– Но никого не видно, дедушка.

– Разве ты их увидишь? А они все рядом. Мой легион. И я их вот тут держу! – Дед обернулся ко мне, блеснув неожиданно ясными глазами, сжал свой сухонький кулак, обтянутый коричневой кожей. – Ни один не улизнёт.

– Может, вам просто забыть о них? Телевизор посмотреть? – Мне стало не по себе, что говорю с сумасшедшим всерьёз.

– Не дадут покоя! – С досадой махнул рукой он.

– И вот так всю жизнь?

– Нет… нет, мон ами. Не всю. – Он глубоко вздохнул, поднял взгляд на облака, медленно плывущие над крышами. – И я был свободен, молод. Дивный Прованс. Мой дядя был учёным человеком, составлял лекарства, а я помогал. Но юнцам хочется приключений…

– Вы француз? – Изумился я богатой фантазии деревенского деда, в биографии которого ничего занимательнее создания колхоза не предполагал.

– О да! – Глаза деда вспыхнули. – Там была одна Жюльет, нет Жюстина… впрочем, всё равно. Я уходил на войну, и она накануне, вечером согласилась прийти ко мне домой. Но обманула! Ах, девчонки!

Я невесело ухмыльнулся.

– Да, дед, они такие.

Он вскинул голову, глядел в осеннюю даль вдохновенно, просветленно.

– Славное время! Всё казалось нипочём, только работай саблей! Бывало, голодал, а бывало, горстями грёб червонцы. Но слаще всего миг, когда видишь французский флаг над чужой крепостью. И я был молод, и наш славный император… Мы шли, и под наши сапоги ложилась Европа, а её девки ехали в нашем обозе, кто волей, кто неволей – чешки, болгарки, польки. Но я запомнил только Жьюлет, нет Жюстину, которая не пришла…

– Какой император? – Прервал я.

– Бонуапарт. Великий полководец. И уважал простых солдат, знал всех по имени.

– Ну, всё, приехали, – сказал я, вставая. Дело дошло до Наполеона, значит, старик конкретный псих. Классический.

– Не веришь? – Быстро спросил он. – Ладно, ступай. Не мешай делу.

Но меня разбирало любопытство, до какого края может дойти фантазия старика, и я твёрдо заявил:

– Верю. Чего только в жизни не бывает! А что дальше?

– Дальше была русская зима. – Старик опустил голову, водя клюкой по песку. – Мы брели назад, ели палых лошадей, грелись у костров. Однажды зашли село, надеясь найти еду и ночлег. Все дома были пустые, но над одним вился дымок. И вдруг на отряд налетела неведомая сила. Нас бросало и било о деревья и заборы. Командиру кол вошёл в живот, и он умирал в муках, кому-то оторвало голову, снег залила кровь. Но врагов мы не видели! Словно на нас напала пустота, ничто, ощетинившееся незримыми клыками и когтями. Остались живы только я и мой товарищ… да, такой весёлый парень со шрамом. А я был полковой лекарь… Когда всё стихло, почти на рассвете мы выбрались из-под перевёрнутых саней, под которыми прятались, и вошли в дом, где светило окошко. Там умирала старуха. Она и подарила мне Силу. Сначала я не понял, что со мной сталось. Странные твари пришли утром и стали требовать работы. Я пытался прогнать их, но они принялись мучить меня. Мой товарищ убежал – ему показалось, что я сошёл с ума. Но нет! Меня просто объял ужас.

Приказал им, чтобы охраняли меня. Но для охраны хватало одного. Велел перенести меня к императору. Но они сказали, что привязаны к этому месту, к этому селу. Не позволят мне уйти. Я побежал в церковь, чтобы попросить русского пастора… священника спасти мою грешную душу, но упал на пороге, меня отшвыривало от двери. Это видели русские крестьяне, местные, они вернулись из леса, где скрывались от французов, и теперь спешили с вилами, чтобы убить меня, но эти существа, мои демоны, стали рвать их в клочья. Тогда я приказал демонам остановиться, и остановились. Я пошёл на окраину села и спрятался в пустой избе. Но все твари пошли за мной. И кто не поместился в доме, облепили его снаружи. Ночью они исчезают. Думаю, проваливаются в ад. Но утром – а старуха передала мне Силу как раз на утренней заре – являлись ко мне и просили дела, много дел! Я не знал, что придумать. Простой солдат. Посылать их издеваться над людьми не хотел. А именно это доставляло им особое удовольствие. Я ненавидел своих незримых тюремщиков. А меня ненавидели местные, среди которых я остался жить поневоле. Но иногда, таясь от остальных, меня навещали недужные, чтобы попросить помощи, потому что сочли колдуном – а разве я был им? Просто знал, как лечить раны, как снять жар…

