– Да… да…

– Так вот, беда… подожди, давай немного увеличим скорость, мне кажется, мы сбавили темп… в том, что сердце получает нагрузку и нижняя часть тела укрепляется, а вот верхнюю часть можно отправлять прямиком на свалку. А если мы будем надевать на руки утяжелители и во время бега махать руками, мы…

Хелен внезапно остановилась. Она стояла, упираясь руками в колени, грудная клетка раздувается, как мехи, дыхание шумное.

– Что-то не так, Хелен? – Линли продолжал бежать на месте. – Полный круг по парку займет у нас всего… Я не знаю. Сколько он в окружности? Шесть миль?

– Господи, – выдавила Хелен. – Это… мои легкие…

– Возможно, нам следует отдохнуть. Две минуты, хорошо? Остывать же тоже нельзя. Можешь сделать растяжечку, если остынешь, а потом снова вперед. Надо, чтобы все было по правилам.

– Нет. Нет. – Хелен понадобилось две минуты, чтобы посидеть на траве, подняв лицо к небу, и восстановить дыхание. Когда она наконец смогла нормально дышать, то подниматься не стала, а напротив – легла, закрыла глаза и сказала:

– Найди мне такси.

Он прилег рядом, опираясь на локти.

– Чепуха, Хелен. Мы же только начали. Нужно себя преодолеть. Тебе необходимо привыкнуть к нагрузке. Если каждое утро я буду ставить будильник на пять и мы честно будем вставать, я могу обещать, что не пройдет и полугода, как ты сможешь обегать этот парк два раза. Что скажешь?

Она открыла один глаз, устремив его на Линли:

– Такси. А вы – мерзавец, лорд Ашертон. Как давно вы уже бегаете, не сказав мне, а?

Он улыбнулся и намотал на палец прядь ее волос;

– С ноября.

Она в раздражении отвернулась:

– Бессовестная свинья. Ты смеялся надо мной с прошлой недели?

– Нисколько, дорогая. – И резко кашлянул, чтобы скрыть смех.

– И ты встаешь в пять?

– В основном в шесть.

– И бежишь?

–Хм.

– И предлагаешь продолжать?

– Конечно. Ты же сама сказала, что это наилучшее упражнение и нам надо сохранять форму.

–Правильно. – Она взмахнула рукой в сторону Парк-лейн и уронила руку. – Такси, – сказала она. – Я потренируюсь позже.

Дентон перехватил их, когда они поднимались принять душ после утренней пробежки. Сам Дентон собирался уходить – букет цветов в одной руке, бутылка вина в другой, на лбу начертано «сердцеед». Он изменил направление и удалился в гостиную, говоря Линли:

–Минут через десять, как вы ушли, приходил какой-то парень. – Вернулся он с большим коричневым бумажным конвертом под мышкой. Линли принял конверт, Дентон же сказал: – Он принес вот это. Остаться не захотел. Попросил передать инспектору, как только он вернется.

Линли отклеил клапан конверта со словами:

– Едете отдохнуть?

– Пикник в Доркинге. Бокс-хилл, – ответил Дентон.

– А. Встречаетесь с Дженит?

– Простите, милорд?

– Ничего. Только ни во что не ввязывайтесь, договорились?

Дентон ухмыльнулся:

– Как обычно.

Они слышали, как он насвистывает, закрывая за собой парадную дверь.

– Что это, Томми?

Хелен вернулась с лестницы, увидев, как он вынул из конверта содержимое: пачку желтых линованных блокнотов, исписанных неровными карандашными каракулями. Он прочел первые слова в верхнем блокноте – «Крис вывел собак на пробежку» – и у него вырвался глубокий вздох.

– Томми? – сказала Хелен.

– Оливия, – ответил он.

– Значит, она заглотила твою наживку.

– Похоже, что так.

Но Линли обнаружил, что Оливия сама забросила наживку. Пока Хелен принимала душ, мыла голову, одевалась и делала все остальное, что просто необходимо женщинам и что занимает полтора часа, он читал, сидя у окна в гостиной. И он увидел то, что Оливия хотела заставить его увидеть. И почувствовал то, что она хотела заставить его почувствовать. Когда она впервые выдала информацию о ДСЖ – совершенно не нужную Линли для того, чтобы привести расследование смерти Кеннета Флеминга к успешному завершению, – он подумал: «Постой, а что это такое и зачем?» Но потом он понял, что она делает, и понял, что причиной тому гнев и возмущение, вызываемые в ней предательством, которого он от нее ждал.

Он читал последний блокнот, когда к нему спустилась Хелен. Она взяла остальные, тоже начала читать. Она ничего не сказала, когда, закончив свое чтение, Линли бросил блокнот и вышел из комнаты. Она просто продолжала тихонько листать страницы, вытянув на диване босые ноги и подложив под спину подушку.

Линли принял душ и переоделся. Он думал об иронии судьбы: встретить нужного человека в самое неподходящее время, решиться действовать только для того, чтобы этими действиями привести себя к краху, понять, что самые сокровенные мечты оказались иллюзорными, добиться страстно желаемого, чтобы убедиться, что этого совсем не хочется. И разумеется, этот заключительный иронический штрих. Бросить вызов, состоящий из полуправды, откровенной лжи и намеренной дезинформации, чтобы получить в ответ перчатку, брошенную самой правдой.

Решайте, слышал он ее насмешливый голос. Решайте же, инспектор. Вы можете это сделать, Решайте.

Когда он вернулся к Хелен, она дошла уже до середины стопки. Линли подошел к стереосистеме и начал беспокойно перебирать компакт-диски. Он не знал, что ищет, знал только, что сразу поймет, когда найдет.

Хелен все читала. Он рассеянно выбрал Шопена. Опус 53, ля-бемоль мажор. Это было его любимое произведение нерусского композитора. Когда из динамиков полилась музыка, Линли подошел к дивану. Хелен убрала ноги, он сел рядом и поцеловал ее в висок.

Они не разговаривали, пока она не закончила чтение, а тогда зазвучала уже другая музыка.

– Значит, ты был прав, – сказала Хелен. И когда он кивнул, добавила: – Ты все это знал.

– Не все. Я не знал, как она это сделала. И не знал, кого она надеялась подвести под арест, если до этого дойдет.

– Кого? – спросила Хелен.

– Джин Купер.

– Жену? Не понимаю…

– Она взяла синий «кавалье». Оделась так, как ни за что не оделась бы при других обстоятельствах. Если бы ее или машину заметили в ту ночь у коттеджа, описание, данное любым свидетелем, указало бы на Джин Купер.

– Но мальчик… Томми, разве мальчик не сказал, что у женщины, которую он видел, были светлые волосы?

– Светлые, седые. Он был без очков. Автомобиль он узнал, но женщину видел смутно, а остальное додумал. Он решил, что мать приехала повидаться с его отцом. А у нее была причина повидаться с ним и причина убить Габриэллу Пэттен.

Хелен задумчиво кивнула:

– Если бы Флеминг сказал Мириам Уайтлоу, что едет в Кент, чтобы разорвать отношения с Габриэллой…

– Он остался бы жив.

– Но почему он ей не сказал?

– Гордость. Однажды он уже испортил себе жизнь. И ему не хотелось, чтобы она знала, как близко он снова подошел к подобной черте.

– Но она все равно со временем узнала бы.

– Верно. Но тогда он иначе представил бы разрыв с Габриэллой: он, дескать, ее перерос, пресытился ею, осознал, что она за женщина. Видимо, так он в конце концов и сказал бы Мириам. Он просто не был готов сообщить это в тот момент.

– Значит, всему виной выбор времени.

– В каком-то смысле, да.

Линли взял ее за руку, наблюдая, как естественно переплелись их пальцы. Неожиданно этот жест тронул его тем, что обещал и что открывал.

Хелен нерешительно произнесла:

– А остальное. Спасение животных.

–А что тебя интересует?

– Что ты сделаешь?

Он помолчал, обдумывая вопрос, оценивая скрытые последствия каждого ответа, который он мог ей дать. Когда же он так и не ответил, она продолжала:

– Мириам отправится в Холлоуэй, Томми.

–Да.

– А ты знаешь, кто работает с этим? Кто расследует дела о похищении этих животных?

– Это легко выяснить.

Он ощутил пожатие ее пальцев.

– Но если ты сдашь Криса Фарадея тем, кто занимается этими взломами и похищениями… Томми, у нее никого не останется. Ей придется жить в приюте или в больнице. И то, что ты попросил ее сделать, окажется впустую.