Лесник подошёл к избе и крикнул:

– Глафира Евдокимовна! Дина Витальевна! Я с новостями!

Старуха сидела на пороге и грызла корень. Уставилась недобро.

– Другой человек теперь лесом владеет. Помнишь, пропал прежний?

Она кивнула.

– Его двоюродный брат всё унаследовал. Доставить к тебе?

Она помахала рукой, словно рубя дерево.

– Нет, рубить не будут. Он, говорят, собрался базу отдыха строить. Облагородить хочет владенья твои.

Она пожала плечами, отбросила огрызок корня и скрылась в избе.

Лесник вздохнул и побрёл в село. Если старуха не хотела встречи с новым барином, то и ему о ней докладывать не стоило. По пути увидел, что пустовавший шест украшен человеческим черепом, поспешно отвёл глаза. Давно знал, что со старухой связываться не стоит – и отец, и дед предупреждали об этом. Вспомнил, как полиция год назад весь лес прошерстила, искали Юрия Валентиновича. На избу ни один мент не наткнулся. Лесник её в это время замечал то на дне оврага, то у болота, но вот бабка вернула суетливое своё жилище на любимую поляну.

* * *

Виктор Антонович – новый хозяин леса, приходился прежнему двоюродным братом. Мужчина лет пятидесяти – плотный, с квадратным лицом и таким жёстким взглядом, что по пустякам вряд ли кто обратится. Но вот обратились – друг побывал у него в усадьбе, осмотрел лес, добрая часть которого, благодаря бригаде рабочих и дизайнеру, превратилась в парк с романтическими беседками, статуями и ажурными мостами, и возжелал сыграть здесь свою свадьбу. А поскольку был он ещё и деловым партнёром Виктора Антоновича, тот решил не отказывать – всё равно парк будут арендовать под праздники и отдыхать здесь, с чего-то нужно начинать. Правда, лесник, услышав об этом, пробормотал что-то непонятное: мол, на Воздвиженье всё в лесу сдвигается, и лучше в этот день там не появляться. Но Виктора Антоновича ни праздники, ни народные суеверия не интересовали.

И вот уже возле озера, на асфальтированной площадке играет оркестр, кружатся пары, а под тентом, украшенным воздушными шарами, стоят столы с угощением. Вокруг озера загорелись фонари. Чем не Европа? Словно кадры из английского фильма. Правда, в таких фильмах обычно появляется чудовище…

Виктор Антонович делает глоток шампанского из бокала. Он не любит суету, и сейчас, когда праздник в самом разгаре и не требуется присутствие хозяина, самое время отдохнуть от людей. Он пьян, но в меру. Углубляется в лес. Что за живописная тропинка – здесь он тоже прикажет установить фонари. Впрочем, сначала надо узнать, куда она ведёт? Оранжевый свет заката окрашивает стволы деревьев в розовато-бронзовый цвет, а их осенние кроны играют оттенками золотого, коричневого, красного. Воздух, насыщенный ароматами трав и смолы, словно вино.

Внезапно за веером ветвей открылась поляна с уродливой избой, утонувшей в груде листвы, словно в гнезде.

– А это ещё что за сарай? – Виктор Антонович обошёл вокруг строения. В окне вместо стекла клочок целлофана. Над дверью прибита ржавая подкова. Под стрехой, где камыш нависает над стеной, кто-то возится, пищит.

Дверь скрипнула, на пороге появилась хозяйка. Седые лохмы свисают по сторонам коричневого лица, блестят глаза из тёмных провалов под выпуклыми надбровными дугами. Нос и подбородок гипертрофированы, словно у маски тролля.

– Вечер добрый. – Напористо поздоровался Виктор Антонович, – А кто вы такая, позвольте узнать?

Старуха молча подошла к визитёру, понюхала бокал в его руке. Виктор Антонович раздраженно сунул посудину в карман.

– Я владелец данной территории. Почему меня не проинформировали о вас?

Старуха не реагировала на слова. Словно потеряв интерес, повернулась и шагнула к избе, но Виктор Антонович ухватил её за локоть.

– Бабка, этот лес – частная собственность. Документы на дом есть? Прописана где, глухая тетеря?

Старуха повернулась, уставилась ему в глаза янтарными глазами – один зрачок то сужался, то расширялся, ему пришло на ум, что так, по словам астрономов, сужается и расширяется Вселенная.