Однажды увидел её – русскую девушку, похожую на Жьюлет, или Жюстину. Она прибежала ко мне, чтобы спрятаться от красных, которые арестовали её отца. Да, прошло уже более ста лет после того, как я принял Силу, но постарел не сильно. На вид казалось, что не старше тридцати пяти. Красные явились за ней, тут я и задал работу своему чёрному легиону. Больше никто не видел этих солдат. Девушка спросила, как отблагодарить меня за спасение. И я попросил стать моей женой. И что ты думаешь? – Торжествующе спросил старик. – Она согласилась! И призналась, что хотя в селе меня зовут ведьмаком, но я всегда нравился ей. Рассказал жене о своих чудовищах, она испугалась, но эта девушка была умнее меня. Она сказала: запряги лошадь, привези с реки телегу песка, высыпи его у крыльца и прикажи им носить по одной песчинке туда, откуда каждая из них взята! Вот и таскают по сию пору. – Завершил он свой рассказ. – Ладно, иди. Наговорил я тебе лишнего.

Неподалёку Миха поправлял изгородь палисадника, я подошел к нему, пожал руку и заметил:

– Дед вашего подлечить надо – говорит, что Наполеона видел.

– Может, и видел. – Хмуро сказал Миха. – Уже не знаю, что думать. С детства слышал от родителей, что есть у нас в Узварово дальний родственник. Они его звали просто Дед. Мол, не надо забывать о нём. Что всегда в нашем роду знали – случись что, Дед поможет. А как поможет, и кому помогал, об этом не говорили. Я пытался выведать больше, но мои бабка и дед сразу замолкали. А мать отмахивалась: «Недосуг байки рассказывать. Просто уважай старость, сынок». Вот и уважил. Когда один я из семьи остался, а было мне чуть больше двадцати, наверное, как тебе сейчас, жену в дом привёл, верующую. Таней звали. Зовут. Ты её не видел, беленькая такая, с длинной косой. И вот как-то раз рассказал ей про Деда. Она и говорит: надо его навестить. Навестили. Страшная кривая хата под соломенной крышей, и это посреди центральной улицы. Видно, построена она была тут лет сто назад, да так и осталась. Со всех сторон подперта брёвнами, чтобы растрескавшиеся стены не упали. На завалинке сидел Дед и, как помню, тыквенные семечки грыз. Перед ним куча песка. Таня подала Деду пакет с пирожками, банку молока. Он говорит:

– Спасибо, дочка. А вы не Дижовы?

– Да. – Отвечаю.

Тут он стал расспрашивать про моего покойного отца, вспоминать, каким резвым мальчонкой тот в детстве был, как они вместе рыбачили. И тут дьявол меня дёрнул сказать:

– А вы бы к нам переехали. Дом большой, отопление газовое, еды на всех хватит.

Он говорит:

– Ох, спасибо, сынок. Хата моя того гляди развалится, и хоть есть мастера, что вмиг построят дворец, однако не желаю просить их.

– Жулики?

– Нет. – Он усмехнулся и головой покачал.

А жена стала меня за доброту хвалить. Приятно. Через день смотрю – Дед стоит на пороге с сундучком – такие сейчас только в фильмах и увидишь, про царскую Россию. Таня ему загодя комнату приготовила. Зашёл новый жилец в прихожую и столбом замер. Я сначала не понял, почему. Потом всё же боком, боком прокрался к себе. А на другой день начал характер показывать.

– Снимите, – говорит, – икону, или хоть полотенцем завесьте, а то мне от неё не по себе.

Таня говорит:

– Этой иконой меня мать замуж благословила. Одумайтесь, дедушка, такой старый, а атеист. Вспомните о душе.

Он руками замахал:

– Это не для меня. А о душе думаю ежечасно.

В общем, как ни старалась она его уломать, Дед ни в какую. А образ стал к стенке ликом поворачивать. Я пригрозил, что такого гостя обратно отправлю в хибару. Но как-то проезжал на работу, смотрю, а хата его развалилась. В дом престарелых отдавать? Стыдно перед людьми. А Таня что-то стала болеть. То одно, то другое. В общем, однажды сняла она икону, собрала вещи и ушла к матери. Я человек тихий, но тут на деда вызверился. И вдруг чую, не могу его ударить, и всё тут. Кулаком так по притолоке шарахнул, что рука болела едва ли не месяц. А на второй день Дед велел песок привезти. Я говорю: