотели поискать его тут, У нас? Вполне законное желание с вашей стороны, но для его осуществления требуется ордер. Он у вас есть?

– Думаю, вы знаете, что его можно получить без особых сложностей?

Глаза Оливии чуть приоткрылись. Губы дрогнули в улыбке.

– И почему у меня такое ощущение, будто вы блефуете, инспектор?

– Да ладно тебе, Ливи, – со вздохом сказал Фарадей. – Нет у нас никакого ключа ни от какого коттеджа, – обратился он к Линли. – Мы даже не были в Кенте с… Черт, не помню.

– Но вы там бывали?

– В Кенте? Конечно. Но не в коттедже. Я даже не знал, что там есть коттедж, пока вы о нем не заговорили.

– Значит, сами вы газет не читаете. Тех, что приносите для чтения Оливии.

– Да нет, я их читаю.

– Но вы не обратили внимания на упоминание о коттедже, когда читали материалы о Флеминге.

– Я не читал материалов о Флеминге. Ливи хотела получить газеты. Я их ей принес.

– Хотела получить газеты? Специально просила? Почему?