– В общем, так, – сказал Виктор Антонович, переборов оторопь. – Нет документов – поедешь в дом престарелых. Будешь жить на всём готовом – еда, постель, тепло. Ясно тебе? К понедельнику собирай вещи.

Старуха вдруг скрутила из корявых пальцев дулю и сунула под нос бизнесмену.

– Ах, старая ведьма! Не хочешь ехать – в мешке отвезут. Мне в парке не нужна антисанитария.

Он выпустил её костлявую руку, брезгливо вытер ладонь о полу пиджака и пошёл ломиться сквозь кустарник на звуки танцевальных шлягеров. Музыка неуловимо менялась, в неё вплеталось всё больше шуршащих, потрескивающих нот, щелчков и треска. Он стал спускаться в лощину, полную тумана, словно чаша с молоком. Откуда-то слышалось тихое шипение и посвистывание. Что-то скользнуло по щиколотке. Виктор Антонович глянул вниз и обомлел – лощина была полна змей, медленно, томно сплетающихся в огромный клубок. Он стоял на краю клубка, а вокруг ползали бесчисленные гады.

На Воздвиженье все змеи в лесу собираются в одно место и празднуют свадьбу. Горе тому, кто помешает.

На шестах красовались несколько звериных черепов и два человеческих. Лесник мелко перекрестился, прячась за еловую ветку, и только тогда вышел на поляну.

Старуха плясала. Босая, по засыпанной первым снегом траве. В абсолютной тишине. Она то бежала по кругу, вращаясь, то делала прыжок в сторону, хищно растопыривая тонкие руки в обтрёпанных рукавах. В движениях чувствовался ритм. Похоже, в косматой голове хозяйки звучала слышная только ей одной мелодия. Вдруг она словно из-под земли выросла напротив лесника. Прямо на него смотрели оранжевые дикие глаза. Он сорвал с плеча ружьё, наставил:

– Дарья Макаровна, отойди ради Бога.

Старуха, ощерившись, выбросила вперёд руки, дуло ружья упиралось ей в грудь.

– Анна Климовна, опомнись. Белены объелась?

Она выдохнула, опустила руки, отвела взгляд, будто одеревенела.

– Лес унаследовал мальчишка какой-то.

Старуха хмыкнула.

– Охранник говорит: рубить не будет. Вообще ничего делать не будет. Раздолбай. Вроде, художник. Рисует, то есть. Малюет. Картинки пишет. – Он помахал рукой, словно красил забор. Старуха снова хмыкнула. Долгие годы общения с ней научили лесника, что некоторые слова она не понимает, и тогда он старался подобрать похожие по значению.

Старуха снисходительно ухмыльнулась.

– Вот и я о чём. Что Бог не делает, всё к лучшему. Наконец-то никто не будет зверьё распугивать. Да и, признаться, мужики с нашего села давно меня упрекают, что не пускаю их рыбачить на озеро, а баб ихних за ягодами. Им же не объяснишь, что теперь, как до революции, баре завелись. Художники – народ не жадный, душевный. Правильно я думаю? Говорят, правда, что к пьянству они склонны, но это на Руси не порок. Так?

Старуха отвернулась и вдруг через всю поляну прыгнула в чащу, еловые ветки качнулись и замерли. Лесник знал, что хозяйка устраивает пляски перед охотой, и поспешно ретировался – вдруг окаянная в азарте перепутает с дичью? Однажды застал её неподалёку – старуха, стоя на коленях над убитым кабаном, руками вырывала внутренности, воздевала их к небу. Залитая кровью, что-то выла, раскачиваясь, словно одержимая. Лесник бежал без оглядки до села и успокоился только после бутылки первача.

* * *

Новый хозяин приходился Виктору Антоновичу племянником. Звали его Иваном. Парень лет двадцати пяти, высокий, худой, волосы кудрявые, лицо симпатичное, но уж больно печальное. Лесник и к нему пришёл, спросил о зарплате. Парень сказал, что всё останется по-прежнему. В зале стоял мольберт, стол с красками, к стене прислонены чистые холсты. Готовых картин лесник не заметил.

– Нет вдохновения. Творческий кризис. – Уныло сказал молодой человек.

– А вы погуляйте по лесу, у нас виды красивые, вот хотя бы у озера, – радушно предложил лесник. Признаться, ему показалось интересным – выживет ли барчук после знакомства со старухой? Но через минуту лесник устыдился своего жестокого любопытства, и стал отговаривать, пугая тем, что в лесу полно волков